Олег Деев - История Пиноальбара и Кулинарная книга Рэтфорда Шванка

— Тут я, тут! — прокричала Зебра, жуя на ходу и фыркая во все стороны овсом. Джерри обнял её за шею и кое-как взгромоздился верхом.

— Вперёд! — скомандовал он.

— Где у нас перёд? — спросила Зебра.

— Перёд в замке герцога Борна Толстого. Нельзя терять ни минуты.

— Я жертвую орехом ради дружбы! — крикнул дикобраз, пытаясь влезть к Джерри под рубашку. Зебра выскочила под дождь и понесла во весь опор. Джерри мотался на зебре из стороны в сторону и думал о двух вещах одновременно: как побыстрее добраться до проклятого Борнского замка, и как снова не упасть в обморок.

Они проскакали по улицам Пиноальбара, и, как назло, не встретили никого, кто мог бы им помочь. Ни Кнокс-Покс, ни дятла, ни медведя Штейна не встретилось им на пути. Хвост дикобраза торчал у Джерри из-за пазухи и страшно мешал. Мокрые козы убегали прочь, метались куры, брызги от зебры стучали по придорожным репейникам. Заборы, изгороди, капустные огороды, сады, коровий водопой и арки акведука, россыпи камней, овцы и старый ишак, стоявший в тумане посреди виноградника на склоне Барсучьей горы, в мгновение ока скрылись из глаз, и дорога в герцогство Борнское легла впереди кривой петлёй, журча и чавкая ручьями в колеях. Дикобраз ёкал от тряски. Зебра сопела, но не сбавляла скорости, и с каким-то особым удовольствием ударяла копытами по лужам. Беспокойные мысли прыгали в джерриной голове. Получалось, что вчера ночью одноглазый усатый барон Юби пробрался в Пиноальбар и похитил куклу Агату.

Ни одной живой души не повстречал Джерри на пути, и вражеский замок на скале предстал перед ним в безлюдном молчании. Башни Борнского замка прямоугольными каменными столбами поднимались высоко вверх среди скалистых гор, поросших еловым лесом. Зебра проскакала над пропастью по длинному и скользкому мосту и стала колотить копытами в ворота, окованные железными черепахами. Крепкие ворота были наглухо закрыты. Ни один караульный не отозвался на гневные крики Джерри. Мрачный Борнский замок безмолвствовал.

— Не хватает цветов голубой вероники, — сказал Джерри.

— Можно я ещё раз лягнусь? — спросила зебра.

— Сделай милость.

Зебра что было сил ударила задними копытами, но тяжёлая дверь даже не шелохнулась.

— Если и вправду барон Юби украл куклу Агату, то стража всё равно не откроет, — сказал Джерри, ‒‒ сиди-сиди, гадский Юби, досидишься: Агата тут всё пожжёт, останутся одни головешки. А жаль, ‒‒ грустно сказал Джерри, — сколько чернослива в кладовках пропадёт.

Дикобраз заёрзал у него под мышкой.

— А сколько орехов? Прорва! Всё погибнет в пламени мщения.

— Я пойду на разведку, — сказал дикобраз.

— Мы будем ждать тебя под ёлкой за поворотом, — сказала зебра.

— Если к ночи я не вернусь…

— Мы потерпим без тебя, но у герцога Борна нет таких запасов продовольствия.

— Проверим, — дикобраз Нифиринфу незаметно спрыгнул на землю и стал карабкаться по мокрой крепостной стене.

Пыхтя и отдуваясь, как неукротимый гиппогриф, толстозадый дикобраз перекинул ногу через парапет верхней башни замка и замер от ужаса. Иглы вздыбились на его голове, и теперь он видел собственные иголки впереди самого себя. Прямо перед дикобразом Нифиринфу стоял рыцарь, и глядел на него смотровыми щелями. Дикобраз похолодел от страха. Он представил огромную высоту у себя за спиной, и его бросило в жар. Часовой не шевелился. Ветер стонал в его дырявой броне.

Уже никто не помнил, сколько лет старые рыцарские доспехи стояли на открытой караульной площадке Борнского замка. Ржавчина проела сталь, на боках и наколенниках рыцаря появились дырки. Закрытый старинный шлем крошился, кольчужный ворот висел на одном крюке. Перчатка превратилась в глыбу ржавчины и приросла к остаткам меча. Говорили, что Ржавый Том служил ещё прежнему герцогу.

