Вероника Кунгурцева - Похождения Вани Житного, или Волшебный мел
— Да, Мекеша, наши дела как сажа бела! — вздохнула под конец беседы бабушка и, вытащив из пачки беломорину, задумчиво раскурила папироску и дала козлу. Мекеша, который с детских лет не бывал в избе, — когда его, мокрого и дрожащего, бабушка принесла и посадила на печку, — оглядывался с любопытством, вспоминал, как тут и что, и дымил почём зря. Очень ему хотелось вскочить на лавку, а оттуда на стол, чтоб исполнить копытами что‑нибудь эдакое, геройское, но он себя сдержал. В конце концов Василиса Гордеевна опамятовалась и отправила козла на улицу.
Глава 10. Шиш да Перкун
Грязищи незваные гости и впрямь нанесли достаточно — ливень‑то был нешуточный, дорогу развезло. Раз такое дело, Ваня решил вымыть все полы — заодно уж; у бабушки швабры не было, приходилось корпеть на корточках. Выхлопал домотканые половики, постелил их в зале на влажный пол — приклеились, ровно кожа, надраил сени, натёр речным песочком ступеньки и деревянный тротуар, ведущий к воротам. Выхлестнул воду, повесил тряпку на колья, полюбовался своей работой. Красота! Половицы были некрашеные, от досок пахло сладостно — мокрым деревом, чистотой, не то что в больнице — хлоркой да затхлостью. Сандалии оставил подле ворот и босиком побежал по настилу к крыльцу, а оттуда в избу.
Василиса Гордеевна рылась в комоде, бормоча: «Нету, нигде нету, да куда ж я его задевала…»
— А ты чего, бабань, ищешь? — спросил Ваня.
— Чего надо — то и ищу. Вот без плакун-травы‑то остались… Не знашь теперь, что и делать.
Ваня больше не стал выспрашивать, а стал бабушке помогать искать то, не знаю что, тем более что она как раз открывала ключом, который висел у неё на груди, загадочный сундук… Когда крышка откинулась — Ваня чуть с головой туда не влез.
— Ну–ко! Темнишь ведь, отойди‑ка.
Ваня тогда зашёл с другого боку и оттуда заглянул в сундучище. Он был разочарован, ничего такого в сундуке не было: стопы тёмных отрезов на платья, платки, узорчатые полотенца, вышитые наволочки, побитые молью шапки, пуговицы да вязальные спицы в жестяных коробках, в узлах — тучи непряденой белой шерсти, а больше ничего. Бабушка, как и Ваня, тоже была раздосадована:
— И тут нету!
Осмотрели ещё кухонный шкафчик, порылись в чулане, повытряхивали хлам из сарая во двор — Василиса Гордеевна нигде не находила того, что искала. Она притомилась, села на перевёрнутое кверху дном ведро и вдруг стукнула себя кулаком по лбу:
— Кажись, Анфисе отдала! Точно, ей!..
— А кто это — Анфиса? — мигом заинтересовался Ваня. А ну как это… Ведь никаких женских имён бабушка до сей поры не произносила. Неужто… Но через секунду был сильно разочарован бабушкиным ответом:
— Сестра моя. Была у меня в последний раз — это в каком же году‑то?.. Просила всё: дай да дай… Ну я и отдала. Обещалась вернуть. Так вот и давай людям… И как это я забыла! Заместо памяти — решето. Али она мне глаза замазала, чтоб не вертать?!
Но тут интересный разговор прервался, ворота открылись — явился сосед Коля Лабода за обещанными водочными талонами.
— Чего это у вас тут за тарарам? Никак к переселению готовитесь? Заходили к вам инструктора‑то?
— Заходили, — отвечала бабушка. — А к вам, что ль, тоже заходили?
— А как же! Ко всем заходили — и к нам тоже. Мы с матерью не дождёмся, когда уж переедем… Говорят, ещё месяца два ждать придётся. Скорей бы уж! Огород этот надоел хуже горькой редьки, мать всё время цепляется — не вскопано да не посожено… А оно мне надо, я — городской житель, и сельский труд этот у меня во где! — Коля ребром ладони чуть не перерезал себе глотку.
— Ага, — сказала Василиса Гордеевна. — А другие как?
— И другие тоже рады–радёхоньки. Недовольных‑то: раз, два — и обчёлся.
— Ага, — опять сказала бабушка и нахмурилась, глаза стали белыми. Ваня отшатнулся от неё подальше.
— А как с талонами‑то, Гордеевна? Обещалась… — приступил к делу Коля. Бабушка зыркнула на него, послала Ваню в избу принести что надо и ткнула талоны Коле:
— На, подавися!
Коля обижаться не стал, а пошёл себе восвояси.
Василиса Гордеевна заставила Ваню вертать хлам на место, в сарай, а когда он, сделав дело, вошёл в избу, бабушка опять сидела за прялкой, выпрядала белую нитку из белого облака шерсти. Из сундука она эту шерсть достаёт, знал теперь Ваня.
— Кому, бабаня, нитку прядёшь, мне?
