Владимир Кузьмин - Под знаком розы и креста
– Представьте себе, за час с небольшим, ну пусть за неполные два часа, я узнаю о двух смертях. Я на некоторое время соображать совершенно перестал: меня спрашивают, а я и ответить не могу. Так что понял, что меня и в этом убийстве обвиняют, далеко не сразу.
– Постойте, но как же это возможно? Либо вы были дома, либо в гостях!
– Ох! По их словам, очень даже возможно! Мне очень убедительно это объяснили. Вот еще бы припомнить, как в точности? А! То, что я пришел поздно, известно. Тетя кого-то там принимала, и прислуга ушла почти за полночь. Ну и то, что моих поздних приходов тетя не одобряет, прислуга поведать не забыла. Может оттого, что я не имел возможности на праздники никаких подарков делать, может, по наивности. Скорее первое, потому как прислуга считала меня приживалой, нахлебником, а стало быть… Да это неважно!
– Это тоже может быть важным! – убедительно сказала я. – Так что вы извольте все подробности докладывать!
– Потрясающе! – Поэт бросил на меня восхищенный, почти веселый взгляд. – Значит, я верно догадался!
– Да о чем же?
– Я ведь стал вам про все это рассказывать не только оттого, что нужно душу излить, а помимо вас некому. Дело в том, что приятель мой, ох, тот самый, которого убили, приехал в Москву из Томска! Он мне про вас и поведал, ну про то, как вы там два весьма загадочных преступления раскрыли. Я тогда на журфиксе спросил у Бориса про вас, кто вы такие. Он сказал, что не уверен, но скорее всего вы графини Бестужевы. Я тогда еще посетовал, что ни о чем таком вас не спросил, а вопросов у меня было немало. А вот сейчас увидел вас и вспомнил. Ну и подумал, вдруг вы и мое преступление… то есть не мое, а то, в котором меня обвиняют, сумеете раскрыть?
– Если говорить честно, то нам, мне и моему товарищу, просто очень и очень повезло, иначе ничего бы мы не раскрыли. Так что не могу вам ничего обещать, кроме того, что всерьез над всем подумаю. Только уж вы постарайтесь рассказывать все очень подробно, хорошо?
– Да-да! Я, как вы сказали первый раз о подробностях, окончательно уверился, что вы – это вы. То есть та самая девушка, о которой мне приятель рассказывал. Он, знаете ли, не чужд всего таинственного и необычного, вот и ваши истории ему запомнились. Ох, ну это верно уж точно неважно? – едва ли не с надеждой спросил он.
– Не знаю, – вынуждена была ответить я. – Сейчас невозможно сказать, что важно, а что нет. Так что вы уж рассказывайте все, что в голове всплывет, а там станем разбираться. Но для начала давайте представимся, а то трудно разговор поддерживать, не зная имени.
– Простите великодушно! Михаил.
– А по отчеству?
– Не нужно по отчеству, хотя я его и не скрываю. Михаил Юрьевич я, – чуть смущенно ответил Михаил.
– Так, – заподозрила я что-то неладное, ведь обычно называют имя и фамилию, а тут собеседник как-то этот вопрос обошел стороной. – Ну уж назовите и фамилию, все равно мне нужно ее знать.
Михаил смутился и со вздохом представился полностью:
– Михаил Юрьевич Пушкин.
Глянул на меня, не смеюсь ли. Я бы точно рассмеялась – фамилия Пушкин при таких имени-отчестве куда смешнее, чем Лермонтов, – не будь дела столь грустны.
– И представьте себе меня с моими стихами неуклюжими при таких имени, отчестве и фамилии! – с грустной иронией проговорил Михаил Юрьевич Пушкин.
– А вот это точно неважно! Михаил Юрьевич… Хорошо! Михаил, вы рассказывали версию полиции, отчего вас заподозрили в убийстве тетушки.
– Да-да! Следователь сказал, что я пришел поздно, что мы начали ссориться и я с пьяных глаз схватил нож и… Еще он сказал, что со слов прислуги знает, что отношения наши не были безоблачны, что тетушка не раз грозилась изгнать меня из дома и лишить своей поддержки.
– Это правда?
– Правда, – очень легко согласился Михаил. – И вот попробуй кому объяснить, что тетушка, хоть и сварлива нравом, но сама предложила приютить меня и гнать вовсе не собиралась, а слова эти говорила для проформы. И денег у нее я никогда не просил, но и не отказывался, если она мне их давала. И что ругалась она больше для виду, а так-то относилась ко мне очень хорошо. Будь иначе, я уж не стал бы терпеть упреков и давно сам бы ушел.
– Скажите, а в случае ее смерти вы не становитесь ее наследником?
– Ну что вы! У нее сын есть. Но полиция мне на такую возможность намекнула. То есть на возможность того, что я якобы надеялся на наследство.
– Хорошо. Как я понимаю, завещание еще не оглашено и пока нам об этом говорить преждевременно. А как же вас в таком случае могут и в убийстве приятеля подозревать?
– Очень хитроумное умозаключение, сам удивился! Я якобы, убив тетю, стал искать возможность выйти сухим из воды и кинулся к своему приятелю просить его помочь мне с алиби. Тот отказал, и я… я, дескать, снова схватился за нож и убил его.
– Тогда зачем же вы на него ссылаться стали?
– Так меня видел выходящим от приятеля дворник, и я его видел, даже поздоровался. Ну и выходило, что скрывать сей факт, что я у приятеля был рано утром, не имело смысла. А так я мог попытаться запутать полицию.
– Скажите, а что, неужели нож был одним и тем же?
– Не знаю, Дарья Владимировна! Не знаю. Мне про это не сказали, а сам я не догадался спросить.
– Ладно, пропустим. Только раз уж вы просите меня обращаться к вам по имени, то и вы меня по имени называйте.
– Хорошо, Даша.
– Теперь, прежде чем я начну с вас снимать настоящий допрос, – при этих словах Михаил выразил самое настоящее восхищение, словно я пообещала ему невесть что приятное, – ответьте мне вот на какой вопрос: если вас обвиняют сразу в двух убийствах, отчего вы до сих пор не арестованы?
– Для меня самого это загадка. Но есть одно предположение – полиция меня не может поделить! То есть не знают, кому из них меня арестовывать и какое преступление считать более важным.
– Странно. У полиции по таким поводам имеются правила, и вряд ли они такой вопрос стали бы решать столь долго. Разве что попытались вас и дело ваше друг другу сбагрить, чтобы меньше работы было, но все равно быстро разобрались бы.
– Я забыл вам сказать, что убийство тети расследует сыскная полиция, а убийство моего приятеля – жандармы![22]
Вот тут я опешила уже в третий раз.
– Нам нужно где-нибудь присесть, чтобы я могла делать записи, – предложила я.
– Так я живу… – начал было Михаил приглашать меня в гости, но по понятной причине осекся и не договорил. – Эх! В трактир вас звать нельзя, тогда куда же?
– Знаете, я ведь тоже живу поблизости.
7
Дома мы проговорили часа два. Я старательно все записывала, потому что Пети рядом не было, а я, в отличие от него, не умела сразу отделять то, что записать необходимо, от того, что наверняка запомню или что помнить не обязательно. В итоге исписала целую тетрадь. Когда вопросы закончились, я с удивлением увидела на столе перед нами несколько пустых стаканов и тарелок. Когда их приносили и с чем они были, я вспомнить не сумела. Видимо, маменька поняла, что разговор у нас очень важный, к обеду звать не стала, но и голодными нас оставлять не решилась.
– Обедать станете? – спросила я Михаила.
– Что? Ах, да, обедать. Нет, не стану, уж извините. Кусок в рот не полезет, а чаю уже три стакана выпил. А вам пообедать нужно обязательно. Простите, что невольно взвалил на вас свои проблемы, я уж начинаю раскаиваться.
– Ничего страшного в этом нет. Поломаю голову, вдруг выйдет польза для вас. Только вот нам нужно как-то связь поддерживать после того, как вас арестуют.
– Да уж, я, пока разговаривали, все думал, отчего меня сразу не арестовали.
– Вам нужен хороший адвокат! У меня есть деньги…
– Не нужно. То есть адвокат мне нужен, а денег не нужно. Есть среди моих приятелей и хорошие адвокаты, пусть и молодые. Один так мне кое-чем обязан, и уверен, не откажется защищать меня без большого гонорара. Тем более дело для него будет представлять несомненный интерес, это я уже понял.
– Тогда дайте ему мой адрес. Пусть приходит или по телефону обращается. И еще вот что. Может, среди ваших приятелей имеются те, кто в тюрьме побывал?
– Имеются, но от них-то какая польза?
– Очень большая! Тюрьма – это вам не пансион. Там нужно уметь себя правильно поставить и правильно себя вести. Поэтому узнайте про тюрьму как можно больше. А уж после идите домой. Ну и с адвокатом договоритесь. Самое лучшее, если вы вместе с ним явитесь в полицию сами. Так к вам отношение лучшее сложится, что тоже немаловажно.
– Эх, кто бы мог подумать… Ну да от тюрьмы и от сумы… Спасибо!
– Да, вот еще что. Могу я на кого-то из ваших друзей или просто приятелей рассчитывать в случае, если мне помощь понадобится?
– Э-э-э… Ну адвокат, это раз. А вот про «два» пока сказать ничего не могу. Приятелей у меня немало, но на кого из них рассчитывать в таких делах можно? Я подумаю.
Михаил ушел, и меня тут же позвали к столу. Маменька вытерпела, пока я ела, но сразу после потребовала отчета. Я подумала и решилась рассказать все. Обещаний с меня Михаил не требовал, это раз. Лишний раз скрытничать не хотелось, это уже два. Ну и когда рассказываешь кому-то, сам начинаешь все лучше понимать. А это уже третья причина.
