Николай Томан - Город может спать спокойно
— Он, значит, не только лейтенант инженерных войск, но еще и железнодорожник? — спрашивает Вейцзеккер.
— Да, господин майор. Он еще и помощник машиниста. У нас в семье вообще все железнодорожники. Покойный отец его, муж моей сестры, тоже паровозным машинистом работал.
— А почему «покойный»? Он что — умер?
— Попал под бомбежку. Вместе с ним погибла и мать Тимофея, родная сестра моя…
— Значит, племянник ваш круглый сирота? А почему бы вам не взять его к себе? У него есть семья?
— Да нет, не обзавелся пока. Всего двадцать пять парню, потому и не торопится…
— А где же он сейчас?
— В городе Миргороде под Полтавой. Приворожила его там какая-то хохлушка. Я уже звал его к себе, хотя бы в гости пока…
— И что же?
— Обещался непременно приехать, да только…
— Что — только?
— Удалось ли выехать? Говорят, там фронт прорван. Советские войска чуть ли не под Полтавой уж…
— А вы поменьше верьте слухам, господин Куличев! Наш фронт, напротив, стабилизовался, и Полтава, по имеющимся у меня достоверным сведениям, все еще в наших руках.
— Ну, тогда племянник мой, значит, уже в пути и со дня на день может пожаловать.
— Как только прибудет, дайте мне знать. Его военно-инженерные знания очень нам пригодятся. И еще одно задание вам: составьте мне список железнодорожников, которым мы можем доверять. Особенно тех, которые были в свое время не в ладах с Советской властью. Я всецело полагаюсь в этом на вас, господин Куличев, и на вашего начальника полиции господина Дыбина, — говорит майор Вейцзеккер, энергично постукивая костлявым пальцем по кончику стола.
— Спасибо вам за такое доверие, господин майор! — верноподданнически восклицает Куличев, а сам не без трепета думает: «А ведь, в случае чего, он же с меня первого шкуру спустит…»
— Надеюсь также, что вы понимаете, господин бургомистр, почему нас привлек ваш захолустный городишко? Именно своей захолустностью. Тем, что не имеет он ни военного, ни экономического и вообще никакого значения.
— Но ведь в лесах партизаны… — робко замечает Куличев.
— Ну и что же? А где их теперь нет?
— Но ведь они могут…
— А надо, чтобы не смогли.
— Для этого нужна надежная немецкая охрана…
— Охрана будет только из ваших полицейских. И вы с господином Дыбиным собственной головой ответите за их благонадежность. А чтобы не охранять нашу школу от партизан, их к этому времени надо ликвидировать.
— Тоже силами местной полиции? — заметно дрогнувшим голосом спрашивает Куличев.
— Не силой, а хитростью, — уточняет Вейцзеккер, спокойно закуривая сигарету.
Майор Вейцзеккер долгое время был немецким резидентом на территории Советского Союза. Он в совершенстве знал русский язык и присматривал разных людей, которые потом могли бы служить фашистам. Изучал он теперь и Куличева. Типичный холуй и трус. Он заинтересован, конечно, чтобы школу диверсантов охраняли немецкие солдаты. На них можно будет положиться и в охране собственной его персоны.
Но это не входит в планы майора Вейцзеккера. Немецкий гарнизон в захудалом городишке может заинтересовать не только партизан. До сих пор в нем не было ни одного немецкого солдата. Почему же теперь целый гарнизон или хотя бы просто отряд? Не затевается ли тут что-нибудь интересное для советской разведки?
Нет, городишко должен быть таким же, каким он был все это время, а партизан нужно срочно уничтожить. А может быть, даже и не уничтожать, это тоже, пожалуй, привлечет внимание, а увести их отсюда в другой район, заинтересовать, спровоцировать на операцию, сулящую большой и бесспорный успех. Сам Куличев, конечно, не додумается, как это сделать, нужно, значит, ему подсказать.
— Есть у вас надежный человек, которого вы могли бы подбросить к партизанам в качестве провокатора? — спрашивает он Куличева. — И хорошо бы кого-нибудь из тех, кто числится в вашем городе их человеком. Вы меня понимаете, господин Куличев?
— Понимаю, господин майор. И пожалуй, даже назову вам такого человека…
— Нет, не надо сейчас никого называть, — останавливает его Вейцзеккер. — Я дам вам время подумать и все взвесить. Приезжайте ко мне через два… нет, через три дня, но не позже. Тогда и назовете мне такого человека, на которого вполне можно будет положиться. Вот пока и все, господин бургомистр. Желаю вам успеха и жду вас через три дня в это же время. Надеюсь, вас не нужно предупреждать, что о нашем разговоре не должна знать ни одна живая душа?
