Сергей Вольф - Завтра утром, за чаем

Сергей Вольф

ЗАВТРА УТРОМ, ЗА ЧАЕМ

* * *

 ПЕРСОНАЖИ ПОВЕСТИ

Дети:

МИТЯ РЫЖКИН — ученик Особой высшей детской технической школы № 2

НАТКА ХОЛОДКОВА

РАИСА ВИШНЯК

ИРИНА ВИШНЯК

ВЕНЯ ПЛЮКАТ

КИМ УТЮГОВ

ГАРРИК ПЕТРОВ

ГРИША КАУ

ЛЕКА ШОРОХОВ

ЛУША ЛАРИНА

Ребята из старой школы:

ЖЕКА СЕМЕНОВ

ВАЛЕРА ПУСТОШКИН

РИТА КУУЛЬ

Взрослые:

ПАПА МИТИ РЫЖКИНА — инженер Высшей Лиги

МАМА МИТИ РЫЖКИНА

ЗИНЧЕНКО

РАФА

ЮРА

ВАЛЕРИЯ

ПАЛЫЧ

ДИРЕКТОР ОСОБОЙ ТЕХНИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ

ЭЛЬЗА НИКОЛАЕВНА

ЛЫСЫЙ

ХОЛОДКОВ

ШЕЯ-ПНЕВ

Упоминаются:

ЧЕЛОВЕК ИЗ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ

ДИНА СКАРЛАТТИ — кинозвезда

МАЛЬЧИК-МУРАВЕЙ

СТАРУХА В ШОРТАХ

АЛИСА — девочка из сна

ЖОРА ФАРАОНОВ ЧУЧУНДРА — хомяк

и другие

Время действия — XXI век.

Место действия — земной научный городок и межпланетная станция Аякс «Ц». 

* * *

Ума не приложу, какой смысл был запихивать меня учиться именно в эту школу.

Я учился, как все, в обычной, нормальной школе, не особенно блестяще учился, ничего не скажешь, но и неплохо — без троек, по крайней мере, и вдруг понеслось-покатилось…

В последнее время, я заметил, мой папа как-то странно поглядывал на меня, когда я за утренним чаем, во время обеда или ужина, от нечего делать начинал развивать свои, как он иногда говорил про них, завиральные идеи. Честно говоря, он глядел на меня не как на дурачка, нет, а просто с каким-то неожиданным для меня любопытством, и вот однажды (помню, дело было в субботу, мы завтракали, я торопился в школу, а он был свободен), ничего не подозревая и даже не думая, что что-то может произойти, я сказал ему (а скорее, и не ему, а просто так, в воздух), что птеродактили, на мой взгляд, существуют наверняка, что это только в легкомысленном двадцатом веке не только верили, но и сомневались в этом одновременно, а сейчас — так просто неудобно.

— Птеродактили существуют, — сказал я, — и формула Бэкко из «Химии красителей» элементарно это доказывает. Ну просто элементарно! Вспомни анализы красителей древнейших тканей на устойчивость. Блуждающий кобальт скорлупы яйца птеродактиля…

Я говорил это, болтая под столом ногами, и вдруг увидел, что по папиному лицу загуляли какие-то острые волночки, глаза его расширились, а брови вытянулись уголками вверх, как крыши на старинных домиках.

Он быстро встал из-за стола, снял телефонную трубку и отщелкал номер; я хорошо знаю щелчок, с которым нажимается каждая кнопка нашего аппарата, и сразу же сообразил, что он звонит в мою школу.

— Товарищ директор? — сказал папа. — Вас беспокоит отец Рыжкина из шестого «д». Позвольте ему пропустить сегодня занятия. Нет, он здоров. Он очень нужен мне. Да-да. Я надеюсь, что за один день он не отстанет от класса. — Немного неестественно папа подмигнул мне. — Да. Благодарю вас.

— Ну, пошли, — сказал он мне.

— Куда? Не в школу? — спросил я.

— Нет, не в школу. После поймешь.

Занятно было гадать, что он там такое задумал, и я не стал расспрашивать.

Мы покатили на его стареньком роллере вдоль нашей улицы, мимо парка «Тропики» и круглого здания Главного Управления Института низких температур к центру, после через центр вниз, по круто спускающемуся к речке Майскому проспекту, мимо папиного конструкторского бюро Высшей Лиги «Пластик», вдоль речки, мимо тренировочного космодрома завода «Факел» и, наконец, переехав мост, остановились вскоре уже за городом (городок наш небольшой типа спецспутник), возле дубовой рощи, у низкого белого дома с надписью: «Особая высшая техническая детская школа № 2».

В пустом вестибюле папа отыскал схему школьного здания и пульт с кнопками. Кнопок было полно, он нажал «кабинет директора», на схеме зажглась маленькая красная стрелка и медленно поползла по схеме от вестибюля по коридорам, прямо к кабинету директора.

