Василий Аксенов - МОЙ ДЕДУШКА - ПАМЯТНИК
Тогда Геннадий и Джон Грей взялись за свое дело. Им нужно было закончить его, пока не явился с совещания маэстро Грегори фон Нофирогерг.
Во внутреннем дворе гостиницы возле пожарной лестницы уже ждали легоперы во главе с Рикко Силлой. Хозяин гостиницы, левый полузащитник дублирующего состава, был предупрежден. Геннадий и Джон Грей заходили поочередно во все номера и везде делали свое дело.
Работа была уже почти закончена, когда друзей застигли в коридоре звуки быстрых шагов и веселые голоса. Скрыться было негде. Джон Грей прислонил к стене футляр с контрабасом И на всякий случай сунул руку в карман, где у него лежал всегда пружинный нож.
Голоса приближались, и вот из-за угла коридора появилась группа людей, впереди которой крупным командирским шагом шла не кто иной, как… родная, личная, неповторимая бабушка Геннадия Мария Спиридоновна Стратофонтова!
Первым желанием Геннадия было, не раздумывая, броситься в объятия родному человеку. Вторым желанием было немедленно спрятаться за футляр контрабаса, что он и сделал Бабушка! Его бабушка на Больших Эмпиреях! Уму непостижимо, как она сюда попала! Но что это? Рядом с бабушкой, отставая на шаг, шествует со своей застывшей улыбкой генеральный консул Старжен Фиц, а за ними несколько ленинградских, явно ленинградских девочек, и среди них Доллис, вернее, не Доллис, а самая настоящая Наташа Вертопрахова. А дальше группа почтенных эмпирейских и советских граждан, и отец Наташи, доктор геологических наук Вертопрахов, и огромный ленинградский поэт Борис Горошкин. Уж не снится ли это ему? Уж не галлюцинация ли это? Уж не результат ли это нервного напряжения?
Из-за контрабаса Геннадий услышал голос Наташи:
- Девочки, посмотрите, как похож этот бледный красивый музыкант на Джона Грея - Силача-Повесу! Бон суар, месье!
- Бон суар, мадемуазель! - быстро ответил «бледный красивый музыкант».
Геннадий схватил Джона за штанину.
В полном смятении чувств провел Геннадий всю ночь на Львиной лестнице. Тревожно вслушивался он в каждый, шорох, вглядывался в темные воды бухты. Ни Доллис, ни Чаби Чаккерс не явились.
ГЛАВА 14
в которой над кашлем, хлюпаньем и хрустом коленных суставов преобладает мощный голос Марии Спиридоновны, а также звучат стихи огромного поэта
Благосклонный читатель должен простить автору то, что в этой главе он вынужден прервать описание напряженных драматических событий, оставить своего героя в сомнениях и тревоге на Львиной лестнице Оук-порта и совершить не очень-то грациозный скачок в недалекое прошлое, в прохладные июльские дни города Ленинграда.
Было прекрасное дождливое утро, когда Наташа Вертопрахова приехала на дачу Стратофонтовых в Лисий Нос. Мария Спиридоновна в это время, напевая песенку «Мы парни бравые, бравые, бравые…», неумелыми пальцами мастерила котлеты, похожие на аэростаты заграждения.
- Мы должны действовать,- коротко сказала она, выслушав рассказ Наташи о вчерашнем лондонском звонке.
- Но как? - пролепетала растерянная девочка.- Мария Спиридоновна, я очень тревожусь за Генку, ведь он такой фантазер! Однажды в турпоходе наша группа столкнулась с огромным стадом. Стадо шло мимо нас очень долго, и всё дрожали, боясь быка. И вдруг, представьте, мы видим - верхом на быке едет ваш внук, и бык помахивает хвостом, словно обыкновенное домашнее животное…
- Моя школа!- не без гордости сказала подполковник - Я совершенно не боюсь за Геннадия: он смелый, находчивый и благородный мальчик. Но мы должны действовать, мы должны узнать хотя бы, что там происходит.
- Но как? В газетах совсем ничего не пишут об этой маленькой стране.
- Мы должны поехать на Большие Эмпиреи!
- Мария Спиридоновна, но это же нереально!
- Нереально? - сверкнула очами штурман, смешала в бесформенную массу «аэростаты заграждения», вышла и вернулась в голубой аэрофлотской форме с орденской колодкой.
И при взгляде на нее Наташа поняла, что это реально, что все реально, что в мире нет ничего нереального.
Бабушка начала свою деятельность с Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина. Здесь в кратчайшие сроки она проштудировала все материалы по Республике Большие Эмпиреи и Карбункл. Помогли и семейные архивы. В частности, в походном сундучке адмирала бабушка обнаружила русско-эмпирейский словарь, составленный врачом клипера «Безупречный» Фогель-Кукушкиным. В результате не прошло и недели, а Мария Спиридоновна уже прекрасно разбиралась в истории, этнографии и экономике далекой, но близкой страны и могла сносно объясняться по-эмпирейски.