— Можете на меня положиться, господин майор.
— И о том, что были у меня, тоже никому ни слова. Даже вашему другу, начальнику полиции.
— Понимаю, господин майор.
— Скажите ему, что были в отделе по делам гражданской администрации.
— Слушаюсь, господин майор!
В штабной партизанской землянке
По документам штурмбанфюрер Мюллер, машина которого подорвалась на партизанской мине, числится специальным уполномоченным гаулейтера Заукеля. Шофер Мюллера погиб, а сам он почти не пострадал, однако партизан смущает то обстоятельство, что держится он слишком уж высокомерно для человека, попавшего в плен. Пленного приводит в штаб партизанского отряда лейтенант Азаров, ибо это на его мине подорвалась машина штурмбанфюрера Мюллера.
— Видно, какая-то важная персона, — говорит Азаров командиру партизанского отряда. — Узнав, что я всего лишь лейтенант, отказался отвечать на мои вопросы. Потребовал кого-нибудь из старших офицеров. Его эсэсовский чин штурмбанфюрера соответствует ведь званию армейского майора. Тогда, может, майора Огинского позвать? Кстати, он и немецким владеет в совершенстве.
— Позовите, — разрешает командир.
Для него этот надменный ариец не представляет никакой загадки. Он насмотрелся за время войны на многих фашистских фанатиков. Одни из них выкрикивают «хайль Гитлер», даже когда им угрожает расстрел, другие при значительно меньшей опасности спешат воскликнуть: «Гитлер капут!..»
Огинский, находившийся в соседней землянке, не заставляет себя долго ждать.
— Надеюсь, вы понимаете, куда попали? — спрашивает он штурмбанфюрера по-немецки.
Мюллер в ответ слегка наклоняет голову и, взглянув на майорские погоны Огинского, тоже задает вопрос:
— Надеюсь, я имею дело с ответственным лицом?
— А зачем вам ответственное лицо, господин Мюллер?
— Имею сообщить нечто важное и потому…
— Я для этого достаточно ответственное лицо, — прерывает его майор Огинский.
— И еще одно условие…
— Никаких условий!
— Просьба.
— А вот это другое дело. В чем она заключается, господин Мюллер?
— Во-первых, вы обещаете мне сохранить жизнь. Во-вторых, хорошее обращение и питание.
— И в-третьих?
— Удалить отсюда на время нашего разговора всех ваших подчиненных.
Огинский переводит командиру отряда просьбу Мюллера.
— Можете пообещать ему все это, — спокойно произносит командир. — Я удалюсь тоже. Видно, он считает вас самым старшим тут.
— Его гипнотизируют майорские погоны товарища Огинского, — заметил Азаров.
— Да уж в таком пиджачке, как мой, — какое же начальство? — усмехнулся командир партизанского отряда, выходя вслед за остальными из своей землянки.
— Ну-с, я вас слушаю, господин Мюллер, — обращается Огинский к штурмбанфюреру. — Можете сесть. А вот сигарету не могу вам предложить — не курящий.
— Прежде всего я хочу вам сообщить, что на мне эта форма недавно. Я инженер. Специалист по железнодорожному транспорту.
— А почему же сразу такой вдруг высокий чин?
— Ну конечно, это не случайно, — самодовольно говорит Мюллер. — Дело в том, что я родственник имперского министра путей сообщения и нахожусь в непосредственном подчинении у гаулейтера Заукеля, генерального уполномоченного по использованию рабочей силы в оккупированных восточных областях. По его личному поручению я проверяю деятельность главной железнодорожной дирекции группы армий «Центр». Эта дирекция жалуется господину имперскому министру путей сообщения на диверсионные действия ваших партизан, преувеличивая при этом…
— Что касается неприятностей, причиняемых нашими партизанами вашей главной железнодорожной дирекции, — улыбаясь, прерывает Мюллера Огинский, — то тут никаких преувеличений с ее стороны. Не следовало бы это и проверять, не попали бы тогда в столь неприятное положение.
— Да, это так, — соглашается Мюллер. — Мы хорошо знаем результаты вашей «рельсовой войны». Но дело не в этом. Еще в прошлом году господин имперский министр направил гаулейтеру Заукелю письмо. В нем он просил гаулейтера прекратить отправку в Германию в качестве рабочей силы бывших русских железнодорожников. Понимаете, по какой причине?
