Владимир Сотников - Хонорик и его команда
После долгого молчания Макар просто взорвался бесконечными вопросами. А кому их задавать, если не Соне – вот она, рядом? Он начал с самого главного.
– На Шкафа, то есть Слона, достаточно одним глазом глянуть, – сказал он, – и уже можно смело милицию вызывать: парочка преступлений, как минимум, на нем висит. Да и на его хозяине, по-моему, тоже, хотя мы его и не видели, а только слышали. Но почему ты с такой уверенностью Летчика в преступники записала? Сама же говорила, что обвинение без доказательства – это просто оскорбление.
– Ты видел его квартиру? Не всякий московский музей похвастается такими сокровищами, – ответила Соня.
– Какими еще сокровищами? – удивился Макар. – Что-то не видел я там ни сундуков с драгоценными камнями, ни жемчугов с бриллиантами. Ну, говорил он про шкатулку какого-то князя да про золотой червонец, но ведь все это у него забрали! Отняли, можно сказать.
– Ты как маленький, – снисходительно заметила Соня. – Измеряешь ценности золотом, бриллиантами, жемчугами. А историческая ценность – это понятие тебе что-нибудь говорит? Музейный экспонат, например? Ведь все эти вещи, которыми просто завалена квартира, Петров наверняка нашел на стройках, где он работал.
– Ну и молодец, – пожал плечами Макар. – Кто тебе мешает копаться в земле – хоть в песочнице во дворе, хоть на газоне? Просто Летчику повезло, что он на бульдозере работает. Пожалуйста, выучись водить бульдозер и выкапывай себе на здоровье всякие старинные вещи.
– Не так все просто, – покачала головой Соня. – Одно дело, если бы он копал в каком-нибудь карьере за городом. А в Москве, я точно знаю, любой найденный старинный предмет должен быть сдан в специальную комиссию. Она определит его ценность и решит, вернуть его нашедшему или поместить в музей для всеобщего обозрения.
Макар прикрыл глаза, и ему показалось, что он сидит на классном часе. Разница была лишь в голосе: на этот раз монотонно, как какой-нибудь экскурсовод, говорила не Свичка, а родная сестра Соня. И почему это правильные вещи всегда говорятся занудным тоном?
Макар ухмыльнулся:
– Примус-то мы сами присвоили без всякой комиссии. Может, Ладошку уже арестовали? Надо спешить, а то Нюк испугается, когда Ладошку милиционеры поведут в наручниках.
– Ну и шуточки у тебя! – отмахнулась Соня. – Примус – это просто жестянка, к тому же не очень старая. А ты видел, что за предметы развешаны по стенам у Петрова? Такие ключи и сабли, наверное, могли быть только во времена основания Москвы! Им точно место в музее, а не в обыкновенной квартире. В общем, все понятно. Петров, работая на своем бульдозере, выискивает старинные вещи и присваивает их. Разве это не преступление? Присвоение человеком вещей, не принадлежащих ему по праву…
Макар уже почти не слушал Соню. Если честно, то он ее не очень понимал. Зачем вдаваться в такие глубокомысленные рассуждения? Слово «преступник» у Макара с Летчиком все-таки не связывалось. Преступник – это кто-то злой, страшный, кровожадный. А тут – обычный человек, грубый с мальчишкой и трусливый с «журналистами»… Скорее это их хочется преступниками назвать. Даже бандитами. Вялый и бесхребетный этот Летчик, как инфузория-туфелька. Простейший, короче. И единственное его отличительное свойство – собирательный инстинкт.
Поэтому Макару неинтересно было размышлять о достоинствах и недостатках существа по имени Петров-Летчик. Его гораздо больше интересовал предмет, на мгновение оказавшийся в руках бульдозериста. Что найдено, зачем спрятано, где находится – вот были излюбленные вопросы Макара. Искать на них ответы – серьезное занятие. Это тебе не разбираться, где можно копать, а где нельзя. И тем более не рассуждать о том, что такое преступление. Так можно каждого человека считать преступником! Все когда-нибудь что-нибудь находили.
Макар с улыбкой представил себе такую картину: все люди вдруг стали совершенно честными. Ну просто абсолютно. Кто-то нашел на тротуаре рубль, кто-то десять, кто-то доллар, например… Поднимать и присваивать чужое – нельзя. Да ведь никаких дворников не хватит убирать все эти потерянные деньги! А если их поднимешь, то надо нести в какую-то комиссию или по крайней мере в милицию. И милиционеры только и будут заниматься тем, что принимать у честных граждан найденную мелочь. А как же? Никто не хочет быть преступником! Смешно.
– Ты, Соня, любое рассуждение можешь довести до абсурда, – сказал Макар, наверное, вспомнив это выражение из какого-нибудь фильма. – Если тебя не остановить, конечно. Умные вещи ты можешь говорить бесконечно, а нам надо действовать в реальной обстановке.
