Игорь Гуров - Хребет Скалистый
— Стреляйте! Стреляйте! — кричал побледневший Шура.
Вместо того чтобы стрелять, Решетняк лишь пронзительно свистнул вслед улепетывающему мишке.
— Сейчас на них охота запрещена, — пояснил Филипп Васильевич разочарованному Шуре, который уже успел представить себе, какой фурор произведет в лагере их появление с тушей медведя. — Сейчас еще медвежата маленькие, и они пропадут без родителей. На медведей охотятся только три месяца в году: с октября по январь.
В пещере длиною всего в несколько шагов не было ничего, кроме натасканных медведем веток и сухих листьев.
Шура зажег аккумуляторный фонарь и с интересом начал рассматривать медвежью берлогу.
Луч ослепительно яркого света скользнул по стене.
— Филипп Васильевич, — воскликнул мальчик, — смотрите! Что это?
По белой стене пещеры шла выскобленная чем-то надпись: "Погибаю, но не сдаюсь!" Такая же фраза была на обороте картины, найденной в доме Валентины Кваши.
Решетняк и Шура стали поспешно обыскивать пещеру.
Шура начал разбрасывать ветки и листья, натасканные медведем, но его окликнул Решетняк, возившийся в глубине пещеры:
— Иди сюда, Шура. Посвети мне. Шура подошел и направил свет фонаря на заднюю стену пещеры, около которой задержался Решетняк.
На стене из мягкого известняка было едва заметное углубление.
— Свети выше, — скомандовал Решетняк. В полуметре выше было еще одно углубление, над ним — третье и четвертое.
Приподнявшись на носки, Филипп Васильевич рассматривал эти выступы. Не оставалось сомнения, что эти углубления кем-то вырублены.
Нижняя часть пещеры была влажная, и края ступеней обсыпались, верхние же сохранились хорошо.
— Шура, а ну-ка залезай мне на плечи и рассмотри хорошенько эти выступы, предложил Решетняк, — они ведь куда-то ведут.
Разувшись, Шура влез на широкую спину Решетняка.
Здесь, вблизи, он рассмотрел то, чего они не видели снизу.
Прямо из стены торчал темный кусочек материи. Шура потянул его к себе, и он рассыпался.
Тогда мальчик попробовал колупнуть стену. Рука, свободно, как в кучу с песком, ушла в стену. Впрочем, это и был сухой песок. Шура стал его разгребать и через несколько минут откопал матросскую бескозырку. Высовывавшийся наружу лоскут был концом ленты.
Они вышли из пещеры, чтобы получше рассмотреть находку на свету.
В сухом песке бескозырка прекрасно сохранилась, даже потускневшую надпись на ленте можно было прочесть,
— С Гудковым был какой-то матрос, — вслух подумал Решетняк, — может, его.
Они вернулись в пещеру. Делать лестницу слишком долго, за древесиной пришлось бы спускаться далеко вниз и инструментов, кроме ножей, никаких не было. Пришлось Филиппу Васильевичу снова заменить лестницу.
— Потихоньку разрывай песок вокруг того места, где нашел бескозырку, и сбрасывай его вниз, — поучал Решетняк. — Я голову прикрою курткой, чтобы глаза не запорошило.
Сначала Шура копал руками, потом стал выгребать песок котелком. Дело пошло быстрее. Задерживали работу лишь передышки. Мальчик был рослый, и долго держать его на плечах Решетняку было трудно.
Из песка и мелкой гальки состояла лишь часть стены. Через час Шура перешел с плеч Решетняка в откопанную им нишу с полом и стенами из известняка.
Кроме обнаруженных маленьких выступов в стене, ухватиться было не за что. Шуре приходилось продолжать раскопки одному, так как грузному Решетняку без помощи веревки или лестницы на эту высоту было трудно взобраться.
Копать стало жарко, и Шура снял куртку. Теперь он ссыпал песок на куртку, а потом оттаскивал к краю выкопанного им хода и сбрасывал песок вниз. Так работа шла быстрее.
В узкой нише было тесно и неудобно. Шура остановился, чтобы стереть с лица пот. Доставая из кармана платок, Шура уперся плечом в то место, где он только что копал, и вдруг вместе с казавшейся несокрушимой стеной рухнул куда-то вниз.
— Что случилось? — испугался Решетняк, услышав шум. — Где ты, Шура?
— Тут! — отплевываясь от песка, отвечал Шура. — Я куда-то упал и ударился.
Он пошарил вокруг, отыскивая потухший фонарь. Наконец нашел его и зажег.
— Филипп Васильевич! — закричал он сразу же, как только" яркий луч осветил узкий подземный ход, куда он упал. — Тут пулемет!
Решетняк схватил ледоруб и с яростью начал углублять вырубленные кем-то ступеньки.
Его работу прервал Шура.
— Кидайте мне веревку, — высунув голову из ниши, предложил он. — Тут огромный камень. Я к нему привяжу веревку, и вы влезете.
— Добро.
Взобравшись наверх, Решетняк прежде всего бросился к пулемету. Он надеялся по какой-нибудь примете определить, не принадлежит ли оружие отряду Гудкова.
Обрушившийся песок образовал пробку, не пропускавшую воздух, в пещере было сухо, и пулемет хорошо сохранился. Но ничто не говорило о том, кто последний вел из него огонь.
Больше того: Решетняк понял, что стреляли из этого пулемета много раньше, чем он попал в пещеру. Это было не трудно определить: вокруг не было ни одной стреляной гильзы.
Решетняк осмотрелся. Они стояли в большом подземном зале. С высокого потолка гигантскими каменными сосульками свешивались сталактиты. Стены зала были неровные, с небольшими нишами и закоулками. Пещера казалась мрачным подземным царством какого-то волшебника.
— Шура, — распорядился Решетняк, — иди вдоль стены вправо, а я пойду влево, навстречу тебе. Осматривай повнимательнее, не торопясь, все закоулки. Если что-нибудь обнаружишь, зови меня.
Прошло примерно около часа, когда Шура наткнулся на след людей. Он зашел в одну из ниш. На пороге ее лежал широкий поясной ремень с матросской пряжкой, позеленевшей от времени.
Шура сделал несколько шагов в глубь большой ниши и опрометью вылетел наружу. Он бросился туда, где мелькал огонек Решетняка.
— Что с тобой? — спросил издали Решетняк.
— Идите туда, — сказал Шура, — там… — От охватившей его дрожи у него не попадал зуб на зуб. Решетняк притянул мальчика к себе.
— Ну, что ты? Чего? Такой храбрый парнишка и вдруг дрожишь как осиновый лист. Пойдем покажи, что тебя перепугало…Сразу два фонаря осветили нишу.
Около задней стены рядом с какой-то темной, бесформенной грудой навзничь лежал человек.
На лежащем были сапоги, стеганка и ватные брюки. Он был подпоясан широким ремнем.
Казалось, сломленный усталостью человек спит. Впрочем, так казалось бы, если б не лицо лежащего.
Лица не было. Вместо него зиял черными впадинами череп с маленькой круглой дырочкой в височной кости.
Одна кисть скелета была обложена какими-то тряпками. Невдалеке от второй руки валялся заржавленный пистолет.
Решетняк поднял его. В луче фонаря что-то блеснуло. Нагнувшись, Филипп Васильевич увидел на рукоятке маленькую золотую пластинку. Он поднес пистолет к свету и вслух прочел:
— "Филиппу Решетняку за отвагу в борьбе с бандитизмом от председателя ОГПУ Ф. Дзержинского. 10.1.26 г." Решетняк долго стоял недвижимо.
Потом, сняв с себя китель, накрыл голову Натальи и шагнул вперед к тому, что они с Шурой приняли сначала за кучу тряпья. Сейчас он уже знал, что это такое.
Укрытые трофейной шинелью и казачьей буркой, лежали два скелета.
Решетняку было нетрудно определить по оружию" потускневшему ордену и наборному кавказскому поясу, кто это.
Перед ним были останки Николая Гудкова и его ординарца Ахмета.
— Филипп Васильевич, — срывающимся голосом прошептал Шура, — это они? Да? Решетняк тяжело вздохнул.
— А где же решетка, картины? — через некоторое время спросил Шура. Давайте искать.
— Не могу я сегодня, мальчик, ничего не могу, — тихо ответил Решетняк.
…Когда они выбрались из пещеры, было уже темно, и все же Решетняк решил идти к лагерю. Он не мог оставаться здесь, рядом с этой страшной пещерой.
Всю дорогу они молчали. Только начав спускаться в долину, где стоял лагерь, Решетняк остановился и сказал:
— Ты уже взрослый, Шура, и я говорю с тобой как со взрослым. От Аллы нужно скрыть то, что мы видели. Понимаешь?
— Я и сам думал.
— Давай договоримся, — продолжал Решетняк: — мы ничего не нашли. Все пещеры оказались, как и предыдущие, пустыми. Задержались же из-за того, что зашли далеко. Вообще ты молчи, а говорить предоставь мне.
— А как же быть дальше? — спросил Шура. — Нужно же похоронить партизан. Потом, картины-то мы пока не нашли. Как же быть?
— Предоставь вое мне, — ответил Решетняк, — я сегодня же отправлю в город Аллу. Вызовем еще людей на помощь. Нужно постараться установить подробности последних дней и часов Гудкова и его сподвижников. Словом, доверься мне и обещай до поры до времени молчать…
Когда они подходили к лагерю, там все уже были на ногах и готовились идти на розыски пропавших.