Лилиан Браун - Кот, который там не был
Пока они ехали на лифте, «канарейка» щебетала без перерыва.
– Этот старик ещё пару лет назад был сторожем у доктора Галифакса на Гудвинтер-бульваре. Доктор держал его до самого конца, хотя тот уже не мог работать. Доктор Гал был замечательным человеком.
Когда они вошли в комнату 15С, её обитатель сидел в инвалидном кресле – маленькая жалкая фигурка, в буквальном смысле прикреплённая к стене, поскольку ему через длинную трубку подавался кислород. Но глаза старика блестели, он ухмылялся и с нетерпением ждал их.
– К вам посетительница, мистер Хорнбакл, – громко произнесла «канарейка». – Её зовут Юм-Юм. – Квиллеру же она сказала: – Я вернусь через двадцать минут.
Квиллер стал вытаскивать расслабившуюся – ну совсем тряпка – Юм-Юм из клетки.
– Это кошка? – удивлённо спросил старик странным голосом. Из-за полипов в носу и неудачного зубного протеза он говорил со своеобразным присвистом.
– Да, сиамская, – ответил Квиллер, опуская мягкий меховой сверток на одеяло, лежащее на коленях больного.
– Киска, – сказал он, гладя её дрожащей рукой. – Мягкая. Голубые глаза! Никогда такую не видел. – Он говорил короткими предложениями, медленно произнося слова.
Квиллер пытался развлечь мистера Хорнбакла анекдотами про сиамских кошек, но вскоре понял, что старик предпочитает говорить, а не слушать.
– Я вырос на ферме, где были животные, – сообщил он. – Коты в амбарах, охотничьи собаки, коровы, куры…
– Я слышал, вы работали у доктора Галифакса…
– Около пятидесяти лет. Я был как член семьи. Он был очень хорошим человеком. Как вас зовут?
– Квиллер. Джим Квиллер.
– Давно вы здесь живете?
– Пять лет.
– Вы знали доктора Галифакса? Я работал у него сторожем. Жил над гаражом. Если его ночью вызывали, я его отвозил. Ему часто звонили по ночам. Мы спасали людей. Очень многих.
Юм-Юм, нежно мурлыкая, с довольным видом лежала на одеяле, подложив передние лапки под грудь. Время от времени брызги слюны старика попадали кошке на ухо, и она им дергала.
– Легла на грудку! Ей хорошо здесь, – радостно улыбнулся старик.
– Я знаю, что доктор Галифакс уделял много времени лечению своих пациентов, – сказал Квиллер. – А как он отдыхал? Были у него какие-нибудь увлечения, вроде рыбной ловли или гольфа?
Старик исподтишка взглянул на него, словно собирался раскрыть какой-то неприглядный секрет.
– Он рисовал картины. Никому не рассказывал об этом.
– Какие картины? – спросил Квиллер, представляя себе некие пособия по анатомии.
– Он рисовал животных. На картинах было много краски. Она долго сохла.
– И что он делал с картинами? Мелинда никогда не упоминала об этом увлечении отца, в сущности, она избегает разговоров о своей семье.
– Прятал их. Никому не давал. Говорил, они недостаточно хороши,
– А что вы о них думаете, мистер Хорнбакл?
– Они были похожи на картинки в комиксах, – ответил старик с виноватой улыбкой,
– Где он их рисовал?
– Наверху, в задней комнате. Туда никто не заходил, кроме меня. Мы хорошо ладили – доктор Галифакс и я. Никогда не думал, что он уйдёт первым,
Юм-Юм зашевелилась и вытянула переднюю лапку, чтобы потрогать трубку, по которой шёл кислород.
– Нельзя! – предупредил её Квиллер, и она отдернула лапу.
– Послушная киска.
– Мистер Хорнбакл, вы знаете, что дочь доктора Гада стала врачом?
Старик кивнул:
– Она была умной девочкой. Мальчик оказался не таким удачным.
– В каком смысле? – Квиллер умел расположить к себе людей, и они доверчиво позволяли ему вытягивать из них нужную ему информацию.
– Он всё время участвовал в каких-нибудь потасовках. Среди ночи звонили из полиции, и я отвозил доктора в полицейский участок. Это было ужасно, ведь его мать болела и всё такое. Всегда лежала в постели.
– Чем же это кончилось?
– Он уехал. Доктор отослал его. Регулярно платил ему деньги при условии, что он не вернется.
– А как вы узнали об этом?
– Деньги переводились ему через банк в Локмастере. Я регулярно ездил туда. Делал это для доктора. Никогда никому не рассказывал.
– Разве молодой человек в конце концов не погиб в автомобильной катастрофе? – продолжал расспрашивать Квиллер.
– Так и было! Разбил доктору сердце. Он был его единственным сыном, пусть даже и испорченным парнем… Однако вот что странно…
– Да? – поощрительно произнёс Квиллер.
