Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Орден Феникса

— Я тоже так подумала, — нетерпеливо сказала Гермиона. — Гарри, ты не будешь возражать, если мы...

— Пожалуйста, — сказал Гарри, слегка озадаченный.

Рон с Гермионой сразу же принялись вскрывать конверты.

— Этот малый считает, что ты совсем съехал с катушек, — сказал Рон, проглядывая письмо. — Так-так...

— А эта женщина советует тебе пройти курс лечения Шоковыми заклятиями в больнице святого Мунго, — разочарованно сказала Гермиона, комкая второе письмо.

— Зато тут вроде бы ничего плохого, — медленно произнес Гарри, читая длинное письмо от колдуньи из Пейсли. — Ого! Она говорит, что верит мне!

— А этот колеблется, — сказал Фред, с энтузиазмом взявшийся распечатывать письма вместе с ними. — Говорит, что ты вроде не похож на сумасшедшего, но лично он не хочет верить, что Сам-Знаешь-Кто возродился, поэтому не знает, как ему теперь быть. Тьфу ты, только пергамент зря перевел!

— А вот еще один, которого ты убедил, Гарри! — возбужденно воскликнула Гермиона. — «Прочтя Вашу версию этой истории, я был вынужден заключить, что «Пророк» обошелся с Вами крайне несправедливо... Хотя мне очень не хочется верить в возвращение Того-Кого-Нельзя-Называть, я вынужден признать, что Вы говорите правду...» Да это же просто чудесно!

— Еще одна думает, что ты просто гонишь волну, — сказал Рон, выбрасывая за плечо скомканное письмо, — зато эта пишет, что ты обратил ее в свою веру и теперь она считает тебя настоящим героем... даже фотографию свою приложила, ого!

— Что здесь происходит? — раздался позади тонкий, фальшиво-приторный голосок Гарри поднял взгляд от вороха конвертов, которые держал в руках. За Фредом и Полумной стояла профессор Амбридж — ее жабьи глаза навыкате озирали разгром, учиненный совами на столе перед Гарри. Позади нее он увидел толпу жадно наблюдающих за ними учеников.

— Кто это прислал вам столько писем, мистер Поттер? — вкрадчиво спросила Амбридж.

— А что, разве это преступление — получать письма? — громко осведомился Фред.

— Поосторожнее, мистер Уизли, не то останетесь после уроков, — предупредила Амбридж. — Ну, мистер Поттер?

Гарри помедлил, но он не видел возможности скрыть содеянное; было ясно, что рано или поздно «Придира» попадется ей на глаза.

— Люди пишут мне потому, что я дал интервью, — сказал Гарри. — О том, что случилось со мной в прошлом июне.

Произнося эти слова, он невольно скользнул взглядом по столу для преподавателей: у Гарри возникло страннейшее чувство, что секунду назад Дамблдор наблюдал за ним, но, посмотрев на директора, он убедился, что тот поглощен разговором с профессором Флитвиком.

— Интервью? — повторила Амбридж еще более тонким и мерзким голосом, чем обычно. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что репортер задавала мне вопросы, а я на них отвечал, — сказал Гарри. — Вот...

И он кинул ей номер «Придиры». Она поймала его и уставилась на обложку. На ее бледном, рыхлом лице проступили отвратительные фиолетовые пятна.

— Когда вы это сделали? — спросила она чуть севшим голосом.

— В последний выходной в Хогсмиде, — сказал Гарри. Она посмотрела на него, вне себя от ярости; журнал дрожал в ее коротких толстых пальцах.

— Больше у вас не будет выходных в Хогсмиде, мистер Поттер, — прошептала она. — Как вы осмелились... как вы могли... — Она сделала глубокий вдох. — Я снова и снова пыталась отучить вас лгать. Видимо, вы до сих пор не усвоили моего урока. Минус пятьдесят очков Гриффиндору и еще неделя штрафных занятий.

Она зашагала прочь, прижимая «Придиру» к груди, и многие ученики проводили ее взглядом.

Не прошло и часа, как по всей школе расклеили гигантские объявления — они появились не только на факультетских стендах, но и в коридорах, и в классных комнатах.

ПРИКАЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО ИНСПЕКТОРА ХОГВАРТСА

Любой учащийся, уличенный в хранении журнала «Придира», будет немедленно исключен.

Основанием настоящего приказа является Декрет об образовании №27.

Всякий раз, когда Гермионе попадалось на глаза одно из этих объявлений, она прямо-таки расцветала от удовольствия.

— Да что тебя так радует? — не выдержал Гарри.

— Неужели ты не понимаешь? — удивилась Гермиона. — Даже если бы она сама захотела, чтобы в школе не осталось ни единого человека, который не читал бы твоего интервью, она не могла бы придумать ничего лучше, чем запретить его!

