Д. Графт-Хансон - Убежище идола

Голос Агьямана дрожал, казалось, еще немного — и он расплачется. Боафо поежился: в самом деле, страшный сон… А тут еще эта темная ночь — ни огонька, ни звезды на небе, мрак… Оба окончательно проснулись и сидели теперь без сна, прижавшись к спасительному стволу дерева. Широко раскрытыми глазами всматривались они в темноту. А вдруг кто-то сейчас стоит, притаившись, под деревом и ждет своего часа, ждет, когда они оба заснут и свалятся? А вдруг служители идола рыщут по джунглям? Ночь нагоняла страх, тревога росла и росла.

— Ой, что это? — негромко вскрикнул Агьяман; там, далеко, в долине, что-то вдруг изменилось: блеснул отблеск костра, задвигались тени.

— Где? — испуганно спросил Боафо: он пока ничего не видел.

— Внизу, видишь, в долине! Смотри, огоньки… Это духи, Боафо, духи ночи… вышли теперь на охоту…

— Не вижу… — пробормотал Боафо.

— Костер… — прошептал Агьяман и повторил громче: — Костер там, внизу… Вон он, среди деревьев… Может, это ведьмы собрались на свой ночной шабаш?

Агьяман не выдержал и зажмурился. Он прямо видел перед собой этих ведьм: безобразные старухи в лохмотьях, с носами крючком, они плясали вокруг костра, носились в алом от отблесков пламени воздухе, пили человечью кровь и пьянели от этой горячей крови.

Боафо наконец тоже увидел отблеск костра. Он испугался, но мысль о том, что он — главный в рискованном их путешествии и отвечает за все, придала ему смелости.

— Как ты думаешь, далеко от нашего дерева до костра? — неожиданно твердо спросил он, и Агьяман открыл глаза и словно очнулся.

— Не знаю… — неуверенно протянул он. — Наверное, далеко…

— Да… далековато, — согласился с ним Боафо. — Только это просто костер, дружище, и никаких ведьм там нет и в помине. Там люди, понимаешь, люди — вокруг костра. А ты напридумывал невесть что… — Он помолчал немного и закончил, понизив голос: — А знаешь, кто там? Служители идола — вот кто. Больше некому здесь быть, Агьяман.

И Агьяману во второй раз стало стыдно за свою трусость. Проснулась уснувшая было тревога за Опокуву, и он сказал:

— Что будем делать, говори! Если у костра жрецы, то и Опокува с ними. Пошли отобьем ее у них, и скорее!

— Нет, — твердо возразил Боафо. — Это нам не удастся. Никакой надежды, пойми. Мы пойдем утром… А теперь — спать: нужны силы, чтобы спасти ее. Спи. И пожалуйста, пусть тебе не снятся больше страшные сны…

Так сказал Боафо и умолк, твердо решив заснуть. Но сон бежал от него, как бежал и от Агьямана, и оба они сидели без сна, глядя на далекий костер, горящий в черной долине. Они смотрели на него и думали об их подруге — веселой, никогда не унывающей Опокуве, она попала сейчас в беду. Потом Боафо услышал легкое похрапывание Агьямана и задремал тоже. Но дремал он недолго — скоро проснулся и принялся будить Агьямана.

— Эй, — шепотом крикнул он, свесившись со своего сука. — Вставай!

Агьяман тут же проснулся, взглянул наверх, пытаясь разглядеть сквозь ветви Боафо.

— Ты ничего не слышишь? — так же шепотом продолжал Боафо.

— Нет… — насторожился Агьяман.

— Слушай… слушай внимательно…

Агьяман прислушался. Сначала до него доносились лишь шум деревьев, шелест листьев под утренним свежим ветром да звон бесчисленных москитов. Но затем, когда уши его привыкли к ночным звукам, он услышал что-то еще — какой-то крик, чуть слышный, еле заметный…

— Мне кажется… кажется, это кричит овеа, — неуверенно сказал Агьяман.

— Слушай, слушай! — нетерпеливо отмахнулся от него Боафо. — Ты уверен, что это он?

Агьяман замер. Он слушал с таким напряжением, что даже дыхание затаил. Наконец он передохнул и сказал:

— Да, это овеа, и он кричит снова и снова…

Но Боафо отрицательно покачал головой:

— Нет, это не овеа. Кто-то подражает его крику, и очень здорово…

И тут Агьяман вспомнил. Он даже подпрыгнул от неожиданности.

— Кто-то подражает! — крикнул он. — Тогда это Опокува! Ты тоже так думаешь, да? Ты думаешь, что она там, в долине?

Боафо кивнул. Он стал вдруг очень спокойным.

— Конечно. Помнишь, она подавала нам такой же сигнал, когда мы спасали священную скамейку вождя?

— Ну да, да, — заторопился Агьяман. — Все я теперь помню. Говори скорей, что надо делать…

Незаметно для себя он давно признал Боафо за главного.

— Надо ответить ей, — сосредоточенно нахмурился Боафо. — Чтоб она знала, что мы здесь, что мы ее слышим. Ей сразу же станет легче. Давай-ка вместе: три-четыре…

Сложив ладони рупором, они закричали протяжно и уныло: «Овеа-а-а! Овеа-а-а…» И тут же снизу, из долины, донесся ответный зов. Опокува звала их на помощь, крик зверька овеа яснее слов говорил об этом.

