Андрей Трушкин - Кошки-мышки с мафией
Значит, так, — наморщил лоб Толька. — Нам нужно, чтобы он понял, что в его отделении милиции сидят предатели и за ним охотятся.
И еще, что нашу квартиру разгромили, и все это из-за "стина", — добавил я. — Только нельзя же все это открытым текстом писать. Этот Сивуха все равно докопается до настоящего адреса Бормана и может записку перехватить.
Шифр, — кивнул Толька. — Что-нибудь не очень сложное, но надежное. Шифр по книжке!
Мы иногда развлекались с Борманом таким образом. Этот способ при кажущейся простоте был довольно надежным — не даром им пользовались еще во время второй мировой войны. Чтобы зашифровать сообщение, разведчикам нужно было всего-навсего иметь две одинаковые книжки. Тогда секретное сообщение содержало в себе только цифры: первая, как правило, обозначала номер страницы, вторая — номер строки, а третья — непосредственно слово (по счету от начала строки).
Конечно, любой толковый криминалист, увидев характерные колонки цифр, сразу бы заподозрил, в чем тут дело. Но вскрыть такой шифр, когда не знаешь, какая именно книга использовалась, практически невозможно, особенно если сообщение короткое. Тут целый аналитический отдел может неделю ломать голову, пока что-то путное найдет. Я это в одной книжке по теории вероятности узнал.
К счастью, Борман читать любил. По всей его жилплощади были рассеяны трактаты о Конфуции, монографии судмедэкспертов и адвокатов, потрепанные детективы в мягких обложках, учебники по компьютерным программам, ноты (он еще у нас на пианино джаз шпарит будь здоров), энциклопедии стрелкового оружия…
Но мы, естественно, выбрали нашего любимого Артура Конан Дойля.
Через полчаса работы у нас получилось вот что:
Правда, мы ужасно торопились, и поэтому согласование падежей да и вообще вся стилистика записки в дешифрованном виде была несколько диковатой:
Дело ужас плох готовится крупное преступление Угроза от полиция сивое ухо в нашей квартире тщательный осмотр Нас преследует сильный противник Опасность от стена Ройлотта".
Теперь нужно было каким-то образом указать Борману дешифровальную книгу. Конечно, он и сам мог бы догадаться, какой именно том мы чаще всего читали у него, но подстраховаться тоже не мешало. Но как? Я долго ломал голову и, наконец, сообразил…
Из рассказа Толи Затевахина
После того, значит, как мы поколдовали над дешифровальной книгой, нужно было каким-то образом Борману на нее указать. Конечно, он и сам мог бы догадаться, какой именно том мы чаще всего читали у него, но подстраховаться тоже не мешало. Но как? Я долго ломал голову и, наконец, сообразил:
— Колька, ты у нас ботаник. Ну-ка быстро, на вскидку: как по-химическому ртуть называется?
Колька аж позеленел и даже слова стал от возмущения путать:
— Я тебе не болтаник! Сам ты…
И тут он сказал такое… Вообще-то Колька у нас воспитанный. Даже мясо всегда с ножом ест. Но иногда такое сказанет. Как в тот раз… Нет, не могу даже повторить, а то потом от папани по шее достанется и мне, и Кольке.
Ладно, — успокоил я. — Я ботаник, я, не кипятись. Так как же все-таки со ртутью?
Зачем это тебе?
Очень просто, — пояснил я. — Ртуть, Артур. Улавливаешь?
Понял! — хлопнул себя по лбу Колька. — Маленький такой ребус!
Общими усилиями на обороте бумажки мы намалевали слово "гидраргиум" и уже собирались бежать на электричку, как я, значит, подумал, что неплохо было бы предупредить обо всех этих событиях профессора из института и нашего Мензурку…
Из рассказа Коли Затевахина
Общими усилиями на обороте бумажки мы намалевали слово "гидраргиум" и уже собирались бежать на электричку, как я подумал, что неплохо было бы предупредить обо всех этих событиях профессора из института и нашего Мензурку…
Память у меня хорошая (наверное, потому, что рыбы много ем, как в одной кулинарной книге советовали). Но в этот момент мозги мои словно заклинило. Ведь Мензурка при нас набирал из бюро пропусков телефон профессора! И у меня этот номер в голове вертелся все время на манер надоедливой песенки. Что-то там вроде "два-три-три-семь-восемь — очень просим" или "три-три-восемь-два — закружилась голова"…
От умственного напряжения у меня аж в ушах зазвенело и лицо покраснело, как у пятиклассника, который ночью наткнулся на телеканал "Эротические шоу мира".
Толька на меня смотрит:
Ты чего — заболел?
Да нет, — морщусь я. — Надо бы профессора предупредить. Да телефон никак вспомнить не могу.
А-а-а, — протянул Толька. — Записывай. 332–784.
