Эдуард Веркин - Жмурик-проказник
— Слишком быстро бежит, слишком нетерпеливый, — покачал головой Гундосов.
Тогда Тоска взяла веревку, свернула из нее петлю, подозвала Чугуна и надела эту самую петлю на шею. Чугун оказался на поводке.
Гундосов с удовольствием рассмеялся. И мы отправились разыскивать Дохода.
Впрочем, разыскивать Дохода было делом довольно простым. Даже я видел его следы — вмятины в земле, поломанные кусты и мелкие деревья. Но просто было приятней и как-то уверенней идти в лес с собакой. Пардон, с чемпионом по байдарочному спорту.
И экс-чемпион по байдарочному спорту, а нынче полусобака, уверенно вел нас по следу Дохода.
Глава 9. Лосиные бега
Сначала нам казалось, что найти Дохода будет легко. Что Доход при его массе и неповоротливости не мог далеко забраться в лес. Но это оказалось не так. Мы шли по лесу почти час и Дохода не обнаружили. Чугун оказался скверным следопытом — очень скоро начался влажный мягкий мох, на котором следов было почти не видно. И куда надо было идти, мы не знали.
А по запаху Чугун идти не мог. Вернее, мог, но только не по нужному нам запаху. Чугун все время тащил нас то в сторону мелькнувшей в хвое белки, то за зайцем, то вообще за ужом.
Но не за Доходом.
Это надоело Тоске, и она отпустила Чугуна с поводка.
Мы блуждали по лесу часа полтора, но никакого Дохода не обнаружили.
— Наверное, он провалился в болото и умер страшной смертью, — предположил Гундосов. — Надо возвращаться назад, к дому. А то и мы умрем страшной смертью.
Мы прошли еще немного, и Гундосов сказал:
— Наверное, он застрял в деревьях и умер страшной смертью. Надо возвращаться назад, к дому. А то и мы умрем страшной смертью.
Мы оставили без внимания и второй гундосовский выпад. И прошли еще немного. И Гундосов снова сказал:
— Наверное, на него напал дикий кабан, и он умер страшной смертью. Надо возвращаться назад, к дому. А то и мы умрем страшной смертью.
Но Тоска совершенно неожиданно разозлилась и воспротивилась, написав в блокноте, что поиски нельзя прекращать. Нельзя бросать товарища в беде. По лицу Гундосова я видел, что он готов любого в беде бросить, даже собственную старушку-мать. Но я поддержал Тоску, я сказал:
— Будем искать, пока можем.
И мы стали дальше искать. Мы вернулись назад, бродили-бродили туда-сюда по диагонали и по кругу и наткнулись все-таки на следы Дохода. Этакие тяжелые вмятины, в которые уже успела насочиться вода.
— Как слон прошел, — сказал Гундосов.
Тоска согласно кивнула. Она собирала по кочкам недозрелую бруснику и ела горстями. Что выглядело весьма мирно. Будто мы вышли на добрый семейный пикник.
Вид жующей Тоски разбудил в нас аппетит, мы остановились, разогрели в котелке тушенку с сухарями и перекусили. Чугун вылизал банки, а потом рванул куда-то в сторону. Вернулся минут через пять с барсуком в зубах.
«Начинаю думать, что призванием моего братца была совсем не гребля», — написала мне Тоска.
— Интересно, — шепнул я ей, — как эти самые барсуки на вкус?
Тоска черкнула на листке.
«Спроси у Чугуна. Или у Гундосова. Судя по его морде, он их уже пробовал».
— Ничего я не пробовал! — надулся Гундосов, прочитавший ответ Тоски на листке.
Мы посмеялись. Ха-ха-ха. Чтобы Чугун не тащил барсука за нами, я забросил тушку на дерево.
Следы петляли между деревьями и кочками, забираясь все дальше в лес. Мы с упорством ишака шли по ним. От дома мы удалились, наверное, километров на пять, а то и больше, ноги, во всяком случае, болели здорово. А никаких признаков Дохода, кроме этих самых следов, видно не было.
Это начинало меня пугать.
«Мне кажется, что Доход не мог уйти так далеко», — написала Тоска.
— А мне кажется, что мы вообще заблудились, — сказал я. — От Чугуна толка особого нет, ясно, что охотничьих собак в его роду не было. Следы видно плохо. И вообще… Короче, лучше нам отправиться к дому. Хотя я лично, где дом, не представляю…
— Там! — указал пальцем Гундосов.
Мы посмотрели в указанную сторону. «Там» ничем не отличалось от других направлений. Гундосов сверился с компасом и подтвердил направление. И мы пошли в сторону «там».
И шли еще, наверное, полчаса.
Через полчаса Тоска резко остановилась и подняла палец.
А потом указала этим пальцем на землю.
И мы увидели, что совершенно неожиданно к большим следам присоединились маленькие.
«Что это?» — спросила Тоска.
— Следы, — тупо ответил я.
«Вижу, что следы. А почему их две пары?»
Это был вопрос.
Чугун понюхал следы и почесал себя ногой за пузо.
— Что тут? — спросил у него Гундосов. — Кто тут прошел?
Чугун понюхал землю еще раз, но ничего ответить не смог.
— Дублон, — сказал Гундосов. — А еще говорил нам, что следопыт…
Гундосов наклонился над следами, но и сам ничего путного сказать не смог.
— Предлагаю по этим следам не ходить, — сказал я.
Тоска сделала вопросительное лицо.
— Какие-то подозрительные следы, — ответил я.
Тоска написала что-то на бумажке и сунула мне под нос.
«Ну, вы тут подозревайте себе, а я пойду посмотрю. Все равно других следов нет».
И Тоска двинулась по следам и скрылась в зарослях то ли боярышника, то ли еще какого бессмысленного растения. Чугун тявкнул и вильнул за ней. Гундосов посмотрел на меня. Я пожал плечами и поспешил за Тоской.
И тут же Тоска выскочила из кустов обратно. Глаза у нее выпучились до крайней степени. Тоска подскочила к нам и уже было открыла рот, но я успел зажать его ладонью. Тоска вращала глазами и показывала на кусты.
Я понял. Понял, что пора драпать.
Шерсть на загривке у Чугуна встала дыбом. Этот бывший предводитель областных байдарочников шуганулся, даже забыв про свою родную сестру.
— Уходим, — Гундосов устремился вслед за Чугуном.
Кусты боярышника зашевелились.
Тут и мне уже стало страшно. Я решил, что мы наткнулись на медведя. В башке проскочил дурацкий совет: если медведь молодой — лезть на тонкое дерево, если медведь старый — на толстое. Старый медведь тонкое дерево выдернет, а молодой на толстое дерево залезет. А как определить — молодой или старый?
— Линяем! — Я схватил Тоску за руку и потащил ее вслед за Гундосовым.
За спиной у нас раздался рев. Мощный такой рев, грозный. И кажется, даже дерево упало. Рев прибавил нам сил, и мы поднажали еще.
Я видел перед собой скачущий затылок Гундосова, затылок Гундосова выглядел почему-то смешно. Как-то чересчур квадратно, мне почему-то представилось, что к этому затылку отлично пошла бы ручка или пропеллер.
Мы выскочили на полянку. Трава, цветочки, иван-чай. Целое море иван-чая, я такого никогда не видел — настоящее алое озеро. Очень красиво. Очень. Никогда такой красоты не видел. Прямо посреди полянки торчало засохшее дерево.
— Иван-чай! — сказал Гундосов задыхаясь.
— И что?
— Иван-чай — любимая жратва лосей!
— Ты хочешь сказать, это…
Но закончить я не успел. На полянку выскочил рослый лось. Вернее, лосиха — рогов у зверя не было, а, насколько я помнил, роги, или рога, только у мужиков бывают. У самцов.
— Это же самка, — сказал я. — Чего ее бояться?
— Это хуже, — прошептал Гундосов. — Помните следы? Это был не Доход, это был лось! Он просто так копыта растопыривал, чтобы в мох не проваливаться. А маленькие следы? Маленькие следы — это лосенок! Лосиха с лосенком — это хуже медведя!
И очень скоро мы в этом убедились. Появившаяся лосиха обвела поляну неодобрительным взглядом, увидела нас. Откуда-то сбоку матери высунулся лосенок. Лосенок был длинноногий и смешной. А вот его мама смешной совсем не была.
— Ударом копыта лось убивает медведя, — как нельзя кстати сообщил Гундосов.
И мы опять побежали. К дереву.
Лосиха заревела и рванула за нами. Видимо, она решила, что мы хотим ее преследовать, и теперь собиралась нам отомстить. Затоптать копытами.
Быть забоданным лосем — еще куда ни шло. Но быть затоптанным лосихой я не собирался, это было слишком унизительным концом для такого бывалого человека, как я.
Мы бежали к дереву, разъяренная лосиха бежала за нами.
Первым до дерева добрался Гундосов. Гундосов с проворством опытной макаки взобрался на сук и принялся кричать, чтобы мы поспешали. А мы и так поспешали.
Добежав до дерева, я подкинул вверх Тоску, а затем забрался сам. Лосиха подскочила к дереву и стала лупить в ствол копытами. Дерево вздрагивало, но держалось крепко.
Чугун остался на земле. Он тоже было попытался присоединиться к нам, но собаки для таких упражнений не очень хорошо приспособлены, поэтому, ободрав раза два брюхо, Чугун оставил свои попытки. Правда, уходить он не собирался, вился рядом.
Разъяренная лосиха принялась за ним гоняться вокруг дерева и пытаться прибить копытом. Мы наблюдали за этим шоу с большим удовольствием. Потом с опушки леса подтянулся лосенок, и лосиха разъярилась окончательно. Материнские инстинкты заглушили в ней голос разума, на морде у нее проступила пена, и лосиха стала гоняться за Чугуном с двойным усердием.
