Ежи Брошкевич - Тайна заброшенной часовни
— Ну чего? — злобно спросила она. — Чего?
Брошек и не подумал ответить, и всем стало неловко, а уж особенно глупо себя почувствовала сама Ика. Набравшись решимости, она робко потянула Брошека за рукав.
— Извини, — шепнула она.
— Тихо! — крикнула Альберт, указывая пальцем на внезапно просиявшее, озаренное вдохновением лицо Пацулки. — Оно опять что-то придумало!
И не ошиблась. Пока Ика с Брошеком выясняли отношения, Пацулка сделал сногсшибательное открытие. Он некоторое время боролся с собой, но желание поделиться этим открытием с друзьями пересилило. И он даже произнес несколько слов кряду.
— С сыром, — сказал Пацулка, — молочный лучше.
И затем долго, со снисходительным спокойствием мудреца, наблюдал, как сотрясаются в приступе сдерживаемого (окно над верандой!) смеха четверо молодых людей в джинсах, кроссовках и свитерах.
«Эх, много вы понимаете!» — мысленно воскликнул Пацулка и, не дожидаясь, пока друзья успокоятся, отправился за новой деревянной чуркой.
Смех на веранде еще долго бы не стихал, если б не появление Икиной матери с бесконечно печальным выражением лица.
— Дорогой Альберт, — обратилась она к Катажине, — будь добра, загляни под капот и проверь аккумулятор. А мальчики пускай измерят давление в шинах.
— Что случилось? — встревоженно спросила Ика.
Мать показала пальцем наверх, туда, где рождались последние главы диссертации. Главы — по утверждению ее мужа — самые важны и решающие.
— Вот, — сказала она, — вот он, мой отпуск. Отец, конечно, забыл взять три совершенно необходимые книги. Сразу после обеда мне придется смотаться домой. Пустяк — всего четыре часа туда и обратно.
— Мама! — прошептала Ика.
Брошек поднял руку, и даже Влодек почувствовал, как у него забилось сердце.
— Что-то начинает происходить, — торжественно произнес Брошек.
— Мама! — крикнула Ика. — Ты можешь захватить с собой очень важное письмо? От Брошека к его отцу.
— Тише, — сказала мама. — Захвачу, конечно. Но вы подготовьте машину.
И с той же душераздирающей улыбкой удалилась. Четверо на веранде молча переглянулись. Сомнений не оставалось: дело сдвинулось с мертвой точки. Им не придется тащиться на почту, ждать ответа, гадать, сколько дней будет идти срочное заказное письмо — четыре или пять…
Даже Влодек признал, что это большая удача.
— Ну-ну… — сказал он.
И тут в глубине дома раздались хорошо всем знакомые звуки: несколько прерывистых сигналов зуммера, потом четыре высокие писклявые ноты и наконец протяжная звонкая мелодия, возвещающая полдень.
— Кто включил радио? — испуганно прошептала Катажина.
— Это не радио, — засмеялся Брошек.
— Кто включил радио? — послышался грустный голос матери.
Над верандой с треском распахнулось окно.
— Кто включил радио?! — загремело сверху.
— Это не радио, это Пацулка, папа, — любезно объяснила Ика.
— Выключить Пацулку! — проревел отец, и окно захлопнулось с грохотом винтовочного выстрела.
— Давно пора, — усмехнулся Влодек, засучивая рукава свитера. — Сопляка надо хоть ненадолго выключить.
Но Брошек тряхнул его за плечо.
— Эй ты, полегче, — угрожающе проговорил он. — Всякий человек заслуживает уважения, даже если воспроизводит радиосигналы. Насилие исключается. Кстати, Пацулка не зря сообщил точное время, за что его можно только похвалить: пора заняться обедом. Сегодня дежурят Катажина и Влодек. Ика проверит машину, я сяду писать письмо, а дежурные отправятся на кухню. Смирно, вольно, разойтись по своим постам!
Что и было исполнено.
На обед был холодный свекольник, овощное рагу и мусс, изготовленный по рецепту Влодека; никто, кроме Пацулки — к его большой радости, — почему-то не попросил добавки.
Обед проходил в молчании.
Отец фактически отсутствовал; мама была погружена в меланхолическую задумчивость, чего отец даже не заметил, вызвав ее тихую ярость. А Катажина, Ика, Влодек и Брошек мыслями были уже в самой гуще грядущих, приближающихся с каждой минутой событий. Конечно, никто из них не предвидел — и не мог предвидеть, — того, что произойдет в недалеком будущем. Однако они старались это будущее себе представить, проникнуть в него, хотя бы что-нибудь угадать. В иных обстоятельствах упорное молчание ребят как минимум удивило бы, а то и испугало взрослых. Однако у тех своих забот хватало, поэтому они даже не услыхали многозначительного гула этой тишины.
