Павел Калмыков - Королятник, или потусторонним вход воспрещен
— Привяжите этого к ветке за руки, за ноги, — приказала Лита, кивнув на шпиона.
Хулиганы ловко выполнили приказание.
— Ваше высочество, — сказал атаман, — рядом полиция. Нам пора уходить.
— Уходите, — сказала Лита. — Спасибо вам.
— Не за что, — сказал атаман. — Мы благородные хулиганы, всегда рады помочь. А этот гад нам давно мешал, — атаман показал на шпиона, висящего в позе ленивца.
Хулиганы вскочили на лошадей и бесшумно ускакали. (Хулиганские лошади не топают, потому что носят специальные мягкие тапочки. Искусством шить такие тапочки владеют только хулиганы.)
— Вы умеете хранить тайны? — спросила Лита.
— Умеем, — признались королевичи.
— Клянитесь.
— Клянусь, — сказал Гольга.
— Молчу до гроба, — поклялся Журиг.
— Я — дочь Короля хулиганов, твоя, Журичег, двоюродная сестра.
У Журига от потрясения все слова из головы вылетели. Только одна фраза крутилась: "Мама моя королева!". Лита выпутала из волос перо и спрятала в рукаве.
— Кто проболтается — смерть, — сказала она.
В это время из-за кустов раздался голос:
— Агент № 49, ты окружен! Сдавайся! — кричал кто-то в рупор. - Сопротивление бесполезно!
Из кустов со всех сторон вышли полицейские.
— А где Агент? — удивился толстенький начальник. — Он не мог никуда уйти.
— Вот он висит, — показал Журиг. — Мы его привязали.
Агент как раз очнулся и ничего не понимал. А Журиг с увлечением рассказывал, как соскочил с коня, залез на дерево, как Агент полез следом, как Гольга привязал шпиону сначала ноги, а потом и руки. А уж потом, по его словам, подъехала Лита. (В этом месте Журиг посмотрел на сестру, и она тихонько кивнула.)
Журиг хотел вернуться в агентову хижину за котенком, но начальник полиции весело сказал:
— Никаких котят! В школе, наверное, с ума посходили от волнения.
— Не поеду без котенка! — заупрямился Журиг. Но тут увидел, что по дороге бежит котенок. Черный! Родной! Мурсиг.
Пока происходили эти события, Доля и Крижа Крокодил изобрели (в уме) систему «тили-бом». Надо, придумали они, провести от ШМП до отделения полиции трубу, а в этой трубе протянуть струну. В школе за струну подергаешь, в полиции зазвонит колокольчик. Специальным кодом можно передавать все, что угодно. Надежнее и быстрее, чем почтовые голуби. И даже чем почтовые попугаи.
Дазборгский богач господин Марг — маленький, пузатый, носатый, пучеглазый да еще и лысый — очень надеялся на Агента № 49. Марг надеялся, что вот украдет Агент Журига, все короли испугаются и заберут своих детей из Школы. И Здрана станет снова воевать, чего Маргу и надо. А тут ему донесли, что Агенту пришел каюк.
— Хорошо же, — прошептал зловеще господин Марг. Очень зловеще.
И стал готовить заговор.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ(Кусок из бесконечной песенкине очень благородных морских хулиганов)Мы — морские хулиганы, мы хозяева морей,Нас любые ураганы только делают храбрей.Кормят ноги зверя-волка, нас же кормят паруса.Если нет добычи долго, туже стянем пояса.И, меняя курсы, галсы, рыщем мы вперед-назад.Кто не скрылся, кто попался — хулиган не виноват.Отдавай свои богатства! Ну а если не отдашь,Чур, тогда не обижаться, мы возьмем на абордаж.Драгоценные товары с бедолаги корабляЗамечательный подарок к именинам короля.…А себе на именины мы устраиваем пирИз червивой солонины с сухарями на гарнир.Припев:Близки чужие берега, где нам не сделать ни шага,Где шеи наши ждет топор (ну, в лучшем случае петля).Но ждет нас и Жодлантия, и наш король без мантии,Его мы любим, как отца — рыжего короля!
Глава 21. Родительский день
И вот наступил долгожданный родительский день. С раннего утра вся Школа Мудрых Правителей была взволнована. Волновался профессор Ифаноф, волновались учителя, волновались принцы и принцессы. Самые нетерпеливые сидели на заборе и смотрели на дорогу. Завидев издали карету, кричали: "Едут, едут!" - и все сразу бросали свои дела и бежали смотреть, кто там приехал.
Карета подъезжала, из нее выходила величественная королева и немного растерянно смотрела на толпу встречающих, выискивая глазами своего ребенка. Вся толпа разочарованно гудела "У-у-у…", и лишь один принц с радостным криком бросался маме на шею, а потом хватал ее за руку и уводил в укромный уголок парка.
