Сергей Заяицкий - Найденная

С. Заяицкий

Найденная

Повесть

I. «КРАСНЫЙ ВИТЯЗЬ»

Кинотеатр «Геракл» был признан всеми парижанами как самый злободневный и роскошный кинотеатр. Что он был в то же время и самым большим, свидетельствовали цифры. Стоило измерить вдоль и поперек зрительный зал «Геракла», чтоб убедиться, что такого другого кино в Париже нет. Все мировые фильмы, все американские боевики и сверхбоевики начинали в «Геракле» свою парижскую карьеру. Уж такая была ловкая дирекция: все перехватывала. Как ни лезли из кожи директора других кинотеатров, ничего не могли они поделать. Им приходилось лишь с завистью поглядывать на величественный купол огромного кинематографа, на котором вечером вспыхивали огненные надписи: «Тайна погибшего броненосца», «Сокровище пустыни», «Чарли поступает в лакеи». Эти надписи то неподвижно висели на фоне ночного неба, то переливались всеми цветами радуги, то бешено крутились, потухали и снова вспыхивали.

Директор кинематографа господин Жюль Фар, сидя в своем небольшом, но роскошном кабинете, с наслаждением прислушивался к гулу толпы, наводнявшей фойе. Этот гул сливался с отрывистыми аккордами огромного негритянского оркестра и с журчанием фонтанов. Директор навострил себе ухо настолько, что по этому гулу мог приблизительно оценить выручку. Когда гул достигал известной силы, он бормотал: «полный сбор», и с аппетитом закуривал сигару. И в этот самый миг обычно являлся администратор Дюру и говорил, утирая пот со лба:

— Уф! Ну, и столпотворение! Аншлаг сейчас вывесили: «Все места проданы».

Одним словом, дела «Геракла» шли превосходно.

Однажды (согласно отметке директора на календаре, это было 11 июля 1926 г.) директор по обыкновению сидел в своем кабинете.

Первый сеанс должен был уже начаться, но, как ни прислушивался Жюль Фар, гул толпы все не достигал желательной силы.

— Или мои часы отстают? — пробормотал он.

Вошел администратор.

— Как дела? — спросил директор с деланным равнодушием.

Дюру пожал плечами.

— Двести билетов осталось в кассе. Не понимаю, в чем дело. «Крылатый бандит» — мировой боевик, но вот подите вы. Случайность.

Жюль Фар терпеть не мог подобных случайностей.

На следующий вечер повторилось то же, а потом знакомый гул стал уменьшаться с упорством и равномерностью останавливающегося механизма. Казалось, погас очаг, и котел перестает кипеть.

В чем дело?

Мелкие кинотеатры радовались. В газетах уже стали появляться карикатуры, изображающие «Геракла», бредущего на костылях с подвязанною щекой.

Жюль Фар выписал из Нью-Йорка сверхбоевик «Страшный апельсин», но, как ни сверкала и ни переливалась в небе огненная надпись, нужного гула не получалось.

Еще один месяц, и «Геракл» начнет давать убыток. От этой мысли Жюль Фар покрывался холодным потом. Он был не просто капиталистом, но убежденным капиталистом, и деньги для него представляли единственную прелесть жизни. Но факт оставался фактом. Огромный зал «Геракла» пустовал наполовину.

— Что вам нужно, Дюру? Вы видите, что я занят.

— Простите, господин Фар, но если бы вы уделили мне пять минут времени...

— В чем дело?

— Если бы вы разрешили мне высказать одну мысль, которая давно не дает мне покоя.

— Какая еще мысль?

— По поводу фильм, которые мы демонстрируем...

— Ну?

— Я прислушивался к тому, что говорят в публике ...

— Так...

— Говорят: опять гонки на автомобилях, опять львы и тигры, опять прыжки через пропасти, опять всякие сыщики.

— Ну, ну...

— Одним словом, у меня сложилось определенное и твердое убеждение: американские боевики надоели.

— Как надоели?.. Вздор.

— Нет, не вздор. Публика зевает уже после первой части. Вы сами посмотрите... Пойдите сейчас и посмотрите на выражение лиц.

Директор пожал плечами... Однако Дюру уже не раз высказывал здравые мысли. Поэтому он взял со стола ключ и вместе с администратором поднялся по витой лестнице в свою ложу. Проскользнув в дверь, он оглядел зал.

На экране мчался в автомобиле какой-то джентльмен в белом костюме. Трах... Автомобиль перекувырнулся и полетел в пропасть с неимоверной высоты.

Жюль Фар быстро поглядел на зрителей. Лица, озаренные экраном, были безразличны и равнодушны. Кто-то в самом деле зевнул, кто-то хихикнул, кто-то сказал: «на небо не упадет», и многие засмеялись.

