Джеймс Барри - Питер Пен
Питер научил ребят кое-какой лесной премудрости, которую сам перенял от Тигровой Лилии и Динь-Динь. Он знал, что Малышка, если б мог, оставил бы зарубки на деревьях, а Кудряш накидал бы камешков. Возможно, что Венди кинула бы носовой платок где-нибудь на видном месте. Но чтобы обнаружить все это, пришлось бы дожидаться рассвета, а он не мог терять времени.
Питер произнес страшную клятву:
— На этот раз — или Крюк, или я!
Он шел, пригибаясь к земле, невидимый и неслышный. Потом распрямился и побежал, придерживая рукой обнаженный кинжал.
Глава четырнадцатая
НА ПИРАТСКОМ КОРАБЛЕ
Крошечный зеленый огонек, поблескивавший недалеко от устья реки, показывал, где находится пиратский корабль «Веселый Роджер». Это было ободранное судно, низко сидящее в воде, отвратительное до последней мачты. Это был мерзкий морской людоед, которому не нужны были никакие сторожевые вахты. К нему все равно не подошло бы никакое морское судно, в ужасе от одного только имени этого корабля.
Ночь окутывала его плотным одеялом. На берег не доносилось с него ни единого звука. Да и вряд ли эти звуки могли быть приятными, кроме разве что жужжания швейной машинки, за которой сидел Сми. Воплощение обычности и серости, он был даже чем-то трогателен, этот Сми.
Кое-кто из пиратов, облокотившись о фальшборт, распивал джин, другие растянулись возле бочек, играя в карты и в кости. Те четверо, что несли домик, валялись на палубе, измученные тяжелой ношей, и спали. Но даже во сне они не забывали откатиться подальше от Крюка, чтобы он ненароком не всадил в них свой железный коготь.
Крюк вышагивал по палубе, погруженный в свои мысли. Это был час его торжества. Питер наконец-то был навсегда устранен с его пути. Все остальные мальчишки были на бриге, и скоро их ожидала планка. Это была доска, нависшая над морской пучиной. Когда человек доходил до ее конца, временно закрепленный другой ее конец освобождался — и несчастный летел в воду на съедение акулам.
Крюк шагал твердо, но радости не чувствовалось в его поступи. Крюк был подавлен. Им часто овладевало такое настроение, когда он оставался наедине с собой в ночной тишине. Он был в общем-то очень одиноким человеком. Пираты, верные собаки, не были его друзьями.
Крюк было его прозвище, а не настоящее имя. Он был из хорошей семьи и окончил когда-то привилегированную школу. Кое-что из ее традиций все еще оставалось в нем. И в особенности забота о том, чтобы быть всегда в хорошей форме.
В хорошей ли форме он сейчас? Вот над чем размышлял мрачный Крюк.
Его вдруг посетило предчувствие скорого конца. Точно страшная клятва Питера достигла в этот момент корабля. Потом его ошеломила мысль: «Меня всегда не любили дети». Странно, что он подумал о том, что никогда в жизни его не заботило. Швейная машинка, что ли, нагоняла на него меланхолию? Да, дети его всегда боялись. Вот Сми-то они почему-то не боятся! Он им даже вроде бы нравится. Чем же он им нравится? Может, тем, что он в форме? Боцман всегда был в хорошей форме, хотя сам не догадывался об этом. А не догадываться — это и есть лучшая форма! Крюк уже занес свой коготь над Сми, но остановился. Ударить человека за то, что он в форме? Что это должно было означать? То, что ты сам — в плохой форме!
— Свистать всех наверх! — отдал он команду громовым голосом. — Вывести пленников.
Бедных узников, всех, кроме Венди, выстроили перед ним.
— Так вот что, паршивцы, — обратился к ним Крюк. — Шестеро из вас сейчас прогуляются по дощечке, но мне нужны два юнги. Кто из вас будет мне служить?
Когда они еще сидели в трюме, Венди велела им:
«Не раздражайте его понапрасну». Поэтому послушный Болтун сделал шаг вперед, и хотя ему была неприятна мысль покоряться такому мерзкому человеку, как Крюк, он начал очень вежливо:
— Я не думаю, сэр, чтобы моей матери была симпатична мысль, что ее сын сделался пиратом. И твоей тоже. Малышка, а?
Он подмигнул Малышке.
— И я думаю: да, она бы не захотела, — сказал Малышка с таким видом, точно желал, чтобы это было наоборот. — А ваша мама. Двойняшки, захотела бы, чтобы вы стали пиратами?
— Вряд ли, — ответил один из Двойняшек.
— А твоя мама. Кончик…
— Прекратите — завопил Крюк. — Вот ты, мальчик, — обратился он к Джону, — разве ты никогда не хотел быть пиратом?
Джон действительно иногда мечтал об этом, когда его заставляли решать задачки по арифметике. Его поразило, что Крюк об этом догадался.
— Хотел. И чтобы меня называли Джек Красная Рука.
