Николай Мизийски - Желтая маска
— Положи. Сто граммов сахара содержат девяносто калорий.
— Не девяносто, а четыреста девять.
— Ошибаешься, Крум.
— Это ты ошибаешься. Может быть, в других вещах мне не все ясно, а вот что касается калорий — это по моей части. Сто граммов чистого масла, например, содержат 781 калорию, одно яйцо — 160, один стакан овечьего молока — 246…
— Тебе так важно все это знать?
— Конечно, важно! Если не хватает одного продукта, я заменяю его другим. Всегда стараюсь принимать нужное количество калорий. Не худеть же мне в конце концов!
Я подумал: «Наверное, дед Павел Стремский — рассеянный человек, как и все люди науки. Почему утром он о сахаре говорил другое? Я посоветую ему быть внимательнее, чтобы не пришлось краснеть перед студентами».
А своему другу я сказал:
— К шести вечера я приглашен в гости к одному профессору.
— С родителями, да?
— Ну что ты! Он мой личный знакомый. Совсем недавний.
— А почему ты до сих пор не похвастался?
— Просто… забыл.
Крум махнул рукой:
— У меня тоже появился один интересный личный знакомый, но я тоже просто… забыл тебе об этом сказать.
— И тоже профессор?
— Нет. Старшина милиции. Вчера вечером случайно познакомились возле овощного магазина и сразу разговорились. Не задается, хоть у него широкие лычки на погонах. Обещал, что, если мне придется нашкодить, он окажет помощь, спасет от наказания… Конечно, если шкода будет не слишком крупная.
— А в гости он тебя пригласил?
— Еще нет.
— А мой профессор — уже! Очень воспитанный и образованный человек. Сказал, что могу взять с собой кого-нибудь из друзей. Пойдем?
— К ученому? — испугался Крум.
— А почему бы и нет? — удивился я.
— Да знаешь, какие вопросы задают эти ученые? Вспотеешь, пока выкрутишься.
— Но у этого есть жена…
— Ну и что?
— …которая сварила очень вкусное ореховое варенье. И не жадничает: съешь блюдце — дольет, и так по семь-восемь раз. Лишь бы гость попался выносливый!
Мой друг перестал расшвыривать ногами опавшие на тротуар листья.
— Ну, — сказал он жертвенно, — в том случае, если я тебе так нужен…
Мы договорились, что я зайду к нему в полшестого, с тем чтобы ровно в шесть мы были у профессора.
— До встречи, Саша!
— До встречи, Крум. Оставь место в желудке для варенья!
— Не беспокойся, он у меня резиновый!
Я пошел вдоль зеленого здания городского театра. У входа висела витрина, в которой выставлялись обычно фотографии из разных спектаклей. Теперь снимков не было, а по диагонали всего табло было написано:
«ОЖИДАЙТЕ «НАШЕСТВИЕ НИКИФОРА!»
Если бы я был моложе и не понимал значения кавычек, то, наверное, страшно испугался бы. Все у нас против нашествий, все — за мир и разоружение.
— Ага, уже вывесили анонс! — услышал я из-за спины знакомый голос.
Это был Калинкин дядя — побритый, причесанный, в элегантном костюме и новых туфлях. Но разве хорошая одежда определяет хорошего артиста?!
Я кивнул головой. Артист тоже поздоровался, но не сдержанно и сухо, а очень сердечно.
— О! Саша, здравствуй! — сказал он и показал на афишу. — Премьера близится!
— Ах, вот оно что! — вроде бы наивно воскликнул я. — А то я не сразу понял, что за нашествие…
Артист не обратил на это никакого внимания. Только спросил:
— Ты все запоминаешь с таким трудом? Ведь вчера при тебе я репетировал эту драму.
— Репетиция не произвела на меня такого впечатления, как эта афиша.
Я сказал бы ему и более резкие слова, чтобы он не тратил понапрасну время на пьесы, но подошла Калинка. Она появилась из-за моей спины так же неожиданно. Ее новое пальто было отлично сшито. Такого пальто нет ни у одной девчонки нашей школы.
— Добрый день! — улыбнулась Калинка.
— Добрый день! Прекрасная погода! — сказал я.
— Вот потому я и вышла прогуляться с дядей.
— Я что-то тебя не заметил вначале.
— Я заходила в кафе, пила сок.
— А я только что из школы.
Поговорили и о других важных вещах. Можно было бы поговорить и о еще более важном, но артист почему-то не хотел уходить и все время вертелся около нас. Даже высказался, наконец, хотя к нему и не обращались:
— Эй, племянница, на обед опоздаем!
Калинка подала мне руку и опять улыбнулась:
— До свиданья, Саша. Будете с Крумом свободны — заходите к нам.
