Робин ЛаФевер - Теодосия и Сердце Египта
Все выглядело нормально. Можно сказать, идеально для египетской выставки.
Мы с Генри вышли из зала и направились на выставку оружия. Иногда в музей попадает какой-нибудь заколдованный меч. Может быть, я проморгала его появление, и от этого все мои тревоги.
Мы с Генри шли мимо высоких застекленных витрин, в которых были выставлены копья, мечи, боевые топоры, которыми бились древние воины в самых разных сражениях. Вскоре Генри увлекся оружием и прилип к стендам, и я получила возможность без помех продолжить свое обследование. Но проходя мимо всех этих гор оружия, я не чувствовала ровным счетом ничего. Ничего странного или необычного. Исиды, кстати, тоже нигде не было видно.
Чувствуя себя обескураженной, я прикусила нижнюю губу и стала думать над тем, что делать дальше.
Ну, разумеется! Следующим пунктом назначения для нас должен стать кабинет Эдгара Стилтона, как же я сразу не сообразила! Если в музее действительно что-то не так, Эдгар непременно это почувствовал. Было еще довольно рано, так что Стилтон наверняка должен быть первым и пока что единственным появившимся в музее помощником хранителя.
Я постучала в дверь его кабинета.
– Войди… – откликнулся Эдгар, но не договорил, потому что раскашлялся.
– Доброе утро, Стилтон. – Сказала я, входя и глядя на покрасневшее от кашля лицо Эдгара.
– Привет, Тео. О, Генри! Добро пожаловать на каникулы.
Тут Стилтон чихнул, неуклюже прикрываясь носовым платком.
– Спасибо, – сказал Генри и на всякий случай отошел на пару шагов назад.
– Вы простудились, Стилтон? – спросила я.
– Нет, – ответил он, вытирая нос платком. – Это началось только сейчас, утром, как только я пришел в музей. Может, это от пыли или еще чего-нибудь.
Ага! Я не ошиблась! В музее действительно было что-то не так.
Мы попрощались со Стилтоном, и я неохотно отправилась вниз, во временное хранилище, куда на прошлой неделе отнесли привезенные мамой находки. Я, как могла, оттягивала неминуемую встречу с горами лежащих там про́клятых артефактов, но откладывать этот визит до бесконечности было невозможно.
– А что здесь? – спросил Генри, едва не наступая мне на пятки.
– Последние мамины находки. Они тебе понравятся, Генри, здесь масса оружия.
Лицо брата посветлело, он даже перестал волочить ноги.
Когда мы пришли во временное хранилище, там не было никого, поэтому я усадила Генри возле ящика со зловещими на вид шабти, а сама принялась за работу.
Ощущение зла, исходящего от про́клятых фигурок, было точно таким же, как и до Рождества, поэтому я не стала задерживаться на них и перешла к другим ящикам, чтобы посмотреть, что находится в них.
В первом оказались каменные плиты и мерзкий ритуальный кинжал. Я открыла следующий ящик и нашла в нем груду скарабеев – от них явно струилась темная злая энергия, но недостаточно сильная, чтобы повлиять на атмосферу во всем музее.
Рядом стояли еще четыре ящика, но они еще не были распакованы. Я оглянулась, и увидела, что Генри уже вытащил десятка полтора шабти и расставил их на полу, словно они были оловянными солдатиками.
– Генри, – прошипела я. – Это не игрушки! Это артефакты, которым четыре тысячи лет! Положи их назад.
Я присмотрелась к глиняным фигуркам, и мое сердце тревожно забилось. Я медленно подняла с пола одну из фигурок.
– Эй, ты разрушила строй моих солдат! – запротестовал Генри.
Не обращая на него внимания, я принялась рассматривать фигурку, которую держала в руке. Она изменилась. Черты лица шабти стали более четкими, а выражение самого лица более суровым.
Но нет. Это было просто невозможно. Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Неужели ощущение тревоги возникло у меня из-за этих шабти?
Я подождала секунду, другую… ничего. Нет. Какие бы странные изменения ни происходили с этими глиняными солдатиками, не они были причиной моего беспокойства этим утром. Впрочем, изменения, произошедшие с шабти, означали, что теперь мне предстояло распутывать две загадки.
– Хорошо, Генри, – сказала я, возвращая фигурку шабти в ящик. – Сложи их на место. Теперь мы пойдем в катакомбы.
– Перестань, – обеспокоенно ответил Генри. – Это вовсе не катакомбы.
– Как знаешь, – произнесла я, направляясь к двери.
– Не катакомбы, – упрямо повторил брат. – Просто старое барахло, которое отнесли в подвал. Барахло, которое никому не нужно.
Генри был прав. Это были не катакомбы, а просто подвал, в который складывали всякие ненужные экспонаты. Правда, очень мерзкие экспонаты, если честно – там, на глубине четырех метров под землей, хранились мумии, гробы, неизвестно кому принадлежавшие скелеты. По мне, так самые настоящие катакомбы.
Я открыла дверь и поежилась, когда из-под земли меня обдало струей затхлого ледяного воздуха. Запахло сырым погребом, плесенью и…
– Хорошо. Здесь все на месте, – сказала я, повернулась и наткнулась на Генри, который осторожно заглядывал в темный подвал через мое плечо.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовался он.
– Просто знаю, и все, – ответила я. Не стану же я ему объяснять, что не ощутила в тяжелом воздухе никакого движения энергии, никаких перемен. Подвал напоминал злого, но глубоко спящего зверя, которого уже сто лет никто не тревожил.
Стать первой, кто его разбудит, мне совсем не хотелось, тем более без дополнительной защиты, которой у меня в данный момент не было.
– Чай, – объявила я, стараясь произнести это слово как можно веселее.
– Нет здесь внизу никакого чая, – недоуменно произнес Генри, продолжая всматриваться в темноту подвала.
– Разумеется, нет. – Я захлопнула дверь, едва не прищемив при этом Генри нос. – Но в это время мама и папа всегда пьют чай.
Генри пожал плечами и поплелся следом за мной, говоря на ходу, что тоже хотел бы получить от меня чашечку чая.
А еще говорят, что у него нет воображения. Размечтался!
* * *Заваривая дневной чай, я размышляла над тем, не могла ли стать причиной возникшего в музее непорядка моя Исида. Нет, не похоже. Здесь чувствуется влияние чего-то более зловещего и мрачного. Хотя, если хорошенько вдуматься, зла сейчас в Исиде тоже хватает.
Напоив родителей чаем, я подошла к маме и стала упрашивать ее сделать опись всех вещей, которые она привезла из экспедиции. Может быть, причина всех моих беспокойств находится в одном из нераспакованных ящиков? Наконец, после долгих уговоров мама сдалась и сказала:
– Хорошо, сделаем опись, но только потому, что ее все равно нужно сделать. А не из-за той мелодрамы, которую ты здесь разыгрываешь.
Неужели она не замечает, как много я здесь делаю, причем без всяких выдумок и мелодрам?
Мы с мамой провели во временном хранилище почти час, когда к нам с грохотом скатился по ступенькам Генри.
– Повтори, пожалуйста, мама, – произнесла я. – Я не расслышала, здесь от кого-то слишком много шума.
– В этом ящике шесть каменных плит с изображениями боевых сцен на каждой, – повторила мама.
Я сделала запись в лежавшей передо мной учетной книге.
– Дальше?
– Мама, – вмешался Генри. – Папа сказал, чтобы ты пришла. Здесь этот чертов старый дурак Сноуторп.
– Генри!
– Прости, – пожал плечами Генри. – Это папа так сказал, слово в слово.
Мама раздраженно вздохнула, поднялась на ноги и расправила свою юбку.
– Что ему нужно, хотела бы я знать?
Лорд Сноуторп – это гнусная большая шишка из Британского музея, с которым когда-то работал папа. Мы все его не любим, особенно папа. Сноуторп – скользкий тип, и после его визитов у папы как минимум на два дня портится настроение.
Я подумала было остаться и продолжить опись без мамы, но иногда во время визитов Сноуторпа происходят любопытные вещи, на которые стоит посмотреть. Так что я решила пойти с мамой и спросила Генри:
– А ты идешь?
– Нет. Пожалуй, останусь лучше здесь.
Я увидела, какими глазами он смотрит на вытащенное из ящиков оружие, которое мы только что занесли в опись.
– Пойдем, – настойчиво повторила я. – Тебе нельзя одному здесь оставаться.
– Кто это сказал?
– Я сказала. Пошли. Мы с тобой будем шпионить за Сноуторпом.
Генри сразу повеселел и пошел следом за мной по лестнице, грохоча по ступенькам, словно стадо бегемотов. Хороший шпион, нечего сказать!
Когда мы поднялись наверх, я протянула свою руку назад, давая Генри знак утихнуть. Лорд Сноуторп стоял, прислонившись спиной к одной из мраморных колонн фойе, и нетерпеливо постукивал по полу своей тростью. Мамы и папы не было, должно быть, они приводили себя в порядок.
Сноуторп – высокий человек с крючковатым носом и очень красным, словно обгоревшим на солнце, лицом. У него большой круглый животик, который он с трудом втискивает в свой сюртук, а своим высокомерием Сноуторп переплюнет любого фараона.
Пока я раздумывала над тем, не опаздывают ли мама и папа нарочно, чтобы проучить этого задаваку, откуда-то сверху послышалось тихое шипение. Я подняла голову и увидела на балконе, прямо над головой Сноуторпа, приготовившуюся к прыжку Исиду.
