Ежи Брошкевич - Тайна заброшенной часовни
Все, даже Пацулка, втянули головы в плечи, а пеликан, мгновенно заткнувшись, повалился на левый бок.
— Это пеликан, папа, — объяснила Ика.
— Кто-о-о?!
— То есть… Пацулка, — быстро добавила она.
— Отлично! — прокричал отец. — Пеликана зажарить и подать сегодня к обеду. Пацулку продолжать откармливать. Мы его съедим в воскресенье.
— Хорошо, папа, — смиренно сказала Ика.
— Ничего хорошего. И чтоб было тихо. — Сеанс связи закончился, и окно над верандой с треском захлопнулось.
Похоже было, Пацулке грозит самосуд. К нему одновременно протянулись три пары рук, явно не с добрыми намерениями. Однако он и ухом не повел, только растянул губы в мудрой и снисходительной улыбке. Собственно, с этой улыбки и началась долгая и на редкость дождливая неделя.
Брошек лучше других знал Пацулку. Поэтому он воскликнул:
— Стоп!
Три пары рук отдернулись.
— Погодите, — сказал Брошек. — Эта перекошенная морда кое-что означает. Уж я-то знаю.
Пацулка скромно потупился.
— Точно, — согласилась Ика. — Оно что-то придумало.
— Nonsens[3], — буркнул Влодек с оксфордским, по его мнению, произношением.
— Не дразните диких зверей, — поспешил предупредить сомневающихся Брошек. — Если он разозлится, из него даже вздоха не вытянешь. До самого воскресенья.
— А в воскресенье его съедят, — сурово напомнила Ика.
Брошек кивнул, закрыл глаза и как будто задремал. На минуту воцарилась тишина, только негромко всхлипывала водосточная труба.
— Интересно, — пробормотал Брошек, — какой шоколад мама сунула мне в чемодан — молочный или горький?
Веки Пацулки поднялись с необыкновенной быстротой. Брошек сделал вид, что ничего не заметил.
— Интересно, — прошептал он, — какую плитку он бы предпочел?
Веснушки у Пацулки на лбу вместе с бровями поползли кверху. Некоторое время он боролся с собой, но вопрос требовал однозначного ответа. И Пацулка совершил над собой очередное тяжкое усилие.
— Обе, — сказал он. И во избежание недоразумений повторил еще раз: — Обе!
Брошек, как, впрочем, и остальные, понял, что рыбка на крючке. Вздохнув, он встал, собираясь отправиться за шоколадом. Но Ика, неплохо разбиравшаяся в жизни, удержала его, схватив за рукав свитера.
— Всему свое время, — сказала она. — Баш на баш. Сперва мы продегустируем Пацулкину идею. Если она и впрямь окажется недурна, отдашь ему и молочный, и горький.
Пацулка внимательно оглядел присутствующих. После некоторого колебания он, вероятно, пришел к выводу, что окружен порядочными людьми, умеющими держать слово, и засопел в знак согласия. Потом взял со стола газету и, ткнув пальцем в одну из заметок, протянул газету Брошеку.
— «Циничные кражи», — прочитал Брошек заголовок. И сразу посерьезнел. Это звучало!
— Ну и что? Ну и что же? — одновременно спросили девочки.
Брошек откашлялся и прочел заметку целиком:
По сообщению воеводского управления милиции, на территории Подкарпатья участились циничные кражи произведений народного и сакрального искусства, ограбления кладбищ, заброшенных часовен и деревенских костелов. Скульптурные и живописные изображения святых, надгробья и другие работы старых мастеров, зачастую являющиеся подлинными шедеврами народного творчества, попадают в руки наглых и циничных грабителей. Уже ведется следствие, и в ближайшее время преступники, по всей вероятности, будут схвачены. Тем не менее мы обращаемся ко всем гражданам с призывом принять участие в охране вышеупомянутых сокровищ, опасность пропажи которых в разгар туристского сезона резко возрастает.
Закончив, Брошек с недоумением уставился на Пацулку.
— Да, он не титан мысли, — пробормотала Ика.
— Кто? — удивилась Катажина.
— Автор статьи. Откуда ему известно, что преступники такие уж циничные?
— Не мешай, — одернул ее Брошек. И сердито сказал, обращаясь к Пацулке: — Идея почитать вслух газету не стоит даже одной плитки шоколада.
— Эх! — обозлился Пацулка и постучал толстым пальцем по россыпи веснушек на лбу. Потом тем же пальцем указал на стоящую над обрывом черную деревянную часовню.
— Да ведь там ничего нет, — сказала Ика.
— Как знать, — прошептала Катажина.
Все задумались. Один только Влодек цинично усмехнулся — но и он почувствовал, что Пацулка наводит их на какой-то важный, хотя и странный след.