— Да-да, заходите… — добавил дядя рассеянно.
Только они пересекли улицу и завернули за гастрономический магазин, как из-за угла выскочили мои одноклассницы — Дочка (ее полное имя Евдокия) и Пенка.
— Мы начинаем тебя уважать… — сказала Дочка.
— …если ты в самом деле знаком с Трифоном Маноловым, — дополнила Пенка.
— Были бы рады узнать, как близко вы знакомы…
— …и какого мнения ты о нем.
Я небрежно ответил:
— Познакомились мы случайно. Артист он так себе, слабенький. Даже досадно, что он доводится дядей нашей новой однокласснице.
Дочка и Пенка пошли рядом со мной. Они были противоположного мнения. Видели Трифона Манолова в прошлом году в каком-то спектакле с участием выпускников театрального института. Если я желаю, они могли бы доказать, что…
Я не пожелал. А поскольку у меня шаги пошире, я быстро оставил их далеко позади.
Фу! Нашли о чем говорить после занятий, когда все люди думают только о еде!..
Глава VII. Вместо одной — две встречи, но…
Около двух часов у нас дома зазвонил телефон. Я подумал, что меня ищет Джерри, и не обманулся — с другого конца провода донесся насмешливый картавый голос:
— Здорово, коллега! Я звоню, только чтобы проверить, вышел ли ты из кухонных грез.
Я ужасно разозлился, но овладел собой. Ответил бодрым голосом, что спуститься с пятого этажа для меня — раз плюнуть.
— Браво! — засмеялся грабитель. — Я рад, что твои мускулы так хорошо развиты. Когда-нибудь повторим этот номер в Нью-Йорке на небоскребах!
— М-м-м!..
— Впрочем, если хочешь, можем встретиться раньше не для столь возвышенных целей, а просто потрепаться. Когда захочешь, скажи.
— Говорю! — крикнул я и так сильно сжал трубку, что она чуть не треснула.
— Условия?
— Только одно: встреча должна состояться на открытом месте.
— Почему?
— Предпочитаю свежий воздух.
Послышалось смущенное покашливание и царапанье ногтями.
Очевидно, бандит почесывал свой затылок. Я не дал ему долго размышлять:
— Вы боитесь, да?
Моя насмешка вернула ему решительность.
— Не боюсь! — ответил он, тяжело дыша. — Если бы боялся, стал бы бухгалтером, а не гангстером. Жду тебя через двадцать минут в саду перед музеем, за кустом сирени.
— Там, где скамейка влюбленных?
— А ты откуда знаешь, что она так называется?
— От одного парня из техникума.
— Ладно. Днем там, должно быть, свободно.
— О’кей, мистер Блейк!
Мама стирала в ванной на стиральной машине. Она была сосредоточена, как первый пилот гигантского воздушного лайнера. Шум мотора мешал ей слышать разговор. Она и не услышала бы щелчка замка. Но она может заглянуть в мою комнату, и, когда я вернусь, мне попадет. Поэтому без долгих колебаний я подошел к ней и крикнул:
— Я пошел в музыкальную школу!
Она тоже крикнула (так делают все, когда летят в самолетах или стирают на машинах):
— Ты наконец решил возобновить занятия?
— Решил. Сейчас только расписание проверю, а начиная с завтрашнего дня, буду заниматься как следует.
Мама обрадованно погладила меня по голове. Сверху на мой нос упал мыльный пузырь. Я его не трогал — он сам лопнул, когда я сбегал по лестнице.
Только я успел подумать, чем бы заняться эти двадцать минут до предстоящей встречи, как на другой стороне улицы увидел профессора Стремского. Он медленно шел со стареньким чемоданом и жевал губами. Вероятно, повторял какую-нибудь лекцию.
— Разрешите вам помочь? — спросил я, после того как перебежал улицу, испугав одного шофера.
Профессор не обратил внимания на мое предложение, но любезно улыбнулся и сказал:
— Добрый день, товарищ Александров! Как вы себя чувствуете?
Я сказал, что хорошо, и опять предложил понести чемодан.
— Вы так милы! Но, право же, мой багаж не тяжел, — ответил он и переложил чемодан в другую руку. — Здесь лишь десять книг и трехгодичный комплект журнала «Здоровье». Я должен был их вернуть в библиотеку вечером, но вы изволили обещать мне быть моим гостем, не правда ли?
Я подумал: «Вот это настоящий человек — укрепляется и умственно, и физически!»
А вслух я сказал:
— Профессор, когда я вырасту, постараюсь быть таким же трудолюбивым, как вы!
Он засмеялся:
— А почему не сейчас?