Чудовище с улицы Розы; Час охоты; Вендиго, демон леса - Эдуард Николаевич Веркин
Он посмотрел на меня, так все нормальные люди смотрят на убийц и психопатов.
– Если хочешь, можешь с ним сфотографироваться, – пошутил Белобрысый.
Охранник отвернулся.
– Этот… человек. – Я кивнул на Белобрысого. – Он хочет меня убить. Сделайте что-нибудь.
– Юморист, – усмехнулся Белобрысый. – Всё время шутит.
– Позвать Коновалова? – спросил охранник. – Для сопровождения?
– Нет, не надо. С мальчишкой справлюсь как-нибудь сам. На обратном пути заеду, куплю бутербродов…
– Мне с рыбой, – напомнил охранник.
– Как всегда.
И Белобрысый открыл заднюю дверь в «уазике» и впихнул меня внутрь, в мою очередную камеру. Правда, здесь было гораздо теснее и не было телевизора. Я устроился на маленьком откидном сиденье. В окошко было видно, как охранник меня разглядывает.
– Это не человек, – сказал я ему. – Помните об этом. Когда-нибудь он вас убьёт.
Охранник отвернулся. Белобрысый завёл мотор и вывел автомобиль со двора.
Я смотрел в окошко. Здание, в котором я провёл последнее время, не было мне знакомо. Серый бетонный куб, крашенный в зелёный цвет. В нашем городе я такого никогда не видел.
Белобрысый долго блуждал по индустриальным пригородам, потом вывел машину на дорогу и направился к западу, я определил направление по солнцу.
Мы ехали долго, я сидел, скрючившись, на скамейке и пытался на всякий случай запомнить дорогу. Но по сторонам дороги тянулся однообразный лес. То и дело мы обгоняли длинные лесовозы с хлыстами брёвен, самосвалы, груженные щебнем, грузовики с сеном. Потом машины вдруг кончились. И асфальт кончился, машина протряслась по ухабам и свернула с дороги.
Я представлял себе этот момент много раз, каждый день представлял, утром, днём и вечером. И теперь я уже не боялся.
Машина остановилась. Белобрысый заглушил мотор и вышел из «уазика». Я приготовился. Белобрысый обошёл вокруг автомобиля и стал открывать дверь.
Я упёрся в скамейку и пнул дверь изнутри.
Я попал. Дверь врезалась во что-то твёрдомягкое.
– Браво, – сказал Белобрысый.
Он открыл дверь, просунул в камеру руку и выволок меня наружу.
– Ты упорно борешься за жизнь, это мне нравится. – Белобрысый защёлкнул на моём запястье наручник, по щеке у него ползла вязкая чёрная капля.
Он прицепил меня к ручке дверцы автомобиля. Затем достал жёлтый пакет, развернул его, оказалось, что это дождевик.
– Это чтобы не запачкаться, – пояснил он. – Всяко бывает.
Я и так понял.
Белобрысый снял куртку с карманами и застёжками, бережно пристроил её на плечики, а плечики на зеркало заднего вида. Натянул дождевик.
– Так лучше. – Он погляделся в зеркало. – Не люблю, когда неаккуратно…
Вдруг мне захотелось узнать, я спросил:
– Слушайте, а что эта ваша тварь… Римма, что она такая молчаливая-то была?
– Молодая просто. К тому же все разные. Одни весёлые, другие молчаливые. Я был очень расстроен, когда вы со своим псом убили её. Твой приёмный отец, у меня на него были серьёзные планы… Ты всё разрушил. Теперь придётся начинать всё заново.
Белобрысый натянул резиновые перчатки.
– Тот, кто убивает, сам должен быть готов к смерти, – изрёк Белобрысый. – Готовься…
Я дёрнулся. Ручка держала крепко.
Белобрысый рассмеялся. И стал меня обнюхивать.
– Дрянь! – заорал я. – Не подходи!
Белобрысый нюхал, и лицо его постепенно изменялось, сдвигалось, переделываясь в морду, на которой ясно читался знак. У Белобрысого это было даже хуже, чем у Риммы, его морда менялась быстрее, зубы выдвигались вперёд, чёрная слюна пузырилась на губах.
И вонь. От Белобрысого воняло мертвечиной. Он шагнул ко мне.
Я не мог смотреть на него и стал глядеть в небо.
Белобрысый булькал у меня над ухом. Я рванулся ещё. Наручник не отпускал. Бакс, где ты?
Я орал, орал и не мог остановиться.
Белобрысый прорычал что-то, совсем уже неразборчивое, непонятное. Он взялся за цепочку наручников, дёрнул и с мясом вырвал ручку из двери. Затем поволок меня в глубь леса.
Я упирался, упирался, но бесполезно, с таким же успехом я мог сопротивляться танку, Белобрысый даже не замечал этого моего сопротивления, от сопротивления становилось даже хуже – наручник рвал руку.
Пока мы шагали, Белобрысый всё больше сутулился, из спины выпирали острые лопатки, он становился похож на зубастую лягушку, как тогда Римма. Он что-то бормотал и рыкал, дёргая за наручник, распускал вокруг себя зловоние.
Лес становился всё глуше, стояла жуткая тишина. Грибы, очень много почему-то грибов, хороших, не мухоморов. Норы какие-то, наверное, лисьи. Отличное место.
Вдруг лес пошёл книзу, деревья стали тоньше, мох из синего перекрасился в зелёный, Белобрысый выволок меня к болоту. Нежная зелёная травка, а между нею такие неглубокие с виду лужицы, водомерки по ним бегают. Топь. Трясина. Кочки. Теперь понятно. Трясина – это то, что ему нужно. Никаких следов.
Белобрысый остановился.
Интересно, если прыгнуть в болото? Тогда…
Белобрысый неожиданно перестал ворчать и насторожился. Он завертел своей заострившейся башкой и стал смотреть вверх, на холм. Я на всякий случай снова дёрнулся, но Белобрысый резко уложил меня на мох, лицом в коричневую жижу.
В нос и рот мне сразу налилась гнилая вода, я стал задыхаться и биться, но Белобрысый крепко вдавливал меня в болото.
Вдруг хватка ослабла, я вывернулся вправо и набрал в грудь воздух. Продышался.
– Здорово выглядишь, – сказал странно знакомый мне голос.
Я стёр с лица грязь. Надо мной стоял Лёха. На плече у него дымился карабин. Лёха подал мне руку, и я поднялся на ноги.
– Под конец всё-таки почуял, тварь. – Лёха кивнул на Белобрысого. – Сволочь поганая…
Лёха был обряжен в куртку Белобрысого.
– Старый приём. – Лёха стянул с себя куртку и бросил в болото. – Звери не знают своего запаха…
Белобрысый корчился на траве. Лёхина пуля попала в лоб, проделала дырку и застряла внутри. В его морде уже не было совсем ничего человеческого, рыло, чем-то похожее…
Чёрт знает на что похожее, в кино такое лишь встретишь. Челюсти продолжали щёлкать, зубы крошили толстую палку, чёрная лужа растекалась, и трава на кочках желтела и умирала.
– Отохотился, – сказал Лёха. – Тварь.
Он осторожно приблизился, приставил карабин к тому месту, где у существа находилось сердце, и выстрелил ещё раз.
Белобрысый затих.
– Готов. – Лёха подобрал палку и столкнул Белобрысого в трясину. – Болото – как раз для него, трясина его засосёт. На, водички попей.
Лёха сунул мне фляжку. Я отпил. Белобрысый медленно погружался.
Я покивал.
– Как ты тут оказался? – наконец смог спросить я. – Как?
– Немного терпения и сообразительности, – улыбнулся Лёха. – И всё. Про тебя, друг, во всех газетах написали, я сразу понял, что ты прибил вендиго.
– А дальше?
– Дальше я решил тебя навестить. Узнал, где ты находишься, тебя в другой город перевезли. Приехал, прихожу, смотрю, а из ворот эта тварь выходит.
Лёха плюнул в сторону уходящего в трясину Белобрысого.
– Я сразу всё и понял. Тут же допёр, что он тебя решил кончить. И стал следить. Почти месяц напротив твоей тюряги просидел, в бинокль наблюдал. Матери сказал, что в лагерь оздоровительный поехал. А сегодня гляжу