— Тебе, Ваня, тебе, а то кому же… Видишь, белая нитка пошла — всё, как обещалась. А скажи–ко мне, ты… тоже хочешь в девятый‑то этаж?
— Не–е, — замотал Ваня головой, — я уж жил в этажах этих, ничего там нет хорошего. Мне здесь нравится, у тебя.
Василиса Гордеевна пристально посмотрела на Ваню и кивнула:
— Тогда ладно.
— А… чего мы, бабаня, искали‑то? Чего тебе сестра не вернула, Анфиса эта?
— Не Анфиса, а Анфиса Гордеевна, она старше меня, я ведь меньшая сестра. А ты против неё — пузырь. Гляди у меня, только по отчеству чтоб величал её, а то не ровён час обидится…
— Да где ж я её увижу — по отчеству величать?
Василиса Гордеевна вздохнула, поплевала на пальцы, помочила махрящуюся нитку и стала скручивать. Веретено, сделав несколько кругов, остановилось и, скатившись с бабушкиных колен, упало на пол.
— Ведь придётся мне тебя, Ванюша, к ней отправлять, — говорила Василиса Гордеевна. — Вернутся эти окаянные, как пить дать вернутся! У них планы эти генеральские ещё имеются, в сейфах всяких запрятаны, и в этих планах опять нас нет как нет. Мокрое место есть, а нас нет, и мне до сейфов этих не добраться, силы уж не те… Я бы сама, конечно, пошла к Анфисе, когда б не нога… На одной ноге далёко не ускачешь, а путь не близкий, и поспешать надо — вишь, срок‑то какой дали: два месяца. Мало это, ох мало, Ваня. Через недельку‑то я встану на ноги — да боюсь, как бы поздно не было, сегодня надо отправляться. Кто знат, сколь ещё проходишь.
Ваня только хотел высунуться с вопросом, дескать, за чем он пойдёт к ней, к Анфисе этой, что они искали, да не нашли… но Василиса Гордеевна вдруг огорошила его:
— Один ты, конечно, не дойдёшь. Дороги не знашь, да и мал ты ещё по таким делам ходить. Помощника тебе надо. Придётся суседко звать, больше некого. А ну как он не согласится?!
— Колю Лабоду? — удивился Ваня. — Конечно, не согласится.
— Какой тебе Коля! Не смеши–ко! Ну–ко, пошли!
Василиса Гордеевна с ножницами поскакала во двор, подманила папироской Мекешу и, пока он, потеряв бдительность, млел за курением, отхватила у него порядочный кусок бороды. Разрезала эту шерсть пополам, одну часть сунула себе в левое ухо, другую — в Ванино. Подобрала клочки кудели, один клок сунула себе в правое ухо, другой — Ване туда же. Ваня послушно подставлял уши — но слышать после всего этого стал вдвое хуже. Бабушка достала из комода фонарик, сунула в карман фартука — и они на трёх ногах пошли. Но далёко не ушли — завернули всего только в кухню. Василиса Гордеевна откинула крышку подполья, Ваня, пожимая плечами, полез первый и помог бабушке спуститься. Каких уж соседей она тут вздумала искать, не понятно.
Земляной погреб был невелик: стояла кадка с квашеной капустой, в загородке была навалена прошлогодняя проросшая картошка, теснились банки с соленьями да вареньями. Потолок нависал низко, даже Ване приходилось нагибать голову, а уж рослая бабушка согнулась в три погибели.
Шагнув куда‑то в сторону, Василиса Гордеевна выхватила светом фонарика земляную стену, стукнула в неё клюкой… Земля посыпалась… И вдруг Ваня понял, что никакая это не стена, а самая настоящая дверь, только заросшая седой землицей до самой притолоки. Когда земелька осыпалась — обнажились доски, дверная ручка, железная скоба и висячий замок. Василиса Гордеевна дунула в замочную скважину, потом сняла с шеи ключ от сундука, сунула его куда надо — и замок открылся! Бабушка надавила на ручку, стала толкать низенькую дверцу — но та не поддавалась, вросла в землю. Ваня стал помогать ей, поднатужившись, общими усилиями сдвинули дверцу с места, открылась щель в ладонь шириной. Ваня слазил за брёвнышком наверх, вставил его в прореху и, понапружившись, расширил щель: теперь в неё можно было так–сяк протиснуться. Впереди открылся низкий и тёмный ход — Василиса Гордеевна первая скакала, опираясь на клюку, Ваня за ней.
Шли понагнувшись. Ход, не расширяясь, но и не сужаясь, петлял с десяток метров и вдруг резко оборвался. Бабушка вовремя остановилась, Ваня, протиснувшись вперёд, с любопытством заглянул в тёмную яму. Василиса Гордеевна поводила фонариком: яма была узкая, как колодец, но глубокая, дна не видать. Ваня вопросительно поглядел на бабушку. А Василиса Гордеевна легла на землю и, заглядывая внутрь и по–прежнему светя фонариком, принялась кричать, приказав Ване повторять за ней слово в слово:
