Лола – любящее сердце - Изабель Абеди
Правда, когда на следующий день за завтраком мама поинтересовалась у нас с папаем, нравится ли нам имя Антон, я поперхнулась от страха.
— Ладно, — сказала мама, когда папай закончил колотить меня по спине. — Это был просто вариант. Есть и другие симпатичные имена для мальчиков, если уж Антон вам так не нравится.
Кстати, папаю имя понравилось, но мне казалось, что для моего маленького братца нужно что-нибудь поинтереснее. Например, Бонавентура. Это имя я нашла в книге. Оно позаимствовано из латинского языка и сулит удачное будущее.
— Мы сможем называть его Бо, — сказала я. — Коротко и ясно.
Но мама с папаем были против Бонавентуры.
Папай предложил Отторино — так звали моего бразильского дедушку. Он умер, когда папай был еще совсем маленьким. Мама сказала, что это чересчур старомодно, а я почему-то вспомнила Бенджамина Блюмхена. Нет, такое имя моему брату не подходит.
В книге я обнаружила множество других дурацких имен.
— Кто же решится назвать своего ребенка Арбогастом? — ужасалась я. — Или Блазиусом? Или Раутгундом?
Папай засмеялся.
— Я знал одного бразильского фермера, который назвал своих сыновей Уно, Дуо, Трес и Кварто. Что значит «первый», «второй», «третий» и «четвертый».
Теперь рассмеялась мама и рассказала историю про женщину, у которой случилась незапланированная беременность, поэтому она хотела назвать сына Нежданом.
— И что, это действительно возможно? — возмутилась я.
— В Германии, к счастью, нет, — ответила мама. — Закон не разрешает.
— В Бразилии тоже нельзя, — добавил папай, — но все равно встречается много странных имен.
— А в Америке, — мама закатила глаза, — одна актриса назвала свою дочь Эппл.
— То есть «Яблоко», — перевела я.
Мы как раз сегодня учили это слово на уроке английского. Для девочки это совсем не подходящее имя, в какой бы стране она ни жила. В общем, в тот вечер имя моему брату мы так и не подобрали.
— У нас еще есть время, — сказала мама, обмакивая кусочек каракатицы в майонез. — И сейчас для тебя главное — хорошо учиться, мышка Лола.
Я вздохнула. Завтра у нас контрольная по английскому, и нужно выучить еще целую кучу названий всевозможных фруктов.
Спать я отправилась только тогда, когда знала их все назубок. Мой ночной пилот Александр проводил меня к самолету. Мы летели в Рио-де-Жанейро, где должны были крестить маленького мальчика. В церкви яблоку негде было упасть, но уши у всех были зажаты или заткнуты ватой, потому что мальчишка вопил, как резаный поросенок. Он брыкался и размахивал ручонками. По лбу священника струился пот. Мать мальчика рухнула передо мной на колени.
— Ради Бога, Лала Лу, скажите, что делает моего сына таким несчастным?
— Имя, — ответила я, заглянув малышу в глаза.
— Имя? — усомнилась мать. — Но моего сына зовут Иисус, как нашего Спасителя! Что в этом может быть плохого?
— Ответственность, — сказала я. — Ваш сын не желает спасать человечество. Он хочет быть просто счастливым. Назовите его Феликсом, и все будет прекрасно.
Феликс — счастливое имя, потому что так зовут моего немецкого дедушку. И мальчик, между прочим, сразу успокоился.
Он замолчал и стал улыбаться. Я подарила ему пустышку с шоколадным вкусом, священник сказал «Аминь», и все, кто собрался в церкви, вытащили вату из ушей.
Через три дня Алекс и в самом деле должен был улететь в Париж. И к моим фантазиям это не имело никакого отношения. Когда мы обнялись в аэропорту, я едва сумела сдержать слезы.
— О’ревуар, ма шери, — сказал мне на прощание Алекс.
Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла очень уж печальной, и мне стало еще хуже. «О’ревуар» — это по-французски «до свидания». Алекс пообещал мне во время осенних каникул приехать вместе со своей мамой. Тогда бы он мог попасть на мой день рождения.
Когда Алекс с Паскалем скрылись за кабинкой, где проверяли паспорта, Джефф обнял меня за плечи.
— Ну вот, мы и снова одни, — сказал он.
Я кивнула. В животе у меня была пустота. Думаю, что к некоторым вещам никогда нельзя привыкнуть. С каждым разом только хуже становится.
Остается только надеяться, что кто-нибудь откликнется на мое объявление.
В воскресенье я развесила все оставшиеся экземпляры. И начала ждать.
13. Я жду звонка и пишу письмо
В понедельник после трех телефон трезвонил раз десять. Звонила одна и та же немолодая дама. Она интересовалась, можно ли сегодня прийти вымыть голову и сделать укладку. Повесила трубку она только после того, как я в третий раз завопила, что она ошиблась номером. Потом позвонил Фабио и сказал, что видел мое объявление на детской площадке. Оно просто классное. Потом он снова завел разговор о танцевальной группе. В понедельник они начинают готовить новый номер. Репетиции будут проходить в спортзале с четырех до пяти, и если я хочу принять участие, он возьмет меня с собой, даже если все остальные участники будут против.
Но это было опасно. И не только из-за Алекса. Если у меня будет работа няни, я не смогу уделять достаточно времени танцам. Однако у себя в ежедневнике я сделала отметку, а рядом поставила жирный вопросительный знак. После чего сообщила Фабио, что тороплюсь и повесила трубку.
Во вторник телефон зазвонил после четырех. Саюри, девочка из моего класса спрашивала, поняла ли я задания по математике. И скажу вам по секрету — я их действительно поняла. «Рыба-шар» оказалась отличным преподавателем. Она объясняла все в сто раз понятнее, чем герр Коппенрат из нашей старой школы, и была в сто раз добрее. Саюри мне тоже очень нравилась, и я бы поговорила с ней подольше, но не хотела занимать телефон. Через десять минут позвонил дедушка — ему хотелось поговорить с папаем. И проговорили они почти до пяти.
В среду, начиная с половины четвертого, телефон звонил каждые пять минут. И всякий раз, когда я брала трубку, в ней кто-то глупо хихикал.
На двенадцатый раз я схватила трубку и рявкнула:
— Оставь меня в покое, идиот!
Испуганный женский голос проговорил:
— Ничего себе!..
Не успела я ничего сказать, как трубку повесили. От злости мне захотелось швырнуть телефон об пол.
В четверг телефон молчал, а в пятницу у меня было такое паршивое настроение, что в школу