Ржавый Том, который тогда ещё не был ржавым, как-то раз стоял на верхней башне Борнского замка в дозоре, и увидел далеко в горах деревенскую девочку, которая пасла овец и играла на дудке, чтобы овцы не разбредались далеко. Рыцарь Том глядел на неё не отрываясь так долго, что ему стало мерещиться, что белые овцы — это облака, а сама пастушка — волшебница с флейтой. Рыцарь Том простаивал на сторожевой площадке долгие часы, ожидая, когда сказочная фея его мечты снова выгонит овец. Рыцарь Том утратил интерес к турнирам, собакам и дамам, он перестал есть и потерял сон. День за днём он стоял на башне, всматриваясь в даль. Так он и стоит до сих пор. Герцог Борн не велит убирать Ржавого Тома, чтобы охрана помнила, куда ей следует смотреть, и не теряла бдительности. Говорят, что потом слуги старого герцога Борна поймали пастушку. Звали её Марта, и жила она в деревне Хогендорф недалеко от Борнского замка. Марту обвинили в чародействе с наведением порчи, судили, и герцогский суд признал её вину. Дальнейшая судьба Марты из Хогендорфа не вызвала бы ни у кого зависти, если бы не молодой маркиз Пьер де Шанет, стоявший в карауле около её комнаты. Молодой маркиз Пьер де Шанет, в отличие от Ржавого Тома, не стал ничего дожидаться, он быстро сообразил, что надо делать, помог Марте бежать, и сам скрылся вместе с ней.

После побега Марты, устроенного маркизом Пьером де Шанет, при герцоге была создана специальная рота. В эту новую неподкупную и надёжную гвардейскую роту Внутреннего Двора набирали только отличившихся и преданных солдат, выдали им двойное жалование и усиленный паёк. Их обмундированием занималась лично герцогиня Борнская. А обычная армия и армейский внешний караул впали в немилость, им оставили в назидание Ржавого Тома и жидкую похлёбку. Поэтому замок охранялся из рук вон плохо, что и уберегло дикобраза и Джерри от неприятностей.

Но дикобраз Нифиринфу всего этого не знал и подумал: «Жизнь — это движение к смерти», — и пошёл вперёд. Ржавый Том не шелохнулся, чем довёл Нифиринфу до такого состояния, что его иголки сами собой начали выстреливать в разные стороны. «Всё хорошо, — успокаивал он сам себя, — просто я попал в заколдованный замок призраков», — так думал дикобраз Нифиринфу, пока не услышал голоса где-то вдалеке. Голоса приближались. Дикобраза объял ещё больший страх. «Теперь уже точно пора убегать», — подумал он и скатился вниз по лестнице.

Из тесного люка в площадке караульной башни вылезли двое часовых. Это были Плюха и Лишай из роты внешнего армейского караула. Даже в своей безалаберной роте Плюха и Лишай считались солдатами бестолковыми. Плюха и Лишай были абсолютно неразлучны и вечно попадали в какие-нибудь нелепые передряги. Несчастья преследовали их по пятам.

— Плюха, глянь! — изумился Лишай, — тут иголки валяются! Давай их наберём и будем в кого-нибудь тыкать!

— Я не буду собирать эти дурацкие иголки, — пробурчал Плюха, — Лишай, ты долго собираешься тут мокнуть?

— Плюха, но мы же с тобой часовые на дежурстве. Надо что-то делать, не стоять же нам просто так, как дуракам, давай соберём иголки.

— Лишай, посмотри во двор замка, — сказал недовольный Плюха.

— Ну?

— Ну? Кого ты там видишь?

— Никого я там не вижу. Плюха, что за ерунду ты несёшь? Там никого нет!

— А знаешь, почему там никого нет? Потому что в такую погоду рота Внутреннего Двора греется возле печек и ест жареные колбаски!

— Плюха, что ты хочешь этим сказать?

— Лишай, я не собираюсь торчать тут до ночи под дождем, ржаветь и собирать иголки. Ты хочешь быть, как он? — Плюха указал на старые доспехи рыцаря Тома.

— Нет, не хочу, — сдался Лишай, — идём отсюда, — и горе-часовые Плюха и Лишай покинули башню Ржавого Тома.

Ближе к вечеру дождь перестал, через облака стало проглядывать солнце. От каменных плит перед замком поднимался пар, в воздухе пахло грибами и лесом. Низкая тяжёлая железная дверь в стене возле ворот Борнского замка отворилась, и из неё вышла герцогиня Бертольда Борнская в сопровождении барона Юби и двух фрейлин. Вся компания была в прекрасном настроении, барон Юби волок за собой тяжёлый мешок. Юби весело сверкал глазом, и рубец на его щеке улыбался до самого уха. Он протащил мешок по мосту, а потом сбросил его в пропасть.

— Прощай, обжора! — крикнула курносая веснушчатая фрейлина, и все засмеялись.

«Прямо как во сне!» — думал дикобраз Нифиринфу, падая в мешке со страшной высоты и разрывая лапами ветхую ткань. После дождя на дне ущелья бурлила глубокая река. Дикобраз в мешке упал в воду, его закружило и потащило на дно. Дикобраз разрывал старый мешок когтями, рвал его зубами, и, наконец, вынырнул на поверхность. Он отфыркивался, бил лапами по воде, его несколько раз ударило о камни, но потом вынесло на берег. Через несколько минут мокрый дикобраз с поломанными иголками предстал перед своими друзьями, которые провели в тревожном ожидании почти целый день.

— Орехов оказалось больше, чем я мог вообразить, — это было первое, что услышали Джерри и зебра от дикобраза.