После этого бабушка обратилась с запросом в общество «Альбатрос», которое занималось культурными связями с народами Океании.
- Увы! - сказал научный консультант.- Наши связи с Большими Эмпиреями очень ограниченны. Мы пытаемся наладить с ними обмен книгами, картинами, просто добрым словом, но увы… страна эта так далека, а их единственный дипломат Старжен Фиц, проживающий в Токио, не отвечает на наши письма.
- Это дело поправимое,- энергично сказала бабушка, и консультант приободрился.
Бабушка направилась в соответствующие организации с предложениями усилить работу «Альбатроса» по части связей с Большими Эмпиреями. Соответствующие организации отнеслись к ее предложениям положительно.
- Пусть сокращаются большие расстояния,- сказали они.- А вам, Мария Спиридоновна, спасибо за хорошую инициативу. Видим, что есть у вас еще порох в пороховницах.
Порох у бабушки действительно был. С невероятной энергией она взялась за дело. Вскоре в общество влились три коллективных члена: фабрика мягкой игрушки № 4, крупный северный аэропорт и огромный ленинградский поэт Борис Горошкин. Почетным президентом общества был избран один из первых русских дарвинистов академик Флюоресцентов. Надо ли говорить о том, что во всех начинаниях сопутствовала Марии Спиридоновне юная чемпионка Наталья Вертопрахова. Добровольным курьером крутился вокруг на общественных началах наперсник детских игр Валька Брюквин. В Страну Восходящего Солнца полетели телеграммы. Ответа не последовало. Бабушка села на телефон. Двое суток она не сомкнула глаз, разыскивая Старжена Фица через муниципалитет и полицейское управление японской столицы. Наконец в трубке послышался кашель.
- Господин Старжен Фиц! С вами говорят из общества «Альбатрос»! - закричала бабушка.
- Очень, очень, очень… - послышалось в трубке.
Потом все стихло.
- Господин Старжен Фиц! - крикнула бабушка.
- Очень приятно, мисс,- сразу же отозвался приветливый старческий голос.
- Я не мисс! - крикнула бабушка.
- Пардон, мадам,- скрипнул Старжен Фиц.
- Я не мадам!
- Как же мне вас называть?
Бабушка на миг растерялась. Действительно, как же ему ее называть? Ведь не «товарищем штурманом» в самом деле…
- Зовите меня Марией! - крикнула бабушка.
- Мария! - закричал Старжен Фиц.- Мария, Мария, Мария…
- Господин генеральный консул, почему вы не отвечали на наши телеграммы? - спросила бабушка.
- Не было средств, - хлюпнул носом консул. - Конъюнктура все время падает, Мария. Тресты душат мелкого буржуа.
- Господин Старжен Фиц, мы приглашаем вас на переговоры по вопросу культурных контактов между нашими странами.
- Седой?
- В каком смысле?
- Кроме дороги, гостиницы и карманных денег, еда оплачивается?
- Уж будьте уверены! - теряя терпение, гаркнула бабушка.
Повесив трубку, она вдруг изумилась: весь разговор с эмпирейским дипломатом шел на чистом русском языке!
Итак, на средства двух коллективных членов общества (фабрика мягкой игрушки № 4 и крупный северный аэропорт) старина Старжен Фиц снялся с насиженного места и прибыл самолетом в Ленинград.
Общество встречало почетного гостя почти в полном составе, за исключением Бориса Горошкина.
Дипломат был прекрасен в расшитом золотом мундире и в традиционном головном уборе, отдаленно напоминавшем поварской колпак. С хрустом преклонив колено, он поцеловал бетон аэропорта, обвел руками пространство и воскликнул:
- Узнаю! Все встало в памяти, господа! Ведь я, господа, старый петербуржец!
В это время радио любезным голосом сказало:
- Господин Севрюгин Феликс Вениаминович, прибывший из Токио, вас встречает ваша сестра Таисия. В руках у Таисии гладиолус.
Вскрикнув от радости, Старжен Фиц заключил в объятия ближайшую старушку с гладиолусом.
- Тасенька, родная! Ничуть не изменилась! Ни капельки! Старушка вырывалась до тех пор, пока не подошла настоящая Тасенька, которая тоже за шестьдесят лет «ничуть не изменилась».
По дороге с аэропорта в «Асторию» дипломат проявлял вежливое, но настойчивое любопытство:
- Этот у-ни-вер-маг частный? - спрашивал он Марию Спиридоновну.
- У нас, Феликс Вениаминович, все государственное,- поясняла бабушка.
