Д. Графт-Хансон - Убежище идола

Ребята стояли под кронами мрачных деревьев и не знали, что теперь делать? Мпотсе тревожно заглядывал им в глаза, нюхал землю, яростно скреб лапами сухую траву. Он рвался в бой, он прекрасно понимал, какая случилась беда.

— Может, вернуться в город за помощью? — нерешительно предложил Агьяман.

— Да ты что! — возмутился Боафо. — А что мы скажем Нане Оту? Как объясним, куда девалась Опокува? Эх, и зачем нам понадобился этот самый ягненок! Ну, да что теперь говорить! Влипли мы, ничего не скажешь!.. Пошли! Надо найти Опокуву, теперь уж не до ягненка…

— Но мы же не знаем, куда он ее утащил! — отчаянно воскликнул Агьяман.

— Ну и что? — взорвался Боафо. — А разве мы знали, где искать ягненка? Ведь нет же? Нет! Но ведь отправились же мы на поиски! Пошли, хватит болтать!

Боафо сурово взглянул на Агьямана. Тот, казалось, потерял всякую способность двигаться: стоял уставясь в землю и казался таким перепуганным…

— Да не стой ты так! — заорал на него Боафо. — У нас же собака! Вот увидишь, она приведет нас к Опокуве, куда бы этот злодей ни утащил ее, ясно? Ну, вперед, за Мпотсе!

Боафо ослабил веревку, и Мпотсе рванулся в заросли, туда, где только что исчез жрец, а с ним и Опокува. Молча, сосредоточенно, стараясь не шуметь, ребята продирались за псом сквозь кустарник. До боли в глазах всматривались они в густую траву: искали потайную тропу, по которой — теперь они были в этом почти уверены — подбирались к священной роще тайные служители идола. Напряженно всматривались они в окружавший их лес, пытаясь проникнуть взглядом за любую чуть намечавшуюся прогалину — вдруг это тропа, начало тропы; надеясь увидеть сломанную ветку или еще что-нибудь, что указывало бы на присутствие человека. Но вокруг были одни только деревья, густая листва, кустарники… А Мпотсе легко и уверенно бежал вперед, принюхиваясь к одному ему ведомым следам и запахам.

Так прошло около часа. Теперь Агьяман с Боафо стали еще осторожнее: замирали на месте при малейшем движении или шуме, двигались вперед крадучись, словно кошки, стараясь не ступать на сухие ветви или лианы — вдруг треснут. Не теряя надежды найти тропу, они не озирались больше по сторонам, смотрели только себе под ноги. Лес вел их все дальше и дальше.

Стемнело. Воздух стал свеж и прохладен. Агьяман первым заметил это и хотел сказать Боафо, что надвигается вечер, скоро станет совсем темно и они уже ничего не смогут сделать, но тут как вкопанный остановился Мпотсе. Он уже останавливался так несколько раз, будто теряя след, а потом бежал дальше, но на этот раз пес, казалось, замер надолго. Можно было передохнуть.

— Ну, что будем делать? — спросил Боафо, с укоризной глядя на пса.

Верный Мпотсе ответил хозяину преданным взглядом.

— Послушай, — Агьяман коснулся руки Боафо, — ты ничего не приметил?

— Нет, ничего… Темнеет… Ты об этом?

— Но другом: лес стал реже, похоже, подходим к открытому месту.

Боафо огляделся и увидел, что его друг прав.

— Темнеет… — поежился Агьяман.

Он поднял голову: теперь уже можно было видеть небо, кроны деревьев больше не скрывали его. Небо было темно-синим, почти фиолетовым; они и оглянуться не успели, как пролетел этот полный тревог и опасностей день. Агьяман поежился, как от холода. Боафо ободряюще положил руку ему на плечо.

— Что с тобой, друг? — спросил он мягко, и Агьяман не выдержал и признался.

— Я… я боюсь, — сказал он и низко опустил голову.

— Чего?

— Боюсь остаться здесь на ночь, — чуть слышно шепнул Агьяман. — Где мы будем спать, скажи? Ни хижины, ни шалаша… И мы не найдем, не найдем Опокувы… — Агьяман тихо всхлипнул. Страх одолел стыд, и теперь он плакал, уже не стесняясь.

Боафо растерялся: только слез им и не хватало… Эх, была бы рядом Опокува, она бы знала, что делать! Но ее с ними нет, и хватит об этом думать! Так решил Боафо, взял себя в руки и сурово взглянул на Агьямана. Надо что-то сделать, что-то сказать ему, успокоить, поддержать в нем мужество. В конце концов, разве не он, Боафо, возглавляет экспедицию? Разве Агьяман не признал его за главного, разве не подчиняется ему во всем — здесь, в чаще леса, в мрачных густых сумерках?

Так решил Боафо и похлопал но спине Агьямана:

— Не хнычь, дружище. Вот увидишь, мы отыщем и нашу Опокуву, и ягненка. Все будет в порядке, поверь мне. А теперь — вперед: темнеет, идет ночь, надо найти место для ночлега. Завтра мы продолжим поиски.

— Но где же мы будем спать? — Агьяман робко взглянул в спокойное лицо Боафо. — Только не здесь, не в кустарнике: я боюсь змей.