А это был самый жуткий и торжественный момент во всей фильме.

Жюль Фар с невольным содроганием вернулся в свой кабинет.

Они долго молчали.

— Какой же выход видите вы из этого положения? — спросил он, наконец, несколько холодно.

Администратор сел в кресло довольно развязно. Видно было, что в данный момент он чувствовал над директором свое превосходство.

— Господин Фар, — сказал он, — я человек бедный. Если моя мысль покажется вам стоящей...

— То я заплачу за нее столько, сколько она будет стоить, — перебил его Фар.

Дюру поклонился.

— Видите ли, господин Фар... когда человеку надоедает смотреть в одну сторону, он начинает смотреть в другую... Вот мне сейчас надоело смотреть на эту картину, я смотрю на лампу.

— Что вы хотите этим сказать?

— Французские фильмы нами все исчерпаны... Они надоели!

— Ну? еще что?

— А то, что нельзя все время пялить глаза и на Америку. Ну, Америка раз, Америка два... а потом, пожалуй, и довольно будет...

— Ставить немецкие фильмы?!. Спасибо за совет. Могли бы его оставить при себе, — воскликнул Фар.

— Кто же вам говорит про немецкие фильмы? До сих пор мы все смотрели на запад, а что если нам теперь для разнообразия поглядеть на восток.

— Ну, я же и говорю: немецкие фильмы.

— Позвольте, позвольте... Разве на востоке одна Германия?

— А что же еще?

— За Германией...

— Польша?

— За Польшей...

— За Польшей?!. Росс... — Жюль Фар осекся, посмотрел на Дюру и нахмурился. — Вы с ума сошли! — произнес он.

— Именно Россия, и даже не Россия, а, с вашего разрешения, Союз Советских Социалистических Республик.

— Вы предлагаете?..

— Поставить русскую фильму. Уверяю вас, что они там научились вовсе не так плохо снимать.

— Вздор.

— Почему вздор?

— Потому что никто не пойдет смотреть революционную фильму... Никто не пойдет и... не должен ходить.

— Господин Фар, отложите пока в сторону политические симпатии и рассуждайте как коммерсант. Ну, разве сейчас у нас не интересуются большевиками?.. На такую фильму пойдут все: буржуа — из любопытства, русские эмигранты, чтоб посмотреть родные места, наконец, рабочие — из сочувствия.

— Вы хотите, чтоб я занялся коммунистической пропагандой?

— Господин Фар... кто вы? Политик или коммерсант? Вот, например, большим успехом пользуется сейчас в России картина «Красный витязь»... Да, «Красный витязь». Съемку произвели этою весною. Там эпизоды гражданской войны. У нас это будет чрезвычайная новость.

— Пойдите вы...

— Я пойду, но вы на свободе подумайте... А рекламу мы оборудуем.

Жюль Фар в ярости даже сломал сигару.

На следующий вечер в зале было две тысячи пустых мест при общем числе три тысячи.

С этого дня «Геракл» начал давать убытки.

Толпа, гулявшая 16-го июля вечером по Итальянскому бульвару, была привлечена странным и неожиданным зрелищем.

В небе внезапно вспыхнула огромная красная пятиконечная звезда. Вспыхнула и медленно поплыла по небу.

Небо было покрыто облаками. Очевидно, с помощью прожектора звезду эту зажгли на облаках, пользуясь ими как экраном.

Публика недоумевала. Ожидали, что появится надпись, но никакой надписи не появилось.

Полицейские немного забеспокоились, однако звезда скоро погасла.

Но на следующую ночь повторилось то же явление. На этот раз зажглось сразу три звезды, и все они медленно стали описывать над Парижем огромные круги, то исчезая, то снова появляясь.

Полицейские заподозрили-было коммунистическую пропаганду, но в полпредстве только рассмеялись. Да и действительно, что за смысл в такой пропаганде? Тем более, что префект, очевидно, знал, в чем дело.

Русские эмигранты сердились и негодовали.

— Испортили парижское небо, — говорили они, — стоило уезжать из России, чтоб здесь любоваться этой мерзостью.

Однако любопытство было сильно возбуждено. На третий день все высыпали на улицу, и, подняв головы, глядели на небо, но небо оставалось темным.

Вдруг во мраке вспыхнули сразу целые сотни красных звезд. Они забегали, засверкали и на одно мгновение сложились в какую-то надпись. Но ее никто не успел разобрать.

Однако теперь все уже начали догадываться, в чем дело. Новая реклама «Геракла». Но почему красная звезда? Или директор «Геракла» записался в коммунистическую партию?