Лемони Сникет - Кошмарная клиника
— Половина, — подсказала Солнышко.
— Неплохая идея, — похвалила ее Вайолет. — Мы могли бы спать в недостроенной половине здания. Ночью никому не придет в голову идти туда.
— Спать там одним, в недостроенном помещении? — ужаснулся Клаус. — Там будет темно и холодно.
— Вряд ли намного хуже, чем в Сиротской Лачуге в Пруфрокской школе, — возразила Вайолет.
— Данья, — добавила Солнышко, что означало «Или в спальне в доме Графа Олафа».
Клаус вздрогнул, припомнив то ужасное время, когда Граф Олаф был их опекуном.
— Вы правы, — сдался Клаус. Он остановился у двери с надписью «Хранилище Документов». — В недостроенном крыле больницы хуже не будет.
Бодлеры постучали в дверь, которая почти мгновенно отворилась, и за нею обнаружился один из самых старых старичков, каких они встречали в своей жизни. На носу у него сидели самые маленькие очки, какие им доводилось видеть. Стеклышки были не крупнее горошины, и старичку пришлось сильно прищуриться, чтобы разглядеть детей.
— Зрение у мёня уже не то, что раньше, — проговорил старичок, — но кажется, вы — дети. И что-то в вас есть очень знакомое. Я уверен, что уже где-то видел ваши лица.
Бодлеры в панике переглянулись, не зная, броситься ли вон из комнаты или попытаться убедить старичка, что он ошибается.
— Мы — новые волонтеры, — сказала Вайолет. — Не думаю, чтобы мы встречались.
— Бэбс поручила нам работу в Хранилище Документов, — добавил Клаус.
— Что ж, вы попали куда надо, — старичок сморщил личико в улыбке. — Меня зовут Хэл, я работаю в этом Хранилище уже столько лет, что и считать неохота. Боюсь, что зрение у меня уже не то, вот я и попросил Бэбс прислать кого-нибудь из волонтеров на подмогу.
— Уолик, — сказала Солнышко.
— Сестра говорит, что мы с радостью вам поможем, — перевела Вайолет. — И это так и есть.
— Что ж, приятно слышать, — ответил Хэл. — Работы тут тьма. Входите, я объясню, что от вас требуется.
Бодлеры шагнули внутрь и очутились в маленькой комнате, где на маленьком столике стояла ваза со свежими фруктами.
— Это и есть Хранилище? — удивился Клаус.
— Нет-нет, это проходная комната, здесь я держу фрукты. Если в течение дня проголодаетесь, берите, что захочется. И здесь же стоит динамик, на случай, если Бэбс вздумает сделать объявление.
Старичок подвел их к небольшой двери и вытащил из кармана пиджака большую связку ключей — сотни ключей на веревочной петле, которые качались и тихонько звякали друг о друга. Хэл быстро нашел нужный ключ и отпер дверь.
— Вот и Хранилище Документов, — он слегка улыбнулся.
Потом он провел детей в тускло освещенную комнату с очень низким потолком — настолько низким, что седые волосы Хэла почти касались его. Зато комната была громадная. Хранилище простиралось так далеко, что Бодлеры едва различали противоположную стену, равно как и правую, и левую. Они видели перед собой только большие металлические шкафы с выдвижными ящиками, на которых аккуратно наклеенные этикетки оповещали о содержащихся там документах. Ряды этих шкафов уходили вдаль насколько хватал глаз. Проходы между ними были настолько узкими, что детям пришлось идти за Хэлом гуськом, пока он проводил экскурсию по комнате.
— Всю эту систему придумал я, — сообщил он. — В Хранилище Документов содержится информация не только о больнице, но обо всем на свете — от поэзии до пилюль, от песен до пирамид и от пудинга до психологии. Мы сейчас как раз идем по проходу «П».
— Удивительное место, — сказал Клаус. — Сколько тут всего можно узнать, если прочесть все документы.
— Нет, нет, нет, — Хэл с суровым видом затряс головой. — Наше дело сортировать информацию, а не читать документы. Ни в коем случае не разрешаю вам трогать папки с информацией. Вы только расставляете по местам поступающие документы. Потому я и запираю все шкафы крепко-накрепко. Так, а теперь я покажу, где вы будете работать сегодня.
Хэл подвел их к дальней стене и показал на небольшое прямоугольное отверстие, в которое могла бы протиснуться разве что Солнышко или, в крайнем случае, Клаус. Рядом с дырой стояла корзина, а в ней — толстая пачка бумаг и чашечка со скрепками.