Соня нахмурилась. Вообще-то мрачное выражение лица очень не шло ей. Даже красота куда-то исчезла – Макар увидел обычную девчонку. Он даже испугался немножко: не слишком ли обидел сестру? Неосторожным словом обидеть легче всего, для этого ума особенного не надо. А вот если Соня прекратит свои умные рассуждения, что он будет делать? Со своим не очень большим умом, при помощи которого сумел ее обидеть…
– Нет-нет, ты не обижайся, – поспешил добавить он. – Я хотел сказать, что рассуждения, конечно, вещь полезная… Кто против? Но у нас мало времени. К тому же вот она, реальная обстановка. – Макар обвел рукой пространство перед собой, будто показывая эту реальную обстановку. – Летчик насобирал уйму всяких исторических ценностей. И не стал их показывать никакой комиссии. Это реальность, с ней надо считаться. Но даже не это нас интересует в первую очередь! Ведь те типы, которые раскатывают на джипе с тремя тройками, требуют у Летчика что-то другое. Что? Они забрали шкатулку и червонец просто так, в виде наказания, значит, интересуются более ценными вещами. Что может быть ценнее золотого червонца? Это первая загадка. А вторая – сам пруд. Мы ничего не знаем о его тайнах. Ни о прошлых, ни о настоящих. Хотя уже начали, начали узнавать… Наша проверка уже превратилась в расследование этих тайн!
Макар перевел дух. Так долго он говорил редко. Даже на уроках, если хорошо знал домашнее задание. Светлана Викторовна, то есть Свичка, замечала при этом:
– Ты, Веселов, не умеешь демонстрировать свои знания. Надо говорить обстоятельнее, пространственнее, чтобы ответ звучал убедительней. Красивее.
«Какие уж тут красивости, – думал Макар. – Лишь бы трояк не схватить – одна цель. Не до красноречия, если мама с папой считают нормальными оценками только пятерки и в крайнем случае четверки. А на них почему-то учителя скуповаты. Жадины-говядины».
Если б Макар был учителем, то меньше четверки никому бы не ставил. Даже Лешке, для которого четверка – дар небес!
– Есть много изречений по этому поводу, – улыбнулась Соня. – «Я знаю, что ничего не знаю», например. Или – «Знания умножают скорбь и печаль». В смысле, чем больше знаешь, тем больше открывается неизвестного.
– Чего? – удивился Макар. Все-таки он был рад, что Соня не обиделась, раз продолжает беседу. Но последние ее слова не очень-то были ему понятны. – Значит, лучше ничего не знать? – хмыкнул он. – Чтобы ни о чем не переживать? В нашем случае – проходить мимо Патриарших прудов и не интересоваться, что там происходит? И про Летчика забыть?
– Я этого не говорила, – поправила его Соня. – Я только хотела сказать, что узнавать новое всегда трудно. И чем больше знаешь, тем труднее. Понял?
– Не полный кретин. – Макар попытался сделать вид, что обиделся: лучше уж пусть Соня считает, что это она обидела его неосторожным словом, чем сама на него обижается. – А ты говоришь со мной, как с маленьким. Как с Ладошкой. Хотя он бы ничего не понял в твоих умных словах. Даже я не очень… – Тут Макар запнулся. Разве он не сказал только что, что не полный кретин? – Все ясненько! – воскликнул он. – А мы тут рассуждалками занимаемся. Будем, значит, узнавать все больше и больше. И пусть эти твои изречения окажутся неверными. И переживать не станем, что ничего не знаем. Узнаем, вот увидишь!
– Это не мои изречения, – улыбнулась Соня. – А очень древние и мудрые. Но ты тоже прав: у нас нет другого выхода. Только узнавать, узнавать и узнавать. Зарываться головами в песок, как страусы, мы не имеем права. Кстати, очень хорошо, что наступают выходные. Маму с папой расспросим, я в Интернете покопаюсь. Чтобы открыть новые тайны Патриарших прудов, сначала надо узнать старые.
Напоминание о предстоящих выходных, конечно же, обрадовало Макара. Но не очень. Значит, работы на прудах приостановятся? Задержка в расследовании… За чем следить?
И Летчик скорее всего воспользуется выходными и будет сидеть дома. Какая же тут слежка за домом с башенкой? Торчать перед ним, как этот Шкаф, то есть Слон, поглядывая то на окна, то на часы? Пустое занятие!
Позабытый Нюк шевельнулся под курткой. Наверное, почувствовал, что ребята уже пришли к своему дому. Оказывается, обстоятельная беседа сокращает расстояние. Права Свичка: пространственно говорить – совсем не лишнее занятие…