— Ну, слышишь? — загорелся Агьяман. — Это оттуда, от ночного костра! Значит, они там живут. Пошли быстрее, пошли — крик овеа поведет нас теперь прямо к Опокуве.

Агьяман, как и в первый раз, готов был двинуться в путь сразу, теперь же, но Боафо остановил его.

— Погоди, — сказал он, — погоди до рассвета. Не надо спешить: ведь мы теперь знаем, где она.

— Но до утра с ней может случиться беда! — взорвался Агьяман: кто бы мог подумать, что это он так пал духом вчера вечером? — Мы тут сидим и, видишь ли, ждем рассвета, а с ней неизвестно что происходит. И потом, днем нас могут увидеть. Идем сейчас же, пока темно, пока нас не видно, пока они, может быть, спят…

И Боафо не нашел возражений на горячую речь друга. Они ловко спустились с дерева, отвязали Мпотсе. Пес, подпрыгнув, облизал их лица — они не успели отстраниться — и взвизгнул от радости. Но Боафо легонько стегнул его веревкой и сказал твердо и медленно:

— Тихо, Мпотсе. Тихо, понял? Веди нас к Опокуве и молчи. Ни звука…

Пес взвизгнул еще раз в доказательство, что все понял, и натянул поводок. Костер жрецов был виден и здесь, на земле, — яркая звездочка в темной массе деревьев. И они пошли на свет далекого костра. Они шли и шли, и протяжный крик овеа вел их к Опокуве. И каждый раз они отвечали на этот зов: Опокува должна знать, что помощь близка.

Скоро они спустились в долину. Идти стало легче. Мпотсе бежал впереди, оглядывался и призывал их взглядом идти быстрее. Опокува жива! Эта мысль заставляла сильнее биться сердца, придавала силы. Но что за тайны у служителей Нананома? Что за странные, страшные люди… И вдруг тревожная россыпь барабанов донеслась до ребят. Барабаны звучали настойчиво и неутомимо, приглушенно и очень четко. Боафо сжал руку Агьямана: что это значит? Что там еще происходит? Почему забили в ночи барабаны?..

Теперь ребята почти бежали — на свет костра и звук барабанов, на крик овеа: он звучал уже совсем близко. Но не успели Агьяман с Боафо сделать несколько шагов, как услышали песню. Пел негромкий хор мужских голосов, и было в этом торжественном пении что-то такое жуткое, что друзья остановились как вкопанные.

Они были совсем рядом с костром, стояли, боясь, что треснет под ногой ветка или зашелестит сухая листва. Но вот Боафо тронул Агьямана за руку, шепнул, приложив губы к самому его уху:

— Подойдем ближе: они ничего не услышат за своим пением и барабанами…

Они сделали несколько осторожных шагов, держа Мпотсе на коротком поводке, и перед ними открылась большая поляна…

На поляне пылал огромный, до самых небес, костер, возле костра сидели люди, и люди эти были служителями великого идола Нананомпоу. Они не расположились, как простые смертные, на земле, нет, каждый из них восседал на отдельной низкой скамеечке, а скамеечки эти в три ряда окружали костер. Жрецы пели воинственную, грозную песнь, и барабаны отбивали ритм песни.

Двое плясали вокруг костра. Спутанные курчавые волосы торчали у танцоров в разные стороны, короткие юбочки из сухих пальмовых листьев развевались вокруг бедер. Жрецы до самого пояса были голыми, только длинные бусы свисали с их плеч, перекрещиваясь на груди, и такие же бусы подпрыгивали у них на лодыжках. Они плясали, размахивая короткими опахалами из тростника, и потные тела блестели в свете костра.

Затаив дыхание следили за ними Агьяман и Боафо. Нельзя сказать, что они не видели прежде ритуальных священных плясок. Конечно же, видели — у себя в деревне, и в доме вождя, и здесь, в Манкесиме. Но этот танец был совсем другим, и даже не сам танец, а вся странная эта картина. Два черных тела в красном зареве костра, темная ночь, глухой лес — и эта неожиданная поляна… Тела кружатся, изгибаются под глухое грозное пение, барабаны стучат и требуют чего-то, а вокруг — никого, только лес…

— Хватит глазеть, — подтолкнул Боафо друга. — Надо искать Опокуву.

Костер очерчивал своим светом большой круг. За ним была темнота. Но ночь уже отступала, темнота не была очень густой, вот-вот станет видно все совсем ясно. Глаза привыкли к яркому пламени, и за ним, за костром, можно было разглядеть с десяток невзрачных хижин, крытых тростником, как водится в этих краях. С каждой стороны хижины, опять же как водится, — по одному окну — маленькому, подслеповатому. Все это было знакомо. Но поодаль стояли пять других, круглых хижин, совсем иных, и почему-то особняком. Одну, ту, что поближе, ребята хорошо разглядели, четыре другие прятались в темноте. И тут снова раздался крик овеа, и они поняли, где искать Опокуву.