Евгений Гаглоев - Аграфена и Братство говорящих котов
– Помню то открытие, – подал голос Дормидонт, едва сдерживая смех. – Полдеревни чуть не сгорело к чертовой бабушке!
– Это не моя вина, – стала оправдываться мадам Бина. – Погода тогда стояла ветреная.
Она выхватила факел из рук церковного сторожа, подскочила к кузнецу и сунула обмотанный тряпками конец ему под нос.
– Поджигай, Дормидонт! – приказала женщина.
Тот пожал плечами, достал из кармана фартука спички и подпалил факел. Мадам Бина торжественно зашагала к бочке с керосином. Староста сделал знак музыкантам и над стадионом раздался барабанный бой.
– Олимпиаду считать открытой! – провозгласила она, бросая горящий факел в бочку.
Пламя, сопровождаемое громким хлопком, вспыхнуло в одно мгновение, бочка подпрыгнула на месте и чуть было не перевернулась. Мадам Бина стояла слишком близко к огню, поднявшемуся высоким столбом, языки пламени успели зацепить ее кружевной чепец, который тут же загорелся прямо у нее на голове. Жена старосты издала дикий вопль и рванула по беговой дорожке в сторону ближайшего болота, беспорядочно размахивая руками. Наверное, еще никогда, ни один бегун, не мчался по этому стадиону с такой впечатляющей скоростью.
Сам староста, громко охая и причитая, спрыгнул с трибуны и побежал за своей непутевой супругой. Кризельда громко захохотала, вскоре к ней присоединилась вся деревня.
– Так и знала, что эта тощая селедка снова что-нибудь напортачит, – с досадой сказала Коптильда.
– Начинайте, – сказала Кризельда, раскуривая трубку. – Мы же не собираемся здесь до вечера торчать!
– Вас сюда вообще никто не звал, деревенские пустомели, – буркнула в ответ комендантша.
Коптильда выгнала всех детей на беговую дорожку, подняла револьвер к небу и пальнула так, что у половины присутствующих заложило уши. С неба рухнула подстреленная ворона, а воспитанники, сорвавшись с места, побежали по кругу.
– В лес! – кричала комендантша. – Всем бежать в лес! Сделайте круг вокруг болота и возвращайтесь обратно! Именно такое расстояние вам придется пробегать в армии каждый день, а не этот жалкий кружок по стадиону.
Воспитанники послушно свернули с беговой дорожки и углубились в лес. Местность вокруг Белой Гривы всегда была болотистой, а во время дождей болот становилось еще больше. В здешних лесах то и дело появлялись и исчезали целые озера. Все зависело от того, каким выдавалось лето.
В этом году оно стояло особенно жаркое, поэтому те озера, что были поменьше, просто высохли, оставив после себя темные углубления в земле.
Трое друзей бежали последними. Триш несся впереди, Аграфена за ним, а Пима едва переставлял ноги где-то позади.
– Пить! – застонал он. – Я так больше не могу!
Аграфена и Триш перепрыгнули ручей, впадающий в болото.
Пима свалился на живот и ползком направился к воде. Его друзьям пришлось остановиться, чтобы подождать, пока тот напьется.
– А эту воду вообще можно пить? – с опаской спросил Триш.
– Можно, – отмахнулась Аграфена. – Вот если бы она текла из болота, я бы еще подумала…
Пима, наконец, утолил жажду и кое-как поднялся на ноги.
– Много нам еще осталось? – поинтересовался он.
– В два раза больше, чем мы уже пробежали, – сказала девочка.
Пима страдальчески вздохнул.
Они продолжили свой бег, но через пару десятков метров вконец запыхавшийся толстячок опять захотел пить.
Чуть в стороне за пригорком журчала вода. Он повернул туда, пробрался сквозь густо растущие заросли и прыгнул с пригорка вниз.
До Аграфены донесся звук громкого шлепка. Триш ничего не услышал и продолжал бежать дальше. Девочка закрутила головой по сторонам.
– Подожди, – ухватила она Триша за край рубахи. – Куда делся этот увалень?
Ребята поднялись на пригорок и посмотрели вниз.
Перед ними расстилалось давно высохшее озеро. Всю землю вокруг покрывал толстый слой солончаков. Кое-где еще виднелись влажные прогалины, но в основном они увидели растрескавшуюся от сухости почву. Пима лежал лицом вниз как раз в одной из таких прогалин. Он медленно поднялся, весь в грязи и в белой соли, и жалобно застонал.
Аграфене и Тришу вновь подвернулся случай вдоволь посмеяться.
– Ну как, попил водички? – поинтересовалась девочка.
