Энцо Руссо - Следствие ведет Россана
— А где находилась эта книга регистрации?
— В шкафу в муниципалитете. Наверно, он не был заперт на ключ, да и кому придет в голову запирать такие вещи?
— Как же они туда забрались?
— А я почем знаю? — снова взорвался комиссар, еще не успевший остыть и собраться с мыслями.
Если в ближайшие два — три дня (вряд ли газеты станут дольше печатать сообщения об этом деле) не явится или не позвонит по телефону кто-либо из лично знавших старика Пьеро, то вряд ли уже когда-нибудь удастся что-то узнать о его судьбе.
— Папа, — ласково, но лукаво спросила отца Россана, — а ты действительно думаешь, что его похитили из-за наркотиков?
— Ну, насчет этого вряд ли можно сомневаться. Вероятно, он вздумал взяться за продажу этой мерзости лишь недавно, и, когда об этом узнали подпольные организации мелких торговцев наркотиками, его решили хорошенько проучить. Логично, не так ли?
— Почему же они его просто не пристрелили, и дело с концом? Это было бы для них менее рискованно, чем устраивать похищение.
— Предположим, они хотели сначала допросить его, чтобы узнать, к примеру, кто снабжает его товаром. Чем не причина для похищения?
«Очень логично», — подумал Россана, злясь все больше и больше. При таком объяснении все концы более или менее сходились. Однако оставался еще последний вопрос.
— А зачем вырвали эту страницу из книги регистрации? Тут они также подвергали себя порядочному риску: ведь надо было подкупить кого-то, кто бы согласился это сделать. К чему им было все это?
— Не знаю, над этим надо еще поразмыслить. В самом деле, почему похитители боятся, что мы узнаем фамилию старика? Но может, тут была какая-то другая, более простая причина, пока трудно сказать. Например, страницу мог вырвать кто-то другой, с целью, ничего общего не имеющей с этим делом. Может, ее вырвали еще пять лет назад и никто этого даже не заметил. Кому придет в голову ворошить эти книги?
Тоже прекрасное объяснение, не хуже всех остальных, и таким образом сходятся все концы. За исключением лишь одного: дядюшка Пьеро никак не мог торговать наркотиками, в чем в чем, а в этом Россана была твердо убеждена. Она подумала, что такой версии ни за что не поверили бы ни Фабрицио с Руджеро, ни Микеле, да и вообще никто из ребят. Этому, наверно, не поверил бы и директор школы Мартини. Но для полиции это не имело совершенно никакого значения. Есть конкретная улика — сигареты с «травкой», — и этого вполне достаточно. Россану впервые больно кольнуло предчувствие, что дядюшка Пьеро исчез, быть может, навсегда. Похищенные обычно возвращаются. Но если предположение отца правильно, тут особый случай — похищение из мести. Эти люди после безжалостных пыток, наверно, его убили…
Выйдя из подъезда полицейского управления, она