Самуэлла Фингарет - Скифы в остроконечных шапках
— Ну!
— Вот-те и ну, безусый. Ты бы что сделал?
— Что тут сделаешь? Коня голос подать не уговоришь.
— А Дарий уговорил. Его конюх прокрался ночью к воротам и запрятал пахучую травку. Запах этот Дариев конь больше овса любил. Он как почуял травку, так и заржал в полный голос. Пришлось шестерым мужам спешиться и поклониться Дарию в ноги.
— Ух ты!
— Сказывают, в тот день молнии ясное небо резали.
— Может, и было знамение, может, и не было, а что царь царей памятник коню собирался поставить — так это доподлинно.
— Скажи еще, дяденька, сделай милость, зачем царь царей приказал бросить по камню на берегу реки?
— Про камни не знаю, врать не хочу.
— Однако понять не трудно, — откликнулся тот, кто вмешался в рассказ. — Когда обратно пойдем, каждый возьмет из груды по камню, а сколько каменей на месте останется — столько воинов в скифской земле полегло. Счет простой.
Возле другой палатки немолодой воин негромко рассказывал:
— Как стали в скифские земли поход собирать, так в царский дворец в Сузах явился знатный перс Эобаз. У него три сына подросли, и он пришел просить, чтобы не всех в поход забирали. «Снизойди к моей старости, царь царей, оставь хоть одного со мной». Великий Дарий тут же ответил: «Твоя просьба слишком скромна, дорогой Эобаз. По старой дружбе я твоих сыновей всех в Сузах оставлю». Старик в ноги бросился, а домой пришел, видит все три сына посреди двора мертвые лежат, по приказу Дария казнены.
— Как так? Ведь царское слово нерушимо!
— Слово и не порушено. Было обещано, что сыновья останутся в Сузах, они и остались, только не живые — мертвые.
Наступило молчание. После такой истории не сразу новую подберешь.
В царском шатре, где за трапезой кроме самого повелителя стран находились лишь высокородные «благодетели» и «сотрапезники», речь шла о деяниях Дария. Вазир рассказал, как настойчиво Артабан, родной брат Дария, отговаривал царя царей от похода и как непреклонен был повелитель стран.
— Не ходи, возлюбленный брат, в Скифию, — пропищал вдруг маленький человечек ростом с пятилетнего мальчонку. Он вынырнул из-за кресла Дария и, заложив руки за спину, важно прошелся взад и вперед по расстеленному ковру.
— За Понтом нет ничего, кроме стужи и рек, застывших в печальном молчании, — продолжал пищать, покачиваясь на своих коротких ногах, теребя волосы и потирая лоб, словно мудрец Артабан во время мучительно трудных раздумий.
Высокородные гости расхохотались.
Вдруг с легкостью, которую трудно было представить в изуродованном теле, карлик вспрыгнул на спинку царского кресла и уселся, свесив короткие ножки. Его голова очутилась с головой Дария, словно на плечах царя царей было две головы. Одна из них принялась вещать:
— Когда я родился, задрожали могучие горы. Когда вступил в пору юности, Кавказ от страха сбросил свои леса. Когда возмужал, вспять потекли быстрые реки и задрожали остроконечные шапки на бедовых головах непокорных скифов.
Карлик Бэс, вывезенный из Египта, был любимцем Дария. Бэсу разрешалось поддразнивать даже самого царя царей.
— Голос мой перенял, — с притворной досадой сказал Дарий. — Прочь, бездельник, не то отдам скифам, они тебя за зайца примут и съедят без приправы. Одни браслеты с жуками останутся.
У себя на родине Бэс возглавлял ювелирную мастерскую. Взятый ко двору Дария, он вынужден был сменить египетский набедренник на персидское платье, но ни за что не соглашался расстаться с браслетами и кольцами собственной работы, украшенными изображениями египетских священных жуков скарабеев.
Одетые в темное слуги бесшумными тенями передвинулись по ковру, убрали серебряные тарелки с остатками мяса. Взамен появились подносы с жаренной дичью и утиными яйцами, испеченными в золе. Из расписных греческих амфор полилось в кубки вино.
К вечеру стали возвращаться посланные в разведку воины. Первым в шатер был введен начальник тройки, уходившей на юг.
— Великий царь, царь царей и повелитель стран, — сказал начальник южной тройки. — Мы двигались в южном направлении весь день, как было приказано. Степь пуста, даже стадо, ведомое пастухом не встретилось нам на пути.
Тройка, отправленная на север, вернулась второй.
