Энола Холмс и Леди с Лампой - Нэнси Спрингер
Все еще всхлипывая, я осмотрела пустой гардероб и начала убирать в него мятую одежду, бережно вешая все на вешалки. Разглаживая аккуратно залатанные муслиновые блузки и шерстяные юбки, обычно составлявшие ее повседневный наряд, я размышляла о том, что добрая миссис Таппер человек порядочный, а похитители, наверняка застав ее в блузке, юбке, фартуке и чепце с рюшами, разумеется, не дали бедняжке возможности переодеться. Миссис Таппер ни за что не вышла бы по доброй воле на улицу, не сменив фартук на накрахмаленный белый передник, а чепец на капор!
Юбки предназначались для будних дней, а для выходных и особых случаев — платья, и к ним у миссис Таппер был такой же подход, как и ко всему в жизни: бережливый, скромный, ответственный. Всего в ее гардеробе было не более четырех платьев. Каждую весну она покупала новое, подходящее для ее возраста и скромного положения, но добротное и в меру модное. Каждую зиму перелицовывала одно из старых: распарывала швы, выворачивала ткань наизнанку — еще не выцветшую и не потертую, подправляла фасон и детали, чтобы они соответствовали свежим веяниям. То, что было уже не спасти, выкидывала. То, что вышло из моды, миссис Таппер тоже не хранила. Например, года не прошло, как она выбросила свой турнюр, когда это нелепое надругательство над женским силуэтом потеряло свою актуальность.
Поэтому представьте мое удивление, когда среди всего этого разбросанного по полу добра я обнаружила старомодное пышное платье — из тех, которые натягивали на кринолин. Оно принадлежало тем временам, когда из-за широких юбок модницы с трудом протискивались в двери. Сшито оно было на совесть, украшено баской на талии и оборками на плечах, а огромная юбка из лазурного шелка раскладывалась в ровный круг — в таких платьях ходили лет тридцать назад.
Возможно, бережливая миссис Таппер хранила эту реликвию древности из-за дорогой ткани? Но почему же она его так и не перешила? Почему позволила лежать без дела?
Значит, платье было связано с драгоценными воспоминаниями? Со свадьбой? Для такого важного события выглядело оно вполне подходяще.
Хотя нет: миссис Таппер показывала мне фотографию со свадьбы, и там она была одета иначе.
Так почему же, позвольте, моя экономная хозяйка хранила это пышное платье в своем тесном шкафу?
Тут я опустила взгляд на пол — и с изумлением обнаружила, что там лежит и его кринолин!
Глава четвертая
Любезный читатель непременно поймет, что я хочу не оправдаться, а всего лишь изложить факты, когда говорю, что в ту минуту на меня снизошел свет — но не метафорический, а буквальный свет нового дня. Проведя всю ночь без сна, мой разум затупился, и я смотрела на кринолин без единой мысли в голове. Меня лишь удивляло, зачем миссис Таппер хранит это пыточное устройство, которым никто не пользуется уже с 1860-х.
Я подобрала кринолин, прощупала сам каркас и натянутую на него нижнюю юбку из колючей льняной ткани, не накрахмаленную и примятую, однако в прежние времена наверняка довольно представительную, способную поддерживать даже самые тяжелые платья с рюшами, оборками и девятью ярдами в окружности. Кринолин заметно расширялся книзу, и каждый следующий обруч был намного больше предыдущего. Швы на нижней юбке прикрывали крепкие банты из ткани в рубчик, вышитые цветами.
Признаюсь, эти украшения завладели моим вниманием.
В отличие от большинства благородных леди, я никогда не обучалась вышивке. Моя мать, суфражистка, презирала эти женские увлечения. Она поощряла чтение книг, поездки на велосипеде и прогулки по лесу, лазанье по деревьям — а не лепку розочек из воска, нанизывание на нитку ожерелья из ракушек, вышивание каймы на носовых платках и бисероплетение. Разумеется, я могла поставить заплатку, пришить пуговицу, заштопать чулки, но декоративной вышивкой никогда не занималась.
Вероятно, поэтому я с таким восхищением любовалась синими лентами, вышитыми очаровательными пастельными бутонами — розовыми, персиковыми, желтыми, лавандовыми и так далее. Я всегда считала такие узоры удивительно красивыми и не раз жалела, что не обучена этому искусству. Даже прочла про два основных вида стежков в «Женской газете» — «французский узелок» и «ленивая маргаритка», — и они оба присутствовали на бантах этого кринолина. Впервые в жизни я увидела вышитые ленты, и хотя мне казалось, что узор на них должен повторяться, на самом деле это было не так. Синяя ткань в рубчик оказалась украшена мило, но безвкусно. Ее покрывал разноцветный узор из цветков шиповника и седмичника, причем расположенных в случайном порядке и самых разных оттенков. Как выяснилось при ближайшем рассмотрении, вышиты они были незатейливо. Седмичник состоял из «французского узелка» в центре и семи «ленивых маргариток» вокруг него. Цветки шиповника — из трех крестиков, покрытых простыми стежками...
О чем я думаю?! Моя бедная глухая хозяйка пропала, ее похитили, возможно, искалечили или даже — страшно подумать — лишили жизни! А я стою тут и разглядываю вышивку.
Я затолкала кринолин в гардероб и продолжила поиски хоть какого-нибудь намека на то, что произошло с несчастной миссис Таппер и куда ее забрали. Покончив с одеждой, я осмотрела и застелила кровать, заглянула под тумбочку и умывальник, пролистала журналы про моду и светские сплетни, но ничего полезного так и не обнаружила. Даже подняла ковер, но и там ничего не нашлось. С тяжелым вздохом я опустилась на кровать и осмотрелась вокруг. Окинула взглядом пол. Стены. Легла на спину, чтобы изучить потолок...
Час или два спустя меня разбудила Флорри:
— О, мисс Месхол! Ну и испужали же вы меня! Свет повсюду включен, а вас ни внизу нет, ни в вашей комнате — я уж думала, они вернулись и вас утащили!
— Что? Кто? — сонно пробормотала я, пытаясь сообразить, что происходит, где я и кто я. Мисс Месхол? Разве меня зовут не Энола Холмс?
— Мисс Месхол, — встревоженно повторила Флорри, — вы сами на себя не похожи. Больно переживали за миссис Таппер, всего за ночь исхудали так, што взглянуть страшно. И как вы еще живы-то!
Бедная простушка никогда не видела меня без всех подушечек и подкладок, благодаря которым фигура менялась до неузнаваемости, и резиновых вставок в ноздри и под щеки, округлявших лицо. Мое преображение она явно связала с волнением за судьбу пропавшей миссис Таппер.
— Мама ‘оворит, ее, может, и в живых уж нет...
Я тут же приподнялась:
— Флорри, прошу тебя, замолчи!
Как можно предполагать, а тем более говорить вслух, что