— Погодите, погодите, — первым нарушил молчание Брошек. — Я должен это обдумать. Хорошенько обдумать. Все до конца.
— Лучше начни с начала, — буркнул Влодек.
Брошек пропустил его замечание мимо ушей. Он напряженно смотрел прямо в черные сверкающие глаза Пацулки.
— Да, — наконец произнес он. — Там ничего нет. Но кто об этом знает? Скорее всего, никто. В том числе и циничные преступники.
— Гм, — подтвердил Пацулка.
— А если… — начал Брошек.
Тут, кажется, и Ика начала кое-что соображать. Неведомая сила сорвала ее со скамейки.
— А если, — затрещала она как пулемет, — а если, например, кто-нибудь объявит по радио, или по телевизору, или…
— В печати! — подхватила Катажина.
— …что там находятся потрясающие сокровища? Тогда циничные преступники, возможно, туда заявятся и… и, например, попадут в заранее приготовленную ловушку. В западню, которая может быть поставлена, например, кем?
— Например, нами, — неожиданно густым басом произнес Брошек.
Пацулка встал, подошел к Брошеку и протянул руку.
— Обе, — сказал он твердо.
— Иди за шоколадом, Брошек. Пацулка — великий человек, — с уважением произнесла Ика.
Брошек покорно вышел, вернулся, и через минуту на веранде послышалось веселое чавканье. Правда, поглядев на Влодека, Пацулка понял, что грядет выступление оппозиции. Но только пожал плечами — мнение Влодека его не очень-то интересовало. Пускай говорит, что хочет — великий человек свое дело сделал и может спокойно удалиться. Он подал идею, а они пускай ее подхватывают, развивают и уточняют.
И великий человек встал, засунул пеликана в карман и ушел.
Влодек цинично рассмеялся.
— Хе-хе-хе! Дети! Дети позволили щенку себя обдурить. Младенец провел сопляков на мякине.
— Ика, — поинтересовался Брошек, — кто это там тявкает?
— Не знаю, — рассеянно ответила Ика. — Мне кажется, кто-то мяукает.
Влодек встал и оглядел остальных с высоты своих 174 сантиметров. Он был взбешен. Так взбешен, что даже смеяться больше не мог, и губы у него побелели. Катажина с замиранием сердца подумала: «Как он красив!» А Влодек смотрел на всех с глубокой убежденностью в собственной правоте.
— Я думал, — сказал он, — что буду проводить каникулы в обществе интеллигентных людей. Простите, я ошибся, sorry. Никто здесь не тявкает и не мяукает. Просто некто пришел в ужас от уровня умственного развития своих приятелей. Когда опомнитесь, не сочтите за труд сообщить об этом нижеподписавшемуся. Быть может, он позволит себя умолить и вернется. Хотите знать, кто вы? Silly kids[4]!
— Oh, darling[5], — пролепетала Катажина. — Как ты можешь?
— Глупые сопляки! — с яростью подтвердил Влодек.
— Ты так думаешь? — спокойно поинтересовался Брошек.
— Да, я так думаю!
Влодек повернулся и хотел было уйти, но Ика встала у него на пути.
— Минуточку, — сказала она. — Во-первых: если уж ты не можешь обойтись без английских слов, позаботься о своем произношении. У меня хоть и нет слуха, но уши уже болят. И во-вторых: мало просто есть — нужно уметь выбирать здоровую пищу, мало просто жить — нужно уметь жить с людьми, мало просто думать — нужно научиться думать разумно.
— Для кого предназначена сия речь? — спросил Влодек.
— Для тебя, you ass[6]! — с безупречным произношением пояснила Ика. — По твоему мнению, идея, которая всем показалась колоссальной, — полная чепуха. А по нашему мнению, эта чепуха гениальна. Давай проверим. Устроим суд. Ты будешь обвинителем, мы с Брошеком — защитниками, а уважаемый всеми Альберт нас рассудит. Правда, она на твоей персоне чуток сдвинулась, но, надеюсь, способности мыслить еще не утратила.
Катажина надула губы.
— В этом обществе не я одна сдвинулась, — сказала она. — Могу назвать по крайней мере еще двоих.
Брошек поперхнулся, а Ика закашлялась. Но Катажина была незлопамятна и больше к этой теме не возвращалась.
— Тем не менее я готова вас рассудить, — добавила она тоном заправского судьи.
— Это может быть любопытно, — пробормотал Влодек. А поскольку он осознал, что несдержанность не очень-то вяжется со сложившимися у него представлениями о неизменном хладнокровии истинных джентльменов, то, прежде чем приступить к развенчанию Пацулкиной идеи, поклонился присутствующим и сказал: — Прошу меня извинить за мое недавнее поведение.