— Великий царь, царь царей и повелитель стран, — сказал начальник северной тройки, когда был допущен в шатер. — Мы двигались на север согласно приказу. На пути мы обнаружили брошенную кибитку, рядом горн с остывшей золой и две наковальни. Недалеко от горна лежит скиф, убитый персидской стрелой.
Начальник северной тройки положил перед креслом Дария стрелу с железным наконечником.
— Моя, — произнес Отан, разглядев оперение. — Продолжай.
— Кибитку бросили впопыхах. В ней остались платья, шкуры, домашняя утварь. На наковальне лежало вот это.
Рядом с оперенной стрелой очутились бронзовые наконечники. Дарий взял наконечник в руки, внимательно оглядел, потрогал загнутый книзу длинный и острый шип.
— Отменно сработано, — сказал царь царей. — Наконечник с шипом не скоро извлечешь из раны. Можно ли было предположить, что дикие скифы способны с таким совершенством обрабатывать твердый металл? Говорят, что своей святыней они почитают огромный котел, отлитый из бронзовых наконечников, и потому все наконечники делают бронзовыми, а не железными, как мы.
— Что скажешь, Бэс? — обратился он к карлику. — В металлах ты разбираешься лучше других. Хороша ли работа?
Бэс молча кивнул головой.
— Продолжай, — сказал царь царей разведчику.
— Больше мы ничего не обнаружили, царь царей, повелитель стран. Степь пуста. Трава не примята. Людей, селений или брошенных стад на нашем пути не встречалось.
Начальник северной тройки покинул шатер. Осталось выслушать последнее донесение, но прошла ночь, а разведчики, посланные на восток, не вернулись. Они погибли или попали в плен, и это тоже являлось донесением. Гибель разведчиков без слов указывала, в какой стороне затаился враг.
— В путь! — прозвучала команда.
На рассвете войско свернуло лагерь и двинулось на восток.
10
Совет вождей у меча
Узнав от своей разведки, что Старик не солгал, что тьма войска движется через степь на восток, Иданфирс созвал на совет вождей всех соседних племен. И пока в очередном стойбище предводитель подносил к иссохшим губам Савлия по куску от каждого яства, сын Савлия со своей дружиной мчался к священному Мечу, где было назначено место встречи.
Его ждали. Восемь вождей, оставив поодаль свои дружины, расположились на большом войлочном ковре. По кругу ходил кубок-ритон из турьего рога в золотой тисненой оправе.
Иданфирс осадил коня и спрыгнул прямо на войлок. Вождь невров, юноша с бледным рыхлым лицом, располосованным татуировкой, недовольно отодвинулся. Пыльные сапоги очутились рядом с полой его узорчатого кафтана.
— Да будет вам удача, да продлится ваш род, да умножатся ваши стада, — сказал Иданфирс. Он сел на пятки, как обычно сидят кочевники, когда беседуют и отдыхают.
— То же и тебе, — откликнулись вожди.
Царь будинов, рыжеволосый великан с голубыми глазами, протянул Иданфирсу ритон, наполнив предварительно из бурдючка.
— Простите, вожди, что заставил ждать, — сказал Иданфирс. — Не хотел дух отца раньше времени тревожить, ушел с первой стоянки. — Он сделал глоток и передал ритон дальше. — Созвал я вас, вожди, в священное место, чтобы совет держать. Царь персов Дарий и семьсот тысяч воинов топчут степь. Их мечи ищут крови; на остриях их стрел притаилась смерть. Жить нам или погибнуть, вожди? Ваше слово.
— Давно ли скифы стали бояться чужого оружия? — насмешливо спросил вождь невров.
Невр был молод, не ему было первому говорить. На скулах Иданфирса забегали злые желваки.
— Скифы чужого оружия не боятся, — выговорил он медленно, топя в словах гнев. — Только скифов горстка, а персов гора. Малому большое не одолеть. Гора горстку раздавит.
Невр рассмеялся. Он был доволен, что скифы, считавшие себя властелинами степи, попали в беду.
— Горстка, царь Иданфирс? — продолжая смеяться, сказал вождь невров. — Когда в давние времена скифский царь Ариант пожелал узнать, много ль под его властью людей, он приказал каждому скифу принести по бронзовому наконечнику. Сколько наконечников набралось? Гора. Своими глазами видел близ Гипаниса вашу святыню — огромный котел, отлитый из наконечников. Толщина его стенок шесть пальцев.
Иданфирс не стал тратить время на пререкания.
— Не о том речь, — сказал он. — Персы раздавят нас, за вас примутся. Справитесь ли с ними поодиночке? — Он обвел глазами по очереди всех вождей, дольше всего его взгляд задержался на широком, открытом лице вождя будинов.
