Сергей Голицын - Сорок изыскателей
Когда я была еще молодой, мне удалось разыскать в Любце столетнюю старушку, Матрену Ивановну Кочеткову, бывшую крепостную Загвоздецких. Вот рассказ, записанный мною с ее слов.
Номер Третий надела на нос пенсне и начала читать:
— «Бывало, барышня хороводы любила с нами, с крестьянскими девушками, водить и песни пела. Голосок у нее был поистине серебряный. В горелки она быстрее всех бегала, плясала — никто ее не переплясывал. А смеялась — мы все хохотать принимались.
Однажды на лугу возле речки повстречала я ее с тем красавчиком. Ходил он по-городскому, как барин, в лаковых сапожках, да все хлыстиком помахивал, никогда не подумаешь, что он был такой же крепостной слуга, как и мы все.
А какую он должность занимал, я не помню: нам, девушкам, это никакого интересу не составляло. Помню — усики носил да кудри черные. Позабыла, как звали его.
Отец-то у барышни хуже лютого тигра был, а она, добрые люди сказывали, со своим красавчиком бухнулась ему в ноги: дескать, любим друг друга пуще смерти. А он, отец-то, на неделю свою дочку в кладовке запер на хлеб да на воду, а что с тем красавчиком сделал, и не знаю, только что с тех пор никто его не видел.
Той же осенью повстречала я барышню нашу. Сидит одна на горе под березкой, на самой веночек из красных кленовых листьев; я ее не сразу признала, ровно насквозь она светится, шейка тоненькая, пальчики на руках восковые, сидит пригорюнилась, голову опустила. В скором времени померла она…»
Номер Третий сняла пенсне и продолжала рассказывать:
— Эту же историю, но с некоторыми вариантами и сейчас вспоминают старые любичане. И никакого намека на портрет ни в легендах, ни в архивных документах, ни в письмах нет. Я уж и не знаю, что вам сказать ободряющего. Возможно, тот старый библиотекарь, когда приезжал в Любец, увидел в музее натюрморт с загадочной надписью, а остальное все выдумал. Конечно, искать что-либо очень интересно, но искать то, что вообще не существует?..
— А по-моему, существует! — вдруг пискнула на весь зал Соня, испугалась своего писка и прижалась ко мне, словно искала защиты.
— А почему ты, девочка, так в этом уверена? — По строгому лицу Номера Третьего скользнула улыбка.
Все посмотрели на Соню. Как она покраснела! Казалось, кровь сейчас брызнет из ее щек.
— Ну, отвечай.
Но Соня позорно молчала. Все расхохотались.
— А где тот альбом? — Галя подняла свои большие оленьи глаза. — Можно его посмотреть?
— Видишь ли, девочка, в этом альбоме ничего нет интересного, — ответила директор, — детские неумелые картинки, и все.
— А нам очень хочется хоть одним глазком взглянуть на альбом девочки, которая жила больше ста лет назад, — настаивала Галя, умильно и вопросительно глядя на директора.
— Альбом хранится в нашем музее. Если хотите, попросите вам его показать… А теперь спокойной ночи. Я надеюсь, сегодня вы будете спать крепче и лучше, чем накануне, — сказала Номер Третий, красноречиво подчеркивая слова «сегодня» и «накануне».
Она пристально посмотрела на меня и на Магдалину Харитоновну, встала и, высоко подняв свою седую голову, медленно выплыла из зала.
У меня от страха даже язык прилип к гортани. Уже давно погасили свет, а я еще долго ворочался с боку на бок, пока не заснул.
* * *— Скорей, скорей вставайте! — весело кричал Володя в шесть утра. Он был неузнаваемо возбужден. Куда девался его вечно надутый индюшиный вид. — Номер Первый уже пошел в музей! Фотокарточки получились — во!
Кутерьма поднялась невероятная. Кто натягивал шаровары, кто искал тапочки. Мы кое-как умылись, без завтрака побежали в кремль и поспели как раз вовремя: Номер Первый вместе с крохотным высохшим старичком сторожем силился открыть тяжелый висячий замок на двери картинной галереи.
Опять, как накануне, множество пар ног затопало по лестнице. Большой зал. Промелькнули те же портреты надутых вельмож в париках и камзолах. Зал поменьше. Вот знакомый натюрморт. Номер первый приложил к картине фотографию. Увы, мы тут же убедились — кинжал «марсианки» был совсем не тот: рукоятка его оказалась и толще и массивнее и рубин сидел несколько ближе к лезвию.
Рассеянно проглядел я картинную галерею и так же рассеянно вышел во двор кремля. Там столпились все туристы — насупленные, недовольные… И понятно: ведь сегодня мы должны двинуться в обратный путь. Наши продукты кончились, денег осталось только-только на самые дешевые блюда в чайной. Мы все отлично понимали, что наш поход не удался. Правда, мы увидели старинный кремль, познакомились с изыскателями, полазили по старым каменоломням, собрали кое-какие геологические образцы, но… каждый из нас прекрасно понимал, что все это было не то…
— Теперь остается пожелать вам счастливенько добраться домой. — Номер Первый печально пошевелил бровями. — Верно, соскучились по мамашам и папашам да по своим подушечкам? Шарил я, шарил в архиве и ничего путного не нашарил. Нет золота, одна пустая порода. Никаких следов, ни одного намека ни на портрет, ни на имя художника.
Я передал чудаковатому старичку свой московский адрес и пригласил, когда он приедет в Москву, непременно остановиться у меня на квартире.
— Давненько мечтаю на новый университет глянуть, да на Московский Кремль посмотреть, да на метро покататься. Спасибо, спасибо, приеду.
– А вы нам на прощание не покажете альбом бедной девочки? — вздохнула Галя.
Номер Первый вместе со сторожем отпер тяжелый, огромный замок главного здания музея и вынес нам завернутую в газету книжищу размером с небольшой чемодан.
Условились, что мы будем дожидаться прихода Номера Второго, чтобы продолжить прерванный третьего дня осмотр музея, и отдадим заведующему книгу.
— А вас, ребятишки, я, верно, никогда не увижу. Я хотел на прощание сказать вам несколько слов. — Он сложил на животике пухлые ручки и начал: — В вас, дорогие мои, я подметил маленькие, но хорошие искорки настоящих изыскателей. Пусть эти искорки в будущем загорятся, как старинный хрусталь. На изыскательском пути вам встретятся всякие неудачи. Вот как сейчас… С портретом, видно, ничего не вышло, но не огорчайтесь, другое ищите. Вокруг нас, и в жизни и в природе, столько прекрасного, столько любопытного, столько неизвестного — можно всю жизнь искать и находить и вновь отыскивать и открывать. Ищите, наблюдайте, прислушивайтесь. Родине пригодятся ваши находки. А теперь прощайте.
Номер Первый пожал по очереди всем ребятам руки, кое-кого погладил по голове, потом резко повернулся и побрел к воротам кремля.
Все провожали его долгим, немного грустным взглядом…
Витя Большой первый прервал молчание:
— А теперь начнем исследовать этот альбом.
Мальчики бесцеремонно отстранили девочек. Тщательно осмотрели и ощупали темно-синий бархатный, тисненный золотом переплет, а страницы перелистали за две минуты.
— Такая же чепуха, как в альбомах наших девчонок! — самоуверенно заявил Витя Большой.
Альбом перешел в руки девочек. Они уселись на траве, расстелили рядышком несколько носовых платков, на платки положили альбом; мы, взрослые, присоединились к их кружку. Девочки смотрели альбом очень медленно, внимательно переворачивая каждую страницу, восклицали и ахали.
Попадались нам стихотворения, переписанные круглым детским почерком. Стихи мы хорошо знали, а подписи были с непривычным прибавлением: «господин Жуковский», «господин Пушкин», «господин Кольцов».
На иных страницах мы увидели картинки. Вот тоненькой кисточкой акварелью не очень умелая рука нарисовала кудрявого мальчика в голубой шелковой рубашке, серебряная каемка проходила по косому вороту и по рукавам; серебряная, похожая на бубенчик пуговка застегивала ворот у плеча. Под картинкой было написано: «Мой братец Сашенька пяти лет». Не верилось, что этот хорошенький мальчик превратился в лохматого нищего старика.
На следующей странице была нарисована девочка с длинной косой, в смешной широченной юбке, из-под которой торчали длинные кружевные панталончики. А внизу была надпись: «Мне сегодня исполнилось четырнадцать лет».
Далее пошли аккуратно раскрашенные цветочки, бабочки, парусная лодка на ярко-желтом берегу темно-синего моря, собачка, похожая на овечку, и овечка, похожая на собачку.
Меж страниц были вложены засушенные растения. За сто с лишним лет они потеряли свои природные краски. Цветы и листья, бурые и желтые, частью выкрошились, но по очертаниям цветов, по формам листьев мы угадали фиалку, ландыш, лютик, анютины глазки и многие другие.
На последней странице мы увидели картинку-акварель, нарисованную на отдельном листке и позднее вклеенную в альбом.
Рисунок этот совсем не был похож на остальную неумелую детскую мазню. Он изображал ту самую угловую кремлевскую башню, в которую залезал Витя Перец.
