Ежи Брошкевич - Тайна заброшенной часовни
— Извините великодушно, пан магистр, — заговорил он своим звучным голосом. — К сожалению, я не интересуюсь искусством и в этой материи полный профан.
Затем, взяв пана Краличека под руку и что-то ему нашептывая, увел из часовни.
Проделал он это очень деликатно, стараясь никому не помешать. Тем не менее магистр потерял нить рассказа и растерянно умолк. Пани Краличек выскочила вслед за мужем, а панна Эвита, недоуменно вопросив, почему «Долецек ее бросил», последовала за ней.
И, хотя пан Адольф ничего дурного не сделал и вел себя вежливо и воспитанно, от царившего в часовне идиллического настроения не осталось и следа. Пан Краличек при упоминании о пиве весь просиял, как красное солнышко, а его жена явно помрачнела, и результаты «влияния новосондецкой школы» перестали кого бы то ни было интересовать, так что даже «юные друзья» магистра вышли следом за гостями из часовни, оставив его в одиночестве.
Быть может, с этой минуты магистр возненавидел бы пана Адольфа и его приятелей, если бы благосклонная судьба не вознаградила его за моральную утрату. Не успели ребята выйти за порог, как на площадке в начале дорожки, ведущей в часовню, остановился огромный автобус с надписью «экскурсионный». Из автобуса выскочил бойкий молодой человек и, сложив рупором ладони, закричал:
— Эй! Где тут часовня, в которой сделано культурное открытие?
Выбежавший из часовни магистр, мгновенно воспрянув духом, крикнул в ответ, что автобус остановился прямо у ее порога.
— А можно туристам ознакомиться с вышупомянутым произведением искусства? — спросил молодой человек.
— Разумеется! — дрогнувшим от радости голосом воскликнул магистр.
— Спасайся кто может! — прошептал пан Адольф, и вся компания стала быстро спускаться в долину.
Тем временем из автобуса высыпала толпа людей разного возраста и внешнего вида. Бойкий юнец немедленно принялся выстраивать их в пары, будто привез экскурсию дошкольников, а сам был заботливой воспитательницей.
— Внимание! — сказал Брошек. — Объявляю сбор на веранде. В такой толпе может оказаться кто угодно. Понятно?
Бойкий юнец, видимо, пользовался у своих подопечных непререкаемым авторитетом: большая часть из них покорно построилась на тропинке, и лишь несколько мужчин с подозрительно красными физиономиями заявили, что боятся простудиться и предпочитают остаться в автобусе. Однако юнец и слышать об этом не пожелал и отобрал у краснолицых туристов бутылки с «чаем против простуды», вызвав поток громких жалоб и нареканий. Наконец вся группа, включая шофера, под предводительством бойкого юнца бодро зашагала в гору. Только четыре последние пары (состоящие из мужчин с раскрасневшимися от странного чая лицами) брели по каменистой тропке неуверенно и пошатываясь.
Когда экскурсия прошла уже полдороги, снизу донесся голос пана Адольфа. Видимо, войдя во вкус поглощавших его в последние дни занятий, он остановился возле автобуса и стал внимательно к чему-то присматриваться. Вскоре стало ясно: ему не понравилось состояние колес. Нагнувшись, он осмотрел их, постучал по шинам, а затем крикнул:
— Эй, шеф! У вас вентили пропускают! Того и гляди колесо сядет!
Водитель автобуса, симпатичный парень, шагавший в паре с юной голубоглазой особой, был, видимо, в себе уверен.
— В моей машине вентили пропускать не имеют права! — закричал он.
Пан Адольф пожал плечами и присоединился к своим друзьям. Между тем магистр Потомок уже приветствовал первые приблизившиеся к часовне пары. Церемония встречи проходила так торжественно, словно магистр был хранителем большого музея, принимающим зарубежную правительственную делегацию.
— Милости прошу! — проникновенно восклицал он. — Милости прошу! Меня зовут Алджернон Потомок.
Экскурсанты явно почувствовали волнение. Вероятно, они читали известные нам заметки в утренних газетах. Один из краснолицых даже выкрикнул нечто вроде здравицы в честь магистра, а его товарищи затянули было «Многая лета», однако бойкий экскурсовод, не стесняясь в выражениях, бесцеремонно их утихомирил.
Затем он повернулся к магистру и произнес краткую речь, из которой следовало, что туристам льстит знакомство с такой выдающейся личностью, как магистр Потомок, и что граждане Народной Польши всегда любили и будут любить народное искусство, а также почитать его неутомимых исследователей. В заключение оратор призвал всех охранять сокровища национальной культуры в городе и деревне и, вполне довольный собой и всем миром, передал слово магистру.
На веранде тем временем закончилось созванное Брошеком экстренное совещание. Было решено установить наблюдение за туристами. Надо сказать, что всем, кроме более чем когда-либо молчаливого Пацулки, уже порядком надоело подозревать каждого появляющегося в окрестностях часовни человека, однако ребята считали это своим долгом, особенно ответственным, поскольку взяли его на себя добровольно.
Влодек с Альбертом получили задание сфотографировать каждого из участников экскурсии, Пацулке было поручено вести общее наблюдение, а Ике и Брошеку — затесаться в толпу туристов и собрать как можно больше сведений о составе группы. Ика прихватила альбом для автографов, а Брошек решил вплотную заняться бойким экскурсоводом, который, похоже, многое знал и мог многое сообщить о своих подопечных, тем более что был весьма словоохотлив.
Так — весьма напряженно, но, по существу, очень тоскливо — началась вторая половина субботы. Экскурсия (сорок девять человек плюс водитель автобуса) появилась в Черном Камне в пятнадцать двадцать, и сразу стало ясно, что осмотр часовни займет по меньшей мере час. К тому же внутри могло поместиться одновременно не больше десяти человек, а магистр решил дать каждой десятке настолько полную информацию, что первая группа освободилась только через двадцать с лишним минут. Бойкий юнец быстро разобрался в ситуации и, чтобы перед часовней не толпился народ, за две минуты изготовил и раздал всем, кто не попал в первую группу, порядковые номерки.
Ика и Брошек не без восхищения наблюдали за его действиями.
— Шустрый малый, такому палец в рот не клади! — пробормотал Брошек.
— Ты только погляди, — шепнула Ика. — Он их всех держит в ежовых рукавицах. Они даже пискнуть не смеют.
Действительно! Экскурсанты вели себя как кроткие овечки. Видно было, что они не впервые выполняют команды своего энергичного предводителя и давно расстались даже с мыслями о бунте.
Не попавшие в часовню туристы сразу разделились на три группы. Похоже было, такое деление не случайно, и каждая группа успела выработать свой способ поведения.
В первой группе сохранилось деление на пары. По странной случайности, все пары были смешанные и преимущественно молодые, выказывавшие склонность тихо перешептываться и держаться за руки.
Вторая группа разделилась на четверки. Каждая четверка немедленно расставила маленькие складные столики и стульчики и, укрывшись под зонтами, начала играть в бридж.
Третью группу, самую малочисленную, составляли уже упоминавшиеся мужчины с раскрасневшимися физиономиями. Они проявляли признаки некоторого (скрываемого от бойкого юнца) беспокойства, явно не зная, чем заполнить томительное время ожидания. Попытались было запеть хором, но против этого решительно выступили игроки в бридж. Тогда они заявили, что отправляются на поиски закуски к «чаю», то есть за грибами, чему категорически воспротивился бойкий юнец. Бедолагам ничего не осталось, кроме как, сбившись в кучку, начать невразумительно рассказывать длинные анекдоты, вызывавшие уже в середине взрывы гомерического смеха, который они безуспешно пытались приглушить.
Итак, время после обеда, как уже было сказано, несмотря на нервное напряжение, тянулось страшно медленно и нудно.
Один только Пацулка, оставшийся на веранде, не ощущал движения времени: он был занят приготовлением к полднику паштета из анчоусов (по собственному рецепту). У Ики с Брошеком — так же, как и у Альберта с Влодеком, — дел было по горло, но удовлетворения от своей деятельности они не испытывали, поскольку не ждали от нее особой пользы. И никто из них не предчувствовал, что на смену тоскливому и бесплодному дню придет полный драматических событий вечер.
Лишь Пацулка подозревал, что, возможно, это будет именно тот вечер. Но своими подозрениями ни с кем не делился.
Необходимо признать, что все экскурсанты (за исключением краснолицых мужчин) вели себя безупречно. Альберту с Влодеком не составило труда их сфотографировать. Вначале, правда, кое-кто обеспокоенно поинтересовался, не придется ли им платить за фотографии, а некоторые, наоборот, поспешили вытащить деьги, но, когда выяснилось, что снимают их бескорыстно, атмосфера сразу же потеплела. Более того: в результате упростилась задача Ики и Брошека. Туристы, рассчитывая получить фотографии, сами стали наперебой называть свои фамилии и адреса. Бойкий юнец, естественно, не остался в стороне. Вытащив из бездонного кармана куртки блокнот со списком участников экскурсии, он принялся диктовать Брошеку не только имена и фамилии, но и профессии каждого. И только с трудом позволил себя уговорить, что имена родителей и даты рождения для получения фотографий не понадобятся.
