Спящая - Мария Евгеньевна Некрасова
Так и вышло. Сперва мы долго не могли найти животных и блуждали среди штанов и помидоров, украшенных новогодними гирляндами и мишурой. Потом нам кто-то подсказал, и я увидел, что такое разочарование.
У самого выхода с рынка, уже снаружи, стояли в ряд ровно пять тёток, причём три – с котятами. У двух оставшихся в ногах стояло по клетке, где скакали разномастные щенки непонятных пород. Они не были похожи ни на Бетховена, ни на собак вообще, если честно: маленькие, с ладонь – разве это собака?
Лёха присел на корточки у клеток, достал телефон и послал мне плачущий смайлик. Я был согласен с ним, но не хотел оставлять Катьку без волшебного подарка. Может, ей бы понравился кто-нибудь, в конце концов, она сама маленькая… Я послал ему смайлик с девочкой и второй – с жутким анатомически подробным сердцем, другое было лень искать. Лёха пожал плечами.
Тётка, продающая собак, по-своему истолковала нашу пантомиму и стала тараторить, какие замечательные породистые щенки, вот такая порода, вот сякая… Лёха молча гипнотизировал клетки, и физиономия у него была совершенно несчастная. Он сидел на корточках и если бы сел в сугроб – не заметил бы. Я и посадил его в сугроб: чуть потянул за шиворот – и готово. Лёха моргнул – и правда ожил, чтобы спросить у продавщицы глупость:
– А они вышивать умеют? И на машинке…
Она даже не удивилась, наверное, замёрзла очень тут стоять, а может, её и правда нередко спрашивали что-нибудь в этом роде.
– Нет. Только радовать.
Это нам и было нужно. Лёха долго выбирал, каждого вертел в руках, расспрашивал что-то, пытался советоваться со мной, а я только боялся, чтобы он не передумал: видно было, что никто ему не нравился. Но ведь он и выбирал не для себя. В конце концов он остановился на страшненькой щётке для обуви, вертлявой и кусачей – но надо было что-то выбрать. Потом ещё долго торговался, потому что стоила щётка каких-то совсем не щенячьих денег.
…Мы вернулись уже в темноте, измотанные, заснеженные, с красными физиономиями, как будто Деда Мороза разделили на двух маленьких, лично я именно так себя и чувствовал. Лёха не разуваясь прошёл в комнату и, пока дед Артём открывал рот, чтобы поворчать, достал из-под куртки драгоценную обувную щётку и положил Катьке на колени. Я наблюдал, стоя в дверном проёме. Я ещё не видел её лица, она сидела ко мне спиной. Зато видел, как она хватает щенка, подносит к глазам и, наверное, рассматривает, не веря, что это правда.
– С Новым годом, Кать. Знаю, что рано, но тридцать первого мне бы никто его не продал… – Лёха болтал каким-то виноватым голосом, Катька, наверное, и не слушала, она рассматривала щенка.
Дед Артём бросил убийственный взгляд почему-то на меня, а я показал глазами на Катьку. Она повернулась, и мне захотелось смеяться и валяться по полу. На её мордахе была такая гамма чувств, какая бывает у ребёнка, которому подарили щенка. Она вскочила, не сказав «спасибо» – но кто об этом думал тогда! – потащила щенка деду показывать, затараторила всякое: «А как его зовут, а можно он будет спать у меня, а ты купил профессиональный корм?..» Дед Артём старался держать лицо, но видно было, что он с облегчением выдохнул.
* * *
Я валялся на диване, переключая каналы в телике, чтобы уснуть. Это помогает: мелькающие картинки, дурацкие клипы не дают думать ни о чём, и мозг вырубается. Микки, накормленный, отмытый, высушенный, дрых в ногах и, кажется, тихонько похрапывал. Нет, Катька его ни за что не забудет. Просто новая игрушка всегда интереснее. Она одумается, она вспомнит, они ещё подружатся… Я крутил это в голове и вроде как сам себя уговаривал.
* * *
Луна освещала лес, как на цветном рисунке. Я видел зеленоватый мох на стволах, жёлтые листья под ногами, даже различал зелень хвои высоко на кронах сосен под чёрным осенним небом. Луна огромная, полная, от неё в лесу было почти светло.
– Беги, – голос прозвучал ниоткуда: казалось, он сам зародился у меня в голове. Сердце заколотилось, что-то ударило в спину, и сосны перед глазами поплыли пятнами: очки! Я зашарил руками по старой листве, натыкаясь ладонями на острые корни, – очков нигде не было.
– Беги же! – голос вопил прямо под черепной коробкой, он оглушал, но я почему-то не торопился. Я не мог бежать или не хотел, я перебирал руками грязные листья, пытаясь нашарить очки, схватил целую горсть, сжал – и взвыл от боли. В руках расплывались перед глазами силуэты дужек и блестела раздавленная линза.
– Нашёл, и что теперь? – тот же голос. Если бы он доносился откуда-то, я бы обернулся. Но он был внутри меня – и повсюду одновременно. Раненая рука болела, кровь закапала на осенние листья.
– Подранок. Спасибо за подранка. Подранок следующий. Поймаю подранка. По кровяному следу…
Тогда я наконец обернулся. Я был без очков, но отлично разглядел: за спиной, едва не дыша мне в ухо, стояла кровавая гончая. У пса было такое же не собачье выражение морды, глаза, блестевшие в лунном свете, делали его вообще неживым, каким-то игрушечным.
– Беги же, дурак! – челюсть не двигалась.
Зашумели деревья на ветру, и даже сквозь этот шум я слышал, как на листья капает из моей порезанной руки. Я поднёс ладонь к глазам. Луна осветила глубокий порез, кровь стекала тонкой струйкой и шумно падала на землю. Она лилась, как вода, я глазам своим не поверил, а гончая пялилась на меня стеклянными зенками и орала в мозги:
– Беги!!!
Где-то в стороне затрещали ветки, зашуршали листья под чьими-то ногами. Гончая прыгнула в ту сторону и побежала за кем-то невидимым, оглушительно ломая ветки.
– Беги и не суйся в лес! Никогда! – Я уже не видел её, только слышал. Она кого-то преследовала, не меня, кого-то другого, но я всё равно побежал. Испугался. Или потому, что она так сказала?
Под ноги лезли подлые корни деревьев, норовя уронить, помешать, остановить. Рука болела и, кажется, кровила ещё больше, оставляя за мной тонкую красную дорожку («Подранок, поймаю подранка!»), ветки хлестали по лицу, я зажмуривался и не видел, куда я там бегу. За спиной хаотично шуршали листья: кажется, кто-то всё-таки гнался за мной! Под ноги бросился шальной корешок, я ткнулся подбородком в землю: нельзя падать – догонят!.. Поздно. Дыхание пережало ледяной рукой, я зашарил по карманам в поисках ингалятора, но его не было: не было карманов