(Нет, конечно же, по правилам королевских приличий принц должен был отдать королеве поклон, а потом поцеловать ей руку. А уж целоваться и вовсе не должен был. Но какие могут быть приличия, когда приехала твоя мама, а ты по ней страшно соскучился?!!)
В укромном уголке величественная королева могла быть просто мамой.
— Ну, как ты тут? — спрашивала она, присев осторожно на край скамейки.
— Да ничего, нормально, — отвечал принц.
— Кормят-то хорошо? А я вот привезла тебе ананасное желе, твое любимое… На-ка вот, поешь…
И принц, конечно, ел ананасное желе и рассказывал маме о здешней жизни. А мама не могла налюбоваться на сына, вздыхая про себя, что вот он вроде бы загорел, да вроде бы подрос, да как будто окреп, что у него страшная царапина на руке, а ноги в синяках, как побитые яблоки…
— Чулки не носишь. Порвал, небось?
— Ага, — соглашался сын, не уточняя, сколько раз порвал и куда потом девал.
— Значит, не скучно тут у вас? А то я хотела уж карлика-шута прислать.
— Да ну, не надо!
— А у нас заговор недавно раскрыли. Отец наш первого министра казнил. Да вот с Керманией воюем потихоньку. А так все по-старому живем…
Кареты все прибывали и прибывали. К Миже приехал из Врандзии Зерёша Четвертый. К принцу Доле приехал верхом его самостоятельный папа Доля Второй. Приехал гордый отец гордого Гольги.
К принцессе Дамаре Пуркунтской родители не приехали, зато приехала бабушка-колдунья. Эту бабушку все придворные в Пуркундии боялись, она ходила по дворцу с клюкой и говорила всем правду. Увидит Министра Финансов, уставится на него правым глазом (на левом у нее было бельмо) и грозит клюкой: "Обкрадываешь казну, мошенник! Жди, повесят тебя ногами книзу!" И придворные старались не попадаться ей на глаза. А вот Дамара бабушку любила, бабушка ей песни старинные пела, и сказки рассказывала, и гаданья-заклинанья разные. Если верить Дамаре, то даже колдовать немного научила и подарила волшебное кольцо. (Кто знает, может, и правда. Кольцо Дамара всем показывала.) А в этот раз бабушка привезла Дамарочке старинный портрет, у которого была своя таинственная история.
К близнецам Вете и Фиде приехала мама из Коллантии. Привезла волка.
— Вот. Привезла. Не ест без вас ничего, лежит и смотрит. А ночью воет на весь дворец, просто жуть… Совсем ослаб, уже и стоять не может.
Ветя и Фидя обнимались с тощим волком, а он поскуливал, вилял хвостом и все хотел облизать братьям щеки. Ветя поцеловал его в нос.
— Тьфу! — сказала королева. — Целуется еще с ним.
— Да он чистый! — в один голос сказали братья. Волка звали Шарик. (По-бланедски Жариг, а по-нашему Шарик.) Он был совсем ручной волк, почти собака. Только умнее. Собаки ведь чем умнее, тем меньше лают. А Шарик вообще не умел лаять, такой был умный.
Дома, в Коллантии, братья оставили целый зверинец. Сколько слез было при расставании! А теперь у них и в Школе зверинец собрался: Мурсиг, Паукан, Чим и вот еще Шарик.
К Журигу никто не приехал. Напрасно он просидел целый день на заборе. К чернокожему Криже Крокодилу тоже не приехали, зато пришло по почте письмо, написанное на листе какого-то растения. Крижа сразу стал счастливым.
— Дай почитать, — попросил завистливо Журиг.
Крижа дал. Журиг смотрел на письмо, смотрел, ничего не понял. Какие-то закорючки.
— А что тут написано?
— Ничего! — ответил с улыбкой Крижа. — Мой отец писать не умеет.
— А зачем же тогда письмо?
— Чтобы мне приятно было!
И к рыжей принцессе Лите тоже не приехали. Зато сама Лита с утра куда-то запропала, а к вечеру вернулась, и совсем не грустная. А девчонки в суматохе и не заметили ее отсутствия.
Девчонкам понапривозили всяких обновок и украшений, и еще долго потом слышались аханья:
— Ах какая прелесть! Тебе так идет! Дай померить! А мне идет? А дашь поносить?
Женщины, хоть и королевы, — чего вы от них хотите?
Вечером в здании Барламенда состоялось родительское собрание на высшем уровне.
Профессор Ифаноф никогда раньше не думал, что бывает столько королей и королев сразу. Думал, не бывает. А оказалось — бывает. Профессор стоял на трибуне и рассказывал, какие хорошие у него ученики, а в глазах профессора рябило от горностаевых мантий и короны сливались в один сплошной частокол.