Похоже, Гермиона была права. Хотя Гарри ни разу даже мельком не видел в школьных помещениях запретного журнала, к концу дня все только и делали, что цитировали друг другу его интервью. Гарри слышал, как о нем шептались в коридорах перед занятиями, за обедом и на задних партах во время урока, а Гермиона, заглянув в туалет для девочек перед лекцией по древним рунам, сообщила, что во всех кабинках только об этом и судачат.

— А потом они заметили меня — очевидно, они знают, что я тебя знаю, — и налетели с вопросами, — сказала Гермиона с сияющими глазами, — и по-моему, Гарри, они тебе верят, честное слово, — думаю, ты их все-таки убедил!

Тем временем профессор Амбридж курсировала по школе, останавливая учеников на выбор и заставляя их вынимать из сумок книжки и выворачивать карманы; Гарри знал, что она ищет запрещенный номер «Придиры», но ученики всегда на несколько шагов опережали ее. Они успевали заколдовать страницы с интервью Гарри так, что любой посторонний видел в них только выдержки из учебников, или волшебным образом превращали их в чистые, снимая заклятие лишь тогда, когда им хотелось перечитать статью снова.

Преподавателям, разумеется, запрещалось упоминать интервью согласно Декрету об образовании номер двадцать шесть, однако они все равно находили способ выразить свои чувства. Профессор Стебль наградила гриффиндорцев двадцатью очками, когда Гарри передал ей лейку; лучезарно улыбающийся профессор Флитвик под конец урока заклинаний впихнул ему в руки коробку попискивающих сахарных мышек, сказал «тс-с!» и поспешил прочь, а профессор Трелони на своих занятиях вдруг истерически разрыдалась и заявила изумленному классу и очень недовольной Амбридж, что Гарри вовсе не умрет в юном возрасте, а доживет до преклонных лет и станет министром магии и отцом двенадцати детей.

Но по-настоящему счастливым Гарри почувствовал себя на следующий день, Когда Чжоу нагнала его в коридоре перед самым уроком трансфигурации. Не успел он опомниться, как ее рука оказалась в его, а ее губы шепнули ему на ухо: «Прости меня, пожалуйста. Дать такое интервью — это было очень смело... я прямо расплакалась».

Его огорчило то, что ей пришлось пролить еще одну порцию слез, но очень обрадовало, что они снова начали разговаривать, а когда она быстро чмокнула его в щеку и поспешила дальше, он ощутил себя на вершине блаженства. А едва он добрался до класса трансфигурации, как произошло еще нечто столь же замечательное и невероятное: навстречу ему из толпы однокашников выступил Симус.

— Я только хотел сказать, — промямлил он, косясь на левое колено Гарри, — что я тебе верю. И послал этот журнал маме.

Если Гарри и нужно было что-то еще для полного счастья, этой мелочью стала реакция на происшедшее Малфоя, Крэбба и Гойла. В тот же день, ближе к вечеру, он увидел их в библиотеке: сдвинув головы, они тихо переговаривались. С ними был еще один худосочный мальчишка; Гермиона шепнула, что его зовут Теодор Нотт. Они оглянулись на Гарри, когда он искал на полках книгу с инструкциями по частичному исчезновению. Гойл угрожающе затрещал суставами пальцев, а Малфой стал что-то яростно нашептывать Крэббу. Гарри прекрасно знал, почему они так себя ведут: он назвал их отцов в числе Пожирателей смерти.

— И самое смешное, — ликующе сказала Гермиона, когда они вышли из библиотеки, — что они даже возразить тебе не могут: ведь это значило бы, что они прочли запрещенную статью!

В довершение всего Полумна сказала ему за ужином, что никогда еще выпуск «Придиры» не расходился так быстро.

— Папа печатает дополнительный тираж! — сообщила она, возбужденно выкатив глаза. — Ему в это просто не верится: похоже, что ты интересуешь людей даже больше, чем морщерогие кизляки!

В этот вечер в гостиной факультета Гарри чествовали как героя. Фред и Джордж дерзко увеличили обложку «Придиры», заколдовали ее и вывесили на стену, так что гигантская голова Гарри озирала присутствующих, время от времени выдавая громогласные сентенции вроде «В МИНИСТЕРСТВЕ ОДНИ ИДИОТЫ!» или «НАЕШЬСЯ УДОБРЕНИЙ, АМБРИДЖ!» Гермиона сочла это не слишком забавным: она сказала, что ей не дают сосредоточиться, и, раздраженная, рано отправилась спать. Через час-другой шутка приелась и Гарри — особенно когда колдовство стало сходить на нет, так что его голова на плакате просто выкрикивала отдельные слова вроде «АМБРИДЖ!» или «ИДИОТЫ!» с постепенно уменьшающимися интервалами и все более и более высоким голосом. В конце концов у Гарри заболела его собственная голова, а шрам стало неприятно покалывать. Под разочарованные возгласы ребят, которые сидели вокруг и заставляли его в сотый раз переживать тот достопамятный день в Хогсмиде, он объявил, что ему тоже необходимо лечь пораньше.