— Представители властей вкладывают бумаги с разной информацией в специальное окошко снаружи больницы, откуда по лотку они скатываются вниз, прямо сюда, — объяснил Хэл. — Мне требуются двое помощников, чтобы расставлять поступающие документы по своим местам. Делать вы должны следующее. Сперва отцепляете скрепки и кладете их в чашечку. Затем смотрите на поступившую информацию и соображаете, куда ее поместить. Помните, читать вы должны как можно меньше. — Он замолчал, раскрепил тоненькую пачку бумаг и, прищурившись, всмотрелся в верхнюю страницу. — Вот, например, — продолжал он, — достаточно прочесть первые несколько слов — и вы поймете, что речь тут идет о погоде на прошлой неделе близ Дамокловой пристани, которая находится на берегу какого-то озера. Стало быть, вы просите меня отпереть шкафы в проходе «Д», Дамоклова, или «П», Погода, или даже «О», Озеро. Выбирайте сами, куда класть.
— Но разве это не затруднит поиски нужной информации? — осведомился Клаус. — Ведь люди не будут знать, смотреть им на букву Д, или на П, или на О.
— Значит, посмотрят на все три. Не всегда сразу ясно, где находится нужная информация. Помните, работа с документами — самое главное, что мы делаем в нашей больнице, так что ваша работа очень важна. Вы уверены, что сумеете правильно разложить бумаги? Я бы хотел, чтобы вы приступили к работе немедленно.
— Думаю, мы справимся, — ответила Вайолет. — А что будет делать третий волонтер?
Хэл на минуту замешкался с ответом, но потом приподнял кверху связку ключей.
— Я потерял несколько ключей от шкафов, — признался он. — Мне нужно что-то острое, чтобы открыть эти шкафы.
— Я! — выпалила Солнышко.
— Моя сестра имеет в виду, что эта задача как раз для нее — у нее очень острые зубы, — пояснила Вайолет.
— Твоя сестра? — Хэл поскреб голову. — Я почему-то знал, что вы родственники. Я уверен, что недавно где-то читал о вас.
Дети опять переглянулись, и в желудках у них затрепетало от волнения.
— Вы читаете «Дейли пунктилио»? — робко спросил Клаус.
— Конечно нет, — возмутился Хэл. — Это худшая газета из всех, которые мне известны. Почти все, что они печатают, — абсолютная ложь.
Бодлеры с облегчением улыбнулись.
— Мы не можем передать вам, как рады это слышать, — сказала Вайолет. — Пожалуй, пора приступить к работе.
— Да-да, — отозвался Хэл. — Пойдем, малютка, я тебе покажу, какие шкафы не отпираются, а вы начинайте раскладывать бумаги. Хорошо бы все-таки вспомнить… — голос Хэла замер, но он тут же щелкнул пальцами и улыбнулся.
Если вы, скажем, слушаете приятную музыку, то вполне можете щелкнуть пальцами и улыбнуться, показывая, что музыка обладает чарами, способными успокоить вашу взволнованную душу. Если вы работаете шпионом, то вполне можете щелкнуть пальцами и улыбнуться, передавая секретное сообщение с помощью кода, который состоит в щелчке и улыбке. Но вы также можете щелкнуть пальцами и улыбнуться, когда, промучившись в попытках что-то вспомнить, вы вдруг это вспоминаете. Хэл не слушал музыку в Хранилище Документов, и после девяти месяцев шести дней и четырнадцати часов проведенных мною расследований я с относительной уверенностью могу сказать, что Хэл не был шпионом. Стало быть, разумно сделать вывод, что он кое-что вспомнил.
— Я кое-что сейчас вспомнил. Я знаю, почему вы мне знакомы, — сказал Хэл, продолжая вести Солнышко по другому проходу, чтобы показать ей, где пригодятся ее зубы. Голос его долетал до старших Бодлеров, как будто он говорил в микрофон. — Я, разумеется, не прочел всю информацию, но я заметил кое-какие сведения о вас в досье о сникетовских пожарах.
Глава пятая
— Просто ничего не понимаю, — сказал Клаус, что говорил нечасто.
Вайолет кивнула и произнесла фразу, которую тоже говорила не так-то часто.
— Боюсь, эту загадку нам не решить.
— Пиетрисикамоллавиадельрехиотемексити, — выговорила Солнышко. Слово это она произнесла до сих пор только однажды. Значило оно нечто вроде «Должна признаться, я не имею ни малейшего понятия о том, что происходит». В первый раз младшая из Бодлеров произнесла его, когда ее только что принесли домой из родильного дома, где она появилась на свет, и она глядела на брата с сестрой, склонившихся над ее кроваткой. На сей раз она сидела в недостроенном крыле больницы, где работала, и глядела на брата с сестрой, которые пытались догадаться, что имел в виду Хэл, говоря о сникетовских пожарах. Если бы я находился с ними рядом, то рассказал бы им длинную и страшную историю о мужчинах и женщинах, которые вступили в когда-то благородную организацию, а в результате жизнь их оказалась загублена алчным человеком и равнодушной к истине газетой. Но дети были совсем одни, и от той истории у них осталось лишь несколько страничек из квегмайровских записных книжек.
