Йенс Хольм - Тайна ночных вспышек
Я пододвинул к нему кофейник. Мысли мои были заняты планами на сегодняшний день. Вскоре мы должны встретиться вчетвером в хижине. Катя обещала позаботиться об обеде и приготовить что-нибудь такое, что можно было бы просто подогреть над костром. А когда тетя узнала, что мы планируем провести весь день на природе, то собрала для нас целую корзинку со съестным, не забыв о посуде, ложках и вилках.
— Знаешь ли, — сказал Очкарик, — судя по всему, в нынешние каникулы нам придется немало потрудиться. Надеюсь, что ты потом напишешь о них!
— Постараюсь. А теперь надо побыстрее добраться до хижины, ибо первый каникулярный день уже начался.
Допив кофе, мы отнесли посуду на кухню, попрощались с тетей и вывели свои велосипеды. Поскольку было еще рано, решили заехать за остальными.
Когда мы подъехали к дому Эрика, он уже направлялся к калитке.
— А я собирался как раз к вам. Давайте заедем за Катей. Есть что-нибудь новое?
— Разве только что мы отлично выспались, — ухмыльнулся Очкарик.
— Надо надеяться, что бандиты тоже не страдали бессонницей, — пошутил Эрик. — Они должны быть свеженькими и здоровенькими, когда мы их изловим. А я вот всю ночь не сомкнул глаз, лежал и все раздумывал. Друзья, насколько все это захватывает! Ну так поехали.
В это время его мать открыла окно и крикнула вдогонку:
— Возвращайся не слишком поздно, Эрик! Мы ведь тебя сегодня утром едва добудились!
Мы с Очкариком, услышав это, лишь с улыбкой переглянулись.
— А ты говорил, что всю ночь не сомкнул глаз, — иронически произнес я.
— Это я просто делал вид, что все еще сплю. Мой девиз, как вам известно: быть всегда начеку! Поэтому-то меня и называют Орлиным Глазом! Как вы полагаете, Катя уже встала?
Ответа на его вопрос не последовало. Очкарик, ехавший немного впереди нас, в этот момент резко затормозил. Чтобы не наскочить на него, мы тоже тормознули.
— Ты что, дурацкая башка, не знаешь дорожных правил, — проворчал Эрик. — Для чего, по-твоему, они существуют?..
— Заткни свою пасть, старая обезьяна, — цыкнул на него Очкарик.
— А при чем тут обезьяны? — возмутился Эрик. Но тут и мы заметили, почему так резко затормозил Очкарик. В нескольких десятках шагов впереди нас шел один из тех двоих полицейских из Копенгагена.
— Пусть отойдет немного подальше, прежде чем мы последуем за ним, — предложил Очкарик. — Надо посмотреть, куда он направляется!
— Думаю, он просто идет в магазин, — предположил Эрик. — Ведь сотрудники уголовной полиции начинают, как правило, действовать только с наступлением темноты.
— Об этом мы с Кимом тоже говорили, — заметил Очкарик. — Но тем не менее приглядеть за ним нужно. Ну теперь он, пожалуй, отошел достаточно далеко. Поехали за ним, не торопясь.
Полицейский двигался в том же направлении, куда было нужно и нам. Таким образом, он шел явно не в магазин, так как тот находился совсем в другой стороне.
Вот страж закона завернул за угол. Мы прибавили ходу. Но когда туда подъехали, полицейского уже не было видно.
— Куда он делся? — недоумевал Эрик.
— Может, вошел в один из домов, — предположил я.
В одном из ближайших домов жили и Катя с отцом.
— Не думаете ли вы?..
Да, мы все подумали об одном и том же. Но, к сожалению, делать было нечего. По всей видимости, полицейский направился переговорить с Катиным отцом. Наверно, потребовались еще какие-то документы.
— Ну вот, — сказал Очкарик, — история-то вышла глупая.
В ответ мы только кивнули головами.
Но сейчас это было, собственно, не так уж и важно. Ведь у нас в резерве есть другая таинственная история!
Мы медленно подъехали к Катиному дому, чтобы забрать ее с собой, пока у них будет находиться этот полицейский.
— Нет, — прошептал Эрик. — Проезжаем мимо, не останавливаясь!
Мы так и сделали, а когда отъехали подальше, он пояснил нам, в чем дело.
— Он стоит в саду и смотрит на дом.
— Полицейский, что ли?
— Ну да. Он не пошел к дому, а стоит у калитки и наблюдает, что там делается. По сути, повторяется то же, что было летом. Они что, не могут оставить бедного профессора в покое?
— Внимание, теперь он отошел от калитки и направляется в нашу сторону.
— Давайте останемся на своем месте, — предложил Очкарик. — У нас совесть чиста и бояться нам нечего!
Мы остались там, где были. Когда полицейский подошел поближе к нам, Эрик улыбнулся и сказал:
— Не передадите ли вы от нас привет господину Бруну?
Страж порядка остановился и удивленно взглянул на Эрика.
— К сожалению, я не знаю никого, кого бы звали Бруном.
— Простите, пожалуйста, — не смутился Эрик, — по-видимому, мне следовало бы сказать: господину обервахмистру Бруну!
Полицейский тоже улыбнулся, но как-то неуверенно.
— Я не совсем вас понял.
— Вы можете говорить с нами совершенно откровенно, — снова заговорил Эрик. — И не беспокойтесь. Мы не скажем никому ни слова. Хотелось бы просто предупредить вас о Киме — вот он-то опасен. Он не может спокойно видеть полицейских: обязательно подойдет к ним и что-нибудь отчебучит. Ведь правда, Очкарик?
— Да. Обервахмистр Брун наверняка рассказывал вам о нас. Он со своим коллегой — к сожалению, не могу вспомнить, как его звали…
— Мадсен, — подсказал я ему.
— Да, да, именно Мадсен. Так вот, оба этим летом были здесь. Проверяли, как живет профессор. А нам тогда в голову почему-то пришла мысль, что то были плохие люди, собиравшиеся причинить ученому вред. Мы совсем не подумали, что это могли быть полицейские. Ну а вечером, когда те вошли в сад, мы были начеку. И Ким ударил господина Бруна подвернувшимся ему под руку толстым суком по голове.
— А не поленом ли? — попытался уточнить Эрик.
— Да нет, это точно был сук, — подтвердил я.
— Полено все же звучит лучше, — возразил Эрик. — Само слово более увесистое!
Не обращая внимания на вмешательство Эрика, Очкарик продолжил:
— В ответ господин Мадсен тоже нанес удар. А в дальнейшем все выяснилось. Мы узнали, что имеем дело с полицией, ведающей делами иностранцев, а те поняли, что мы ошиблись. Так все по-хорошему и окончилось.
Полицейский засмеялся.
— Так это были вы? Да, да, эту историю я знаю хорошо.
— Стало быть, вы знаете господина Бруна?
— Конечно. Это-то я должен признать. Надеюсь…
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — заверил его Эрик. — Обещаем, что не скажем никому ни слова. Ваши секреты будут нашими секретами. Так что будьте спокойны. Мы свое слово держим!
— Это очень хорошо, — ответил полицейский. — Но как вы узнали, что я из полиции?
— Мы заметили вас и вашего коллегу еще вчера на Центральном вокзале в Копенгагене, — объяснил я. — И сразу решили: вы полицейские. Мы были уверены, что вы просто не могли быть никем иным.
— Это почему же?
— Сотрудников полиции всегда можно распознать, — ответил Эрик. — Почти всегда, — сразу же добавил он.
Мужчина громко рассмеялся.
— Что ты говоришь?! Я что-то об этом никогда не слышал. А вы, ребята, мне нравитесь. Глаза-то у вас, как видно, острые!
— Вы его не слушайте, — проговорил Очкарик, — он иногда говорит лишнее. Не правда ли, Ким?
— Да, да, — подтвердил я. — Его даже собственные родители переносят с трудом и просили нас приглядывать за ним.
— К тому же он подчас не совсем правильно понимает, что мы дружески относимся к нему, — продолжил Очкарик.
— И даже становится нахальным, — добавил я, — или слишком фамильярным.
— Вы что-то сочиняете, — возразил Эрик. — Не далее как сегодня утром, когда я умывался, отец предупредил меня, чтобы я не общался с плохой компанией. Конечно, я никуда не годный сын, так как нарушил свое обещание не связываться с прощелыгами. Извините, пожалуйста, я имел в виду не вас, а вот этих двоих типов, так называемых друзей. Но послушайте, почему полиция все еще докучает бедному профессору? Он ведь ничего плохого не сделал.
— Мы ему совсем не докучаем, — возразил полицейский.
— Может быть, и нет. Но вы следите за ним.
— Этого слова я слышать бы не хотел, — ответил тот. — Мы не следим за каждым его шагом, но не выпускаем из поля зрения, как, впрочем, и всех иностранцев, не получивших еще датского подданства. Особенно людей, которые что-то собой представляют.
— Стало быть, профессор — выдающаяся личность?
— В том-то и дело. Он — известный физик, специалист по ядерным проблемам. Здесь нет никакого секрета. И я хотел бы, чтобы вы поняли: мы желаем ему только добра… Ну, а теперь мне нужно идти. Следовательно, я могу на вас положиться: вы никому ничего об этом не скажете?!
— Вполне, — ответил я. — Мы ничего говорить никому не будем хотя бы по той причине, чтобы не нервировать Катю — дочь профессора, с которой дружим.
Он кивнул, сказал «До свидания!» и ушел. Мы долго смотрели ему вслед.
