Александр Якубенко - Волшебные перья Арарахиса (c иллюстрациями)

С этими словами Пип вспорхнул к окну, протиснулся в щель между кирпичами и исчез.

Теперь нам оставалось с нетерпением ждать возвращения Пипа.

Мы перешептывались и строили планы побега. Я посоветовал друзьям натянуть намордники, чтобы не вызвать подозрений у стражи.

Предосторожность была не лишней. Через каждые пять-десять минут в глазок заглядывал часовой и проверял, все ли мы на месте.

«То же самое можно сделать и с наручниками! — подумал я. — Распилить их, но не снимать! Сбросить лишь тогда, когда придет время бежать. Если мы раньше времени их снимем, — это нас погубит!»

— Пинь… пинь… пинь!.. Тарррарах! — раздался призывный клич Пипа.

— Уже прилетел! Как быстро! Ну и молодец этот Пип! — воскликнул шепотом Хандрила.

На этот раз Пип протискивался к нам с еще большим трудом. Мешали пилки, которые он тащил в клюве. Они никак не хотели проходить через щель. И вообще Пип стал каким-то толстым и неуклюжим. Мы даже не могли понять, в чем дело.

Но вот пилки, и не одна, а две, у нас в руках. Закипела работа. Сначала Пип распилил наручники мне. Когда я освободился, мы с Пипом стали работать вместе.

Чтобы заглушить визг пилок, Пип пел во все синичье горло.

— Что это еще там за воробьи расчирикались! — раздался недовольный голос. Глазок приоткрылся, и в нем показалось хмурое око часового.

Мы замерли.

— Брысь отсюда, воробей! Не даешь отдохнуть человеку! — добавил голос. Глазок захлопнулся. Воцарилась тишина.

Пип стал щебетать потише. Работы осталось совсем немного. Наручники еще держались на руках и ногах. Однако скинуть их, в случае надобности, не составляло труда.

— Знаете, что еще я вам принес? Пинь… пинь!.. — гордо сказал Пип. — Догадайтесь!

— Не можем, Пипушечка! Да и некогда! Скажи сам! — ответил Фунтик.

— Глядите! — и Пип растопырил крылышки. Под одним из них был привязан тюбик с пастой «мапрон».

«Урра!» — чуть было не крикнули мы во весь голос. Но вместо этого только расцеловали Пипа в белые щечки.

Мы быстро натерлись «мапроном». Пип не принимал в этом участия. Ему намазываться не полагалось. Мы должны были его видеть.

Но «мапрон» начнет действовать только через час… А мало ли что может произойти за час?

«Взз! …Длинь! Длинь!» — запела открываемая дверь камеры. За нами пришли!

Пип еле успел проскользнуть в щель между кирпичами.

Угрюмые, небритые стражники толпой ввалились в камеру и вытолкали нас на лестницу.

У ворот темницы нас посадили в тележку, запряженную маленьким осликом.

Ослику, вероятно, не в первый раз приходилось возить заключенных к месту казни. Он несколько раз останавливался, поворачивал голову и дружелюбно поглядывал на нас.

Стоял теплый, солнечный осенний день. Ветерок ласково шевелил листья деревьев и волосы на моей голове. Кругом было так хорошо! Очень не хотелось умирать!

Но теперь у нас была какая-то надежда!

Чем ближе к Базарной площади, тем больше народа встречалось на улицах. Мастеровые и их семьи собирались на площадь. Многих из них мы знали в лицо. Почти все в толпе смотрели на нас с горячим сочувствием.

Но стражники грубо расталкивали верзильянцев и не подпускали их к нашей тележке.

Вот и площадь. У стены королевского замка сооружены два помоста.

На одном из них поставлены кресла и скамьи для короля и его приближенных.

На втором, обитом красным сукном, — виселица, плаха и пирамида с четырьмя мушкетами. Похоже, что нас собираются казнить всеми известными на свете способами.

Прислонившись к столбу виселицы, стоял скучающий палач. Он был одет по всем правилам: красный костюм, красный колпак и красные кожаные перчатки. Даже борода у него была огненно-рыжая!

Палач, очевидно, плохо выспался. Он зевал во весь рот, деликатно прикрывая его ладонью. Это был самый воспитанный палач королевства.

Народ при нашем появлении зашумел и заволновался.

Ослик привез тележку к самому помосту. Когда нас вытащили из повозки, я подошел к ослику и погладил его по умной морде. Ослик тяжело вздохнул. Слеза скатилась у него из правого глаза.

«Мапрон» что-то не действовал. Пип тоже не появлялся. Неужели никто нам не поможет?