– Она соленая! – Пима начал отплевываться.
Друзья помогли раздосадованному мальчику подняться наверх.
– Я и не знала, что тут есть такое большое высохшее озеро, – призналась Аграфена.
– Я тоже не знал, – кивнул Пима. – Зато теперь в курсе, что не стоит тут болтаться по ночам.
Когда троица вернулась на стадион, некоторые из воспитанников уже прыгали в высоту, носясь по беговой дорожке с длинными шестами.
Мисса прыгнул немного неудачно и, вместо того чтобы приземлиться на батут, улетел в заросли боярышника. Еще одна девочка, прыгнув с шестом, упорхнула в самую гущу зрителей на трибуне. Ее поймал церковный сторож, усадил рядом с собой и начал угощать шоколадками.
Аграфена, Триш и Пима хотели было отдохнуть, но Коптильда уже придумала для детей новый вид экзекуции. Она заставила воспитанников метать копья, ядра и диски.
– В этом нет ничего сложного! – сказала она. – Я занималась этим, когда еще ходила в детский сад!
Комендантша схватила копье и метнула его в ближайшую сосну. Оно метко вошло в середину ствола, дерево расщепилось, словно зубочистка.
Воспитанники приюта с ужасом в глазах разбирали оставшиеся копья и пробовали повторить трюк, проделанный только что Коптильдой. Увы, ни один из них не смог добросить орудие даже до леса.
Комендантша сильно разозлилась и начала раздавать всем пинки и тумаки, дети едва успевали уворачиваться от ее кулаков.
Староста, вновь сидевший на своем месте рядом с немного подпаленной супругой, восторженно хлопал в ладоши, наблюдая за метанием копий, пока одно из них не угодило в скамейку совсем близко от него. После этого старик поспешно засобирался домой, уводя с собой все семейство.
Упиравшаяся Кризельда посылала Тришу множественные воздушные поцелуи, пока мадам Бина в обгоревшем чепце утаскивала ее со стадиона.
Глава одиннадцатая,
где Аграфена знакомится с братством говорящих котов
Этой ночью Аграфена спала, что называется, без задних ног. Олимпиада, устроенная Коптильдой, вымотала ее до предела. После метания копья ей пришлось потом еще подтягиваться на турнике и прыгать в длину. Иначе, по словам новоиспеченного тренера, девочке ни за что не удалось бы перескочить через ров с кольями и битым стеклом во время военных действий.
Аграфена отключилась, едва только ее голова коснулась подушки. Ей снилось, что она стоит на носу большого пиратского корабля, о каких им рассказывал Федусей. Он раскачивался на волнах, хлопая парусами, его мачты громко скрипели. В кожаной пиратской одежде, с остро заточенным ятаганом в руке, девочка смотрела вдаль, и волосы развевались за спиной на сильном морском ветру.
В определенный момент этот ветер оказался очень назойливым. Он гладил ее по лицу, щекотал ноздри, лез в глаза так, что Аграфене пришлось отворачиваться. Она пыталась защититься от него рукой, но все было тщетно. Пришлось проснуться.
Открыв глаза, девочка едва не закричала от ужаса – на нее пялился какой-то толстый черный пушистый зверь, нагло развалившийся на ее матрасе рядом с подушкой. Вместо морского бриза по ее лицу елозил его пышный хвостище!
Она не сразу узнала кота, который выхлебал какао Кухарки.
Аграфена открыла рот, чтобы заорать, но зверь проворно вспрыгнул ей на грудь и зажал ей рот своей мягкой лапой.
– Вот только не надо вопить, – промурлыкал он. – Вы люди совсем какие-то дикие стали. Чуть что, сразу начинается ор и стрельба из пистолетов!
– Ты кто?! – громко прошептала Аграфена, все округляя глаза.
– Кот, – ответил зверек. Он спрыгнул с нее и лег на бок, поигрывая длинным черным хвостом. – Меня зовут брат Акаций, я слежу за тобой и твоими дружками уже который день.
У девочки даже рот приоткрылся от удивления.
– Настоящий кот! – выдохнула она через секунду.
– Ага.
– А как твое отчество?
– У меня нет отчества, – помрачнел Акаций. – Потому что никогда не было владельца. Брат Акаций и все тут!
Она протянула руку и потыкала в него пальцем.
– И что дальше? – недовольно осведомился он. – Подергаешь за усы?
– Просто проверяю, не сон ли это!
Аграфена провела рукой по гладкой шерстке.
– Вот это уже лучше, – довольно промурлыкал кот. – Продолжай в том же духе. Меня так давно никто не гладил!