— Хорошее имя, — подтвердил Крюк. — Мы будем так тебя называть, если ты станешь пиратом.
— Как ты думаешь, Майкл? — спросил Джон. И вдруг Крюк по его глазам понял, что тот просто дурачит его и оттягивает время. Он взорвался:
— Хватит! Готовьте планку и приведите сюда их мамашу!
Они были всего лишь мальчишками, и они побелели от ужаса, видя, как Джукс и Чекко привязывают доску. Но они постарались выглядеть молодцами, когда на палубу вывели Венди.
Трудно было передать, как Венди презирала пиратов. Еще для мальчишек в самом слове «пират» было что-то захватывающее. А она увидела лишь то, что судно не драилось годами. Все так заросло грязью и пылью, что не было ни одного предмета, на котором нельзя было бы написать пальцем «Дурак». И она кое на чем уже написала.
— Так вот, красавица, — сказал Крюк сладким голосом, точно он сидел в сахарном сиропе. — Сейчас ты увидишь, как твои деточки прогуливаются по планочке.
— Они должны умереть? — спросила она, глядя на него с таким презрением, что он чуть не потерял сознание.
— Обязательно! — закричал он. — Тихо! Мать скажет прощальное слово своим детям.
Венди была великолепна в этот момент.
— Вот мое последнее слово к вам, дорогие мои мальчики. Я знаю, что должна передать вам от ваших настоящих матерей. Они всегда говорят в таких случаях: «Если нашим детям суждено умереть, пусть они умрут мужественно и гордо».
От этой речи даже пираты растерялись и растрогались. Первым пришел в себя, конечно, Крюк:
— Привязать ее!
Ее привязывал Сми. Он шепнул ей:
— Послушай, милая, я спасу тебя, если ты согласишься стать моей мамой.
Но даже симпатичному Сми она не могла этого обещать.
— Я предпочту остаться бездетной, — сказала она презрительно.
Крюк сделал шаг по направлению к Венди. Он собирался повернуть ее лицо таким образом, чтобы она видела, как ее дети погибнут один за другим. Но он не дошел до нее. Он никогда не услышал страдальческого стона, который хотел из нее исторгнуть.
Он услышал нечто иное.
Это было ужасное тик-так крокодила.
Все они: и пираты, и мальчишки, и Венди — услышали тиканье, и все взоры, как флюгера от ветра, повернулись в одну сторону. Все глядели не туда, откуда доносились звуки, а на Крюка. Всем было ясно: то, что должно сейчас произойти, касается его одного; в один миг они превратились из действующих лиц в зрителей.
Было страшно наблюдать, как Крюк меняется в лице. Он рухнул на палубу. Всеми владела одна и та же мысль: крокодил вот-вот поднимется на корабль.
Другой бы на месте Крюка так и остался бы лежать без чувств. Но деятельный мозг Крюка заработал.
Он стал на четвереньки и отполз в дальний конец палубы.
— Спрячьте меня, — прохрипел он.
Пираты окружили Крюка, не глядя туда, откуда мог появиться крокодил. Они не собирались сражаться с ним. Это была сама судьба.
Когда мальчишки перестали видеть Крюка, страх уступил место любопытству. Они все ринулись к тому борту, откуда доносилось тиканье часов, чтобы увидеть, как крокодил карабкается на борт. И тут им предстоял самый большой сюрприз этой Ночи Ночей. Потому что вовсе не крокодил спешил им на помощь. Это был Питер. Он подал им знак, чтобы они сдержали готовый сорваться вопль восхищения, и продолжал тикать.
Глава пятнадцатая
«НА ЭТОТ РАЗИЛИ КРЮК, ИЛИ Я!»
Странные вещи случаются с нами иногда в жизни. А мы даже не замечаем, что они происходят. Так, например, мы вдруг обнаруживаем, что какое-то время были глухи на одно ухо, ну, скажем, в течение получаса. Такое произошло с Питером в ту самую ночь. Мы оставили его на острове, когда он крался по берегу, прижимая палец к губам, а в другой руке держа наготове кинжал. Он видел, как мимо проплыл крокодил, и не нашел в этом ничего необычного. Но постепенно до сознания Питера дошла удивительная вещь: крокодил не тикал; Спервоначалу ему стало жутко, а потом он сообразил, что часы просто испортились. Нимало не заботясь о том, что может чувствовать живое существо, которое так внезапно лишилось своего постоянного спутника, Питер быстро понял, как он может обернуть это открытие в свою пользу. Он решил сам тикать, чтобы дикие звери подумали, что он крокодил, и дали ему пройти невредимым. Он тикал великолепно. Только одну вещь он упустил из виду. Крокодил тоже оказался среди тех, кто слышал тиканье часов. И он устремился следом. То ли решив, что он сможет получить назад свою потерю, то ли из дружеских чувств решив, что часы вырвались на волю и тикают сами по себе и не худо бы с ними встретиться. Этого никто никогда не узнает. Ясно одно: что крокодил, как и всякое существо, одержимое навязчивой идеей, был глупым животным.