— Конечно, не здесь, — успокоил его Боафо. — Мы не будем спать на земле. Мы найдем крепкое дерево и заберемся повыше. Не бойся, Агьяман.

Агьяман полными слез глазами смотрел в лицо друга. Оно снова стало спокойным. Хорошо… Хорошо, что Боафо спокоен, а главное — знает, что делать. Агьяман перевел дыхание, облизал пересохшие губы; здорово же он перетрусил, стыдно даже…

Стремительно приближалась ночь. Надо было торопиться. Друзья быстро пошли вперед, отыскивая взглядом подходящее для ночлега дерево. Тропа по-прежнему вилась в гору, и они поднимались все выше и выше. Наконец они взобрались на холм; пожалуй, это был даже не холм, а вытянутый гребень какой-то горной гряды. По другую ее сторону расстилалась долина, смутно черневшая в совсем близкой уже ночи. Отсюда, с холма, был виден лес — длинный, темно-зеленый пояс деревьев. Ни хижины, ни огонька — никаких признаков человеческого жилья. Только лес, бесконечный лес…

Ребята шли по гребню холма, подняв головы, стараясь побыстрее отыскать пригодное для ночлега дерево. Но хотя деревья были повсюду, подходящего что-то не находилось. А между тем стало совсем темно.

— Иди быстрее, — дрогнувшим голосом попросил Агьяман. — Смотри, как сгущается тьма. — Он снова потерял обретенное было мужество.

И тут Боафо радостно вскрикнул:

— Гляди-ка, вот оно! Как оно тебе нравится? — Боафо торжествующе показал на не очень высокое и не очень большое, но крепкое, разлапистое дерево.

Это действительно было то, что нужно: на толстом стволе, в самой середине, росло три кряжистых сука, два совсем рядом друг с другом, чуть повыше еще один, а уж где-то там, высоко, была вершина — шапка зеленых, невидимых в темноте листьев.

— Здорово… — протянул Агьяман. — Лезем?

— Лезем! — откликнулся Боафо. — Ты будешь спать на тех ветвях, что пониже, а я — над тобой.

— А пес? — спохватился Агьяман.

Все это время верный Мпотсе бежал рядом с ними и теперь стоял под деревом, глядя на своих хозяев, и, казалось, все понимал. Во всяком случае, при этих словах Агьямана он склонил голову набок и перевел внимательный взгляд на Боафо, будто спрашивая: «Да, в самом деле, а я?.. Где проведу эту ночь я, Мпотсе?»

Боафо призадумался, но ненадолго.

— Придется привязать его к дереву, — сказал он. — Мпотсе не будет против, я знаю. А если кто приблизится к нам, он залает и нас разбудит, верно я говорю? — И Боафо потрепал пса по загривку.

Мпотсе не возражал. Его привязали к стволу, и он тут же принялся рыть лапами землю и разбрасывать в разные стороны сухие листья. Устроив себе таким образом что-то вроде норы, Мпотсе улегся поудобнее, положил морду на передние лапы. А друзья полезли на дерево. Первым с помощью Боафо вскарабкался Агьяман. Он уселся на тот сук, что покрепче, свесив ноги и прислонившись спиной к стволу. Потом протянул руку другу и помог взобраться Боафо. В темноте Агьяман слышал, как где-то наверху устраивается на ночлег Боафо и взлаивает, засыпая, Мпотсе.

Настала ночь, и ожил молчаливый днем лес. Воздух наполнился бесконечным звоном москитов. И под этот немолчный звон, под звенящий хор насекомых Боафо с Агьяманом крепко заснули.

Боафо проснулся внезапно и резко, словно кто-то невидимый в темноте толкнул или окликнул его. Он проснулся и вздрогнул, и чуть не свалился с ветки, на которой так удобно устроился на ночь. Что случилось? Что его разбудило? Он осторожно наклонился, держась обеими руками за ветки, чтоб не упасть. Он старался разглядеть, найти Агьямана, но ничего не было видно. И вдруг Агьяман вскрикнул — глухо, приглушенно, и Боафо тут же крикнул в ответ:

— Что с тобой? Агьяман!.. Отзовись.

Через минуту откуда-то снизу раздался чуть виноватый голос:

— Я тебя разбудил, Боафо? Прости. Мне приснился ужасный сон: тот человек с дерева… Он гнался за мной, прыгал, цепляясь за лианы, а в руке у него большой — в жизни таких не видел, — ну, просто огромный нож. Я будто забрался на дерево, а он стал пилить его этим ножом… Дерево зашаталось, вот-вот рухнет…

Голос Агьямана дрожал, казалось, еще немного — и он расплачется. Боафо поежился: в самом деле, страшный сон… А тут еще эта темная ночь — ни огонька, ни звезды на небе, мрак… Оба окончательно проснулись и сидели теперь без сна, прижавшись к спасительному стволу дерева. Широко раскрытыми глазами всматривались они в темноту. А вдруг кто-то сейчас стоит, притаившись, под деревом и ждет своего часа, ждет, когда они оба заснут и свалятся? А вдруг служители идола рыщут по джунглям? Ночь нагоняла страх, тревога росла и росла.