Мы с папой проделали тот же путь и остановились перед кабинетом.

— Стой тут и жди меня, — сказал папа, постучался и вошел. Я остался один возле открытого окна. В коридоре было пусто и тихо — шли уроки. Я подошел к двери класса рядом, но в щелку ничего не сумел рассмотреть. Тогда я прижал к ней ухо и услышал, как какая-то писклявая девчонка что-то там такое городит по поводу теоремы эллипсовидного тела — мне стало скучно, и я снова вернулся к открытому окну. Вдруг я сообразил, что если подальше высунуться из окна и если окно директора открыто, вполне можно будет услышать, о чем они там с папой говорят. Я так и сделал, почти дотянулся головой до дубовой ветки возле окна и сразу же понял, что все в порядке — идея была правильной.

Я услышал:

— Конечно, дело мое, может быть, выглядит несколько глуповато. — Это был голос папы. — Я член Высшей Лиги, сам ведущий инженер группы, лет пятнадцать работаю на «Пластике», я в этом разбираюсь и сам считаю, что моя просьба к вам более чем странна. Во-вторых, мне известны порядки вашей школы: обязательные вступительные экзамены летом, плюс собеседование ребенка с группой преподавателей, а сейчас как-никак занятия уже начались. В-третьих — и это самое главное! — мне абсолютно ясно, что подымать такой вопрос даже в середине учебного года было бы просто смешно, но еще смешнее говорить об этом третьего сентября, всего через три дня после начала учебного года. Вполне законно напрашивается вывод: летом родители об этом и думать не думали. Да, это точно, так оно и было, скрывать не буду. Мало того, сама эта мысль вдруг возникла у меня именно сегодня, всего какой-нибудь час назад, и, тем не менее, я рискнул приехать к вам и просить вас о невозможном — как-то проверить моего сына на предмет обучения в вашей школе.

Ай да папа! Куда махнул!!

— Вы верно заметили по поводу экзаменов. — Теперь это был голос директора. — Сейчас их принять уже невозможно. Впрочем, невозможно и собеседование.

— А вы сами, лично, не могли бы побеседовать с сыном?

— Это нетрудно, но мое мнение не является решающим в школе, у нас решение принимает весь коллектив преподавателей, и только в особых случаях…

Это уже он ляпнул зря.

— Вот, вот именно. Я вас очень прошу, побеседуйте с мальчиком. По-моему, извините за нескромность, случай особый.

Наступило долгое молчание, а потом папа снова заговорил. Интересно было его слушать. Особенно потому, что сам-то я вовсе и не собирался учиться в этой школе. Он даже не предупредил меня ни о чем, а мне и так было хорошо, и в нормальной школе.

— Я-то все хорошо понимаю, наверное, к вам не раз заходили сумасшедшие родители, которые пытались вас убедить, что их сын гениален.

— Он что-нибудь конструирует? — спросил директор.

— Да нет… Нет, этим он не занимается.

— Математику прилично знает? Разумеется, в рамках обычной школы?

— Да как вам сказать, — папа замялся. — Вообще-то не думаю. Четверки, пятерки, всякое бывает, но без троек, это уж точно.

— Тогда я вас не понимаю, — сказал директор.

— Видите ли… Как бы это вам сказать… У него полно идей. Именно идей. Самых разных. Он развивает их бесконечно. Честно говоря, я даже устал от этого. Нет, вы не подумайте, что я хочу вам его спихнуть. Просто… Одним словом, его рассуждения сначала казались мне смешными, я в них не особенно-то и вдумывался, потом они начали меня раздражать, ну, а после… после я вдруг — не понял, нет, просто почувствовал — что-то в них, в его идеях, наверное, все-таки есть, плюс ко всему, когда он развивает их, ведь не дурака же он валяет, правда? И я очень прошу вас… Вы бы послушали, что он нафантазировал с кобальтом из формулы Бэкко.

Надоел он, наверное, директору до чертиков, потому что тот сказал вдруг очень бодро:

— Ладно. Давайте его сюда.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

У него были белые здоровенные (как стрелы в обе стороны) усы.

— Двенадцать с небольшим, — сказал я.

— А когда, во сколько лет ты бросил играть в игрушки?

— А я и сейчас играю, — сказал я. — У меня есть шикарный плюшевый медведь.

— Он робот?

— Нет, зачем мне робот? Так мне нравится больше.

— Ты любишь купаться босиком?

— Не-а… Лучше в ластах.

(Только потом я узнал, что среди обыкновенных вопросов он иногда задавал мне вопросы по схеме, специально разработанной для школ этого типа учеными-психологами. К примеру, если бы я на вопрос: «Ты любишь купаться босиком?» ответил: «А разве купаются не босиком?» — это было бы не в мою пользу.)