Я аж обалдел. Ну Толька, ну гигант! И вроде рыбы совсем не ест. Соврали что ли в той кулинарной книжке?
В общем, подгреб я к себе телефон и стал профессору названивать. Вначале никто к аппарату не подходил. Но я трезвонил настойчиво — пока линия не начинала выдавать гудки "занято". Наконец кто-то поднял трубку.
Алло, Порфирий Петрович? — побасовитей стараюсь сказать я.
Нет, — отвечают с той стороны провода. — Порфирий Петрович заболел.
А кто это говорит? — нагло так интересуюсь я.
Некоторое время в трубке слышится только чье-то шипение и придыхание, пробивающееся с радиорелейной линии. Наконец микрофон оживает:
А я с кем имею честь?
Секретарь-референт академика Лескова, — нагло лгу я. — По поводу симпозиума.
Лаборант Катышевич, — откликается мой собеседник. — Только вряд ли Порфирий Петрович сможет участвовать. Он очень-очень болен.
Очень жаль, — выдавливаю из себя я и, чувствуя, что сейчас, от несвойственной мне манеры говорить баском, раскашляюсь, вешаю трубку.
Вот это да! Профессор, оказывается, болен! Причем настолько, что не оставил никого дежурить на своем телефоне. А ведь мы ему должны были сегодня звонить по поводу украденной из института "пластмассы"!
— Надо спасать Мензурку! — сорвался с места Толька. — Быстрее в школу!
Мы уже не думали о том, что можем встретить Вермишель и нам, естественно, вклеют по первое число на педсовете за злостные прогулы. Но, увы, другого выхода не было. Речь-то шла о жизни и смерти. А мы вовсе не хотели, чтобы Сергей Антонович "заболел", тем более что именно мы вовлекли его во всю эту историю.
Уж не знаю чего в тот день было больше — тотального невезения или, наоборот, везения, но к школе мы подошли тютелька в тютельку, когда зазвенел звонок с урока. Нам это было вовсе не с руки. В коридоре вполне можно было наткнуться на кого-нибудь из учителей.
И тут вдруг я вспомнил: сегодня же во вторую смену как раз факультатив по химии! Так что получается — мы как раз идем на свои занятия!
Как я и предчувствовал, на лестнице между первым и вторым этажом мы столкнулись нос к носу с Вермишелью.
Чем-то она была очень сильно рассержена.
Затевахины! — сразу накинулась она на нас, как голодный крокодил на жирных туристов. — Немедленно ко мне в кабинет! Вас милиция разыскивает!
Мы сейчас, Вера Михайловна, учиться идем, — гордо так отвечает Толька. — Вы что нас — с химии снимете?
Вермишель позеленела, покраснела, побурела. Было такое ощущение, что сейчас она классным журналом, который в руках держит, нас кэ-эк шарахнет! Но, надо признать, она быстро взяла себя в руки. И выдала такое, отчего мы чуть не упали.
Факультатива сегодня не будет. У Сергея Антоновича заболели родственники, и он вынужден был срочно уехать. Поэтому его временно буду подменять я.
Он сам вам сказал, что ему уезжать надо? — уточнил я.
Вермишель как-то странно посмотрела на меня и процедила:
Сам. Сергей Антонович уехал вчера в ночь, скорым поездом…
А вы, Вера Михайловна, уверены, что он уехал? — наседал на завуча Толька.
Тут Вермишель почувствовала, что мы устраиваем ей форменный допрос, и возмутилась:
— Что за тон, Затевахины?! Немедленно пройдите в мой кабинет и объясните милиции, что вы там натворили!
Но подниматься в кабинет Вермишели нам уже не было необходимости. Сам майор Сивуха, грузно пыхтя и мерзко улыбаясь, уже спускался к нам сверху. А снизу, с не менее отвратительной рожей, поднимался рецидивист Моченый собственной персоной…
Из рассказа Толи Затевахина
Вот это было, значит, положеньице: майор Сивуха, грузно пыхтя и мерзко улыбаясь, нависал над нами сверху. А снизу поднимался рецидивист Моченый собственной персоной…
Терять нам, сами понимаете, уже было нечего. К тому же "заболеть" или "уехать к больным родственникам" мне во цвете лет, значит, не хотелось. Поэтому я завопил что было сил:
— Колька, атас!!!
В это время со второго этажа на физкультуру мчался 9 "Б". А надо вам сказать, что 9 "Б" — это тот самый класс, про который сочинена школьная поговорка: "Гром гремит, земля трясется девятый "бэ" домой несется!" И хоть неслись они вовсе не домой, железобетонная лестница тряслась от их топота, это точно. Я еще не закончил орать, как девятиклассники просто смели грузного Сивуху с дороги. Только вежливая Леночка Старыгина крикнула ему: — Молодым везде у нас дорога! Остальные же лавиной молча падали на Моченого. Они оттеснили его в сторону и прижали к стене.