Один Пацулка вел себя нормально. То есть по-своему нормально. А именно: когда Икин отец покончил с овощным рагу, Пацулка подал ему на чистой тарелке нечто никому больше не полагающееся, дымящееся и аппетитно посыпанное укропом.
Отец в задумчивости попытался пару раз вонзить в это лакомство вилку и наконец вернулся на землю.
— Почему петух такой жесткий? — жалобно спросил он.
Пацулка отрицательно покачала головой.
— Это не петух, — засопел он. — Это пеликан.
Когда все успокоились, а отец отправил пеликана дожариваться, Ика с возмущением воскликнула:
— А где анекдот, папа?! За тобой анекдот.
Отец сморщился так, будто зубной врач принялся сверлить ему зуб мудрости прямо через щеку. Но выкрутиться ему не удалось: мама быстро смекнула, что ей предоставляется возможность отомстить.
— Ты же обещал, милый. Попробуй смеха ради однажды сдержать слово, — сказала она подозрительно вкрадчивым голосом.
Отец мрачно кивнул, и вся пятерка навострила уши. Дело в том, что они играли в своеобразный тотализатор: каждый ставил — и немало — на то, какой анекдот и в который раз будет рассказан. И это было самым смешным и интересным.
Мама, естественно, встала и ушла.
Отец обреченно улыбнулся; вид у него по-прежнему был отсутствующий.
Брошек вытащил записную книжку, в которой фиксировал «круговорот» анекдотов.
— Про «дорогого товарища» знаете? — спросил отец.
Наступило общее замешательство: этого анекдота никто не знал! Даже Брошек растерялся, и нижняя челюсть у него по-дурацки отвисла.
— Тогда послушайте, — оживился отец. — Сержант, командир роты, послал к полковнику на квартиру двух рядовых — починить неисправный бачок в уборной.
— Записывай же! — прошипела Брошеку на ухо Ика.
— Однако уже через десять минут, — продолжал отец, — жена полковника со страшным криком их выгнала.
— О, — удивился Пацулка.
— А почему? — воодушевился отец. — Сейчас узнаете. Вызывает командир этих рядовых и спрашивает: «Что случилось?» Они долго мнутся, но в конце концов один говорит: «Разрешите доложить, мы сами ничего не понимаем. Починяем мы, значит, этот бачок, там труба прохудилась. Вацек стоит на стремянке и паяет, а я внизу, держу стремянку. И вдруг капля расплавленного олова шмякается мне за шиворот. Тут я ему и говорю: „Дорогой товарищ! Напрасно ты думаешь, что мне приятно, когда горячее олово падает на шею…“ Ну, может, не совсем так, другими словами, а жена полковника возьми нас и выгони!»
Здесь слушателям следовало рассмеяться.
Они и посмеялись немного, даже вполне искренне. А отец снова перенесся в мир иной, закурил сигарету, вспомнил, что бросает курить, быстро ее погасил и, поднимаясь к себе наверх… закурил новую.
— Где письмо? — грустным голосом спросила мама. Она уже была готова к отъезду и выглядела потрясающе.
— Скажите, пожалуйста, папе, — попросил Брошек, думая о том, как хорошо, что Ика похожа на мать, — что я умоляю его сразу ответить.
И вручил Икиной маме письмо, за которое его похвалил даже Влодек.
Две минуты спустя письмо отправилось в путь.
Вся пятерка стояла на веранде, глядя, как машина подпрыгивает на мокрой каменистой дороге, как катится по мосту над мутной рекой, как, выехав на асфальт, ускоряет ход и наконец исчезает за поворотом.
Началось? Но именно в этот момент у всех появились сомнения. Пожалуй, даже у Пацулки.
— Гм, — неуверенно произнес он.
— Что теперь будет? — тихо спросила Ика.
Ей никто не ответил.
Ответ на этот вопрос могла дать только предстоящая дождливая неделя.
ВТОРНИК: ТУМАН
До почты, возле которой находились газетный киоск и ларек со сладостями, было два километра и еще двести с небольшим метров: расстояние однажды более или менее точно измерили автомобильным спидометром. Честно говоря, еще никто никогда не изъявлял желания сбегать туда за газетами…
«Никто никогда» — конечно, преувеличение, которое, в сущности, ни о чем не говорит. Правильнее было бы сказать: редко кто вызывался бежать за газетами, хотя этого неукоснительно требовали дежурные родители.
Теперь, в свою очередь, необходимо объяснить, что надо понимать под словами «дежурные родители».
А объяснить это очень просто. Дом на холме был открыт Икиными мамой и папой в одно из весенних воскресений три года назад, и уже на следующей неделе туда отправились родители Пацулки и Брошека. После недолгого обсуждения было решено, что дом идеально подходит для проведения в нем отпусков и каникул. Хозяева (пан Вевюрчак с женой) сообщили, что на лето могут перебираться к родственникам за реку и готовы сдать свой деревянный старый и уютный дом «городским, коли у тех есть охота».