Вот нас уже втащили на помост. Мы остались одни с палачом. Орудия смерти выглядели очень страшными… Было от чего потерять голову!

Но тут над помостом появился Пип. Стражники пытаются отогнать Пипа, но тщетно. Пип дразнит жандармов. Вот он сел одному из них на шлем. Вот перелетел к другому на алебарду…

Если бы только стражники знали, что это не обыкновенная синица, а особенная! Что это самая хитрая и шустрая синица на свете. Тогда Пипу несдобровать!.. Его поймали бы, несмотря на его крылья.

Грянул оркестр. Все сидевшие на трибуне поднялись со своих мест. Остался сидеть один король.

Придворный хор запел гимн Верзилии:

Правь, наш король,Глупый король.Наш спесивый, некрасивый.Жадный король!

Народ на площади дружно подтягивал.

Наверное, простые верзильянцы понимали, что никакой похвалы в словах гимна нет. Совсем наоборот! Потому они и пели с таким воодушевлением.

Музыка умолкла. На помост вышел глашатай, развернул длинный свиток и прокашлялся.

Площадь притихла и приготовилась слушать.

Тогда глашатай стал громко читать список наших преступлений и приговор короля.

— Неправда! Они не виноваты! Освободите их! — закричали верзильянцы.

Только стражники, лавочники и придворные пытались своими криками поддержать глашатая:

— Казнить их! Да здравствует ненавистный король Долговязый Верзила! Ура нашему глупому королю!

Внезапно Угадай на моих глазах стал бледнеть… И вдруг исчез! Тоже произошло с Хандрилой и Фунтиком.

— Урра! Действует! — в восторге закричал я и взмахнул рукой. Тут я увидел…

То есть тут-то я и не увидел. Не увидел своей руки. Она растаяла в воздухе.

Через секунду я не увидел живота, а потом обеих ног. Видны были только не смазанные «мапроном» наручники. Мы их тут же сбросили. Теперь не было нужды делать вид, что мы в оковах.

Пока читали приговор, король не глядел в нашу сторону. Он считал ворон на стене своего замка.

Когда же король взглянул на помост, нас там не оказалось. Король остолбенел от неожиданности.

— Караул! Измена! — завопил король. — Нас предали!

— Ваше величество, — выскочил вперед Устрашитель, — я думаю, палач — шпион соседней державы. Он спрятал осужденных! Прикажете обыскать?

— Взять! Обыскать! — закричал король.

Жандармы гурьбой ввалились на помост и опрокинули растерявшегося палача. Нас они чуть было не затоптали своими сапожищами. Мы еле успели отскочить и спрятаться под ступеньками ведущей на помост лестницы.

Палач, выбравшийся на мгновенье из-под груды полицейских, громко крикнул:

— Это, наверное, прокурор их похитил! Он тут все время у помоста вертелся!

— Схватить прокурора! Задержать изменника! — завизжал король.

Жандармы и придворные кинулись за Устрашителем. Перепуганный прокурор заверещал как заяц и кинулся бежать от преследователей. Но его поймали и как следует поколотили.

На трибунах творилось что-то невообразимое. Придворные, купцы и генералы стали обвинять друг друга в измене. Взаимные упреки перешли в потасовку. Щедро раздавались шлепки и подзатыльники. Вопли дерущихся оглашали воздух.

Трон короля закачался. Король изо всех сил вцепился в подлокотники.

Видя, что о нас забыли, Пип поднялся в воздух и прощебетал:

— Скорей! За мной! Я вас выведу!

Мы побежали.

Внезапно король увидел траву у стены замка, пригибавшуюся под нашими ногами. И понял все…

— В погоню! Держи их! Собак сюда! Собак! — яростно завопил король.

Но… что это?

В противоположном конце площади толпа расступилась, пропуская быстро движущуюся группу людей. Стражники пытались задержать ее, но тщетно.

Эти люди все ближе, ближе… Мы увидели лица Сандино, Пиксы и многих наших друзей.

Сандино был вооружен большим мечом. Его товарищ угольщик держал в руке мушкет, вырванный у солдата.

К друзьям присоединялось все больше народа. Возмущенная толпа кинулась к королевской трибуне.

На площади завязался настоящий бой.

Пип подлетел к маленькой дверце, приоткрытой в стене замка, и юркнул в нее. Мы кинулись за ним. Я, бежавший последним, успел закрыть за собой дверцу и запереть ее на засов. Мы попали в какой-то подземный коридор.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МОРСКОЙ БОЙ

Глава XIV

ПОБЕГ ИЗ ВЕРЗИЛИИ

Минуты три мы выжидали, пока не успокоятся утомленные бегом сердца, а у Фунтика не прекратится одышка.