– После смерти мальчика доктор продолжал посылать меня в банк. Раз в месяц.
– Он это как-то объяснил?
– Нет,
В этот момент раздался стук в дверь и появилась «канарейка»:
– Мистер Хорнбакл, Юм-Юм пора домой. Попрощайтесь со своими гостями.
Когда Квиллер осторожно брал кошку с лежащего на коленях одеяла, она громко и негодующе закричала:
– Н-н-няу!
– Полюбила меня, а? – улыбнулся старик, показывая искусственные зубы. – Приносите её ещё. И не тяните! – добавил он с кудахтающим смехом. – А то можете и не застать.
Внизу в вестибюле Лайза собирала отзывы о визитах.
– Мы хорошо провели время, – сообщил Квиллер. – Юм-Юм прижалась к старику и мурлыкала, или ворковала, как говорят в Шотландии. Полли Дункан ещё здесь?
– Нет, они с Бутси ушли рано, поехали домой.
По прибытии в амбар Квиллер выпустил Юм-Юм из клетки, и она начала не спеша прогуливаться по второму этажу с видом примадонны, а Коко неотступно следовал за ней, неодобрительна принюхиваясь. Он понял, что она побывала в каком-то месте, связанном с медициной.
Позднее Квиллер позвонил Полли и спросил:
– Ну, как показал себя бегемот?
– Боюсь, визит не слишком удался. Нас послали к старой слепой работнице с фермы, и она сетовала, что Бутси на ощупь нисколько не похож на кота. Наверное, он показался ей слишком прилизанным и шелковистым. Она привыкла к деревенским котам.
– А мы были у больного эмфиземой, и я опасался, что при виде оборудования для подачи кислорода Юм-Юм превратится в меховой смерч, но она прекрасно сыграла свою роль. Она ворковала. Ворковать – это её профессия.
– Кошки понимают, когда надо оказать кому-то поддержку, – сказала Полли. – Когда жена Эдгара Аллана По умирала в убогой хижине, где нельзя было развести огонь и не было одеял, её согревали только пальто её мужа и большая пёстрая кошка.
– Трогательная история, если это правда, – прокомментировал Квиллер.
– Я читала об этом. Большинство кошек очень милы.
– Или независимы, как говорят шотландцы. Кстати, я обещал Милдред, что мы расскажем ей о Шотландии, Что, если нам вместе пообедать в следующее воскресенье у Лингвини? Пригласим и Арчи Райкера.
Полли согласилась, что это неплохая идея. На самом деле в следующее воскресенье у неё был день рождения, но он сделал вид, что не знает об этом, а она сделала вид, что не знает, что он знает.
В понедельник утром он отправился покупать подарок, но сначала зашёл в редакцию отдать статью. В отделе местных городских новостей он открыл свежий номер газеты и прочитал подписи к фотографиям «Бонни Скотс Тура», проверяя, не заменил ли кто-нибудь его тщательно продуманные слова другими. Потом он прочитал большое объявление на третьей странице:
СВОБОДНАЯ РАСПРОДАЖА имущества доктора Галифакса Гудвинтера Гудвинтер-бульвар, 180
РАСПРОДАЖА: суббота, с 8 утра до 6 вечера
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ПОКАЗ: пятница,
с 9 утра до 4 вечера
Мебель, антиквариат, произведения искусства, предметы домашнего обихода, книги, одежда, драгоценности, постельное белье, фарфор, серебро, хрусталь, личные вещи. Все предметы снабжены этикетками. Цены окончательные. Сделки не расторгаются. Доставка не обеспечивается. Перекупщики приветствуются. Парковка у дома разрешена.
Распродажу осуществляют на аукционе Фокси Фреда.
– Вы видели объявление о гудвинтеровской распродаже? – спросила его Кэрол Ланспик, когда он пришёл в универмаг Ланспиков покупать подарок, – Мелинда ни слова не сказала Историческому обществу. А между тем не мешало бы сначала всё показать музейным работникам или даже что-то подарить музею.
– Наверное, ей слишком о многом приходится сейчас думать, – заметил Квиллер. – Как продвигается её роль леди Макбет?
Кэрол, организовавшая в отделе женской одежды показ шарфов, увела Квиллера от толпы продавщиц, жаждущих обслужить его. Он был постоянным покупателем, и они знали, что у Полли шестнадцатый размер, что она любит голубой и серый цвет, предпочитает серебряные украшения и избегает всего, что надо гладить.
Перед тем как ответить на его вопрос, Кэрол сказала:
– Надеюсь, это останется между нами.
– При любых обстоятельствах, – заверил он её.
– Ларри очень тяжело с ней работать. Когда они репетируют, она никогда не смотрит на него, а для актера нет ничего хуже! Она играет сама по себе и не даёт ему возможности войти с ней в контакт.
– А Двайт понимает, что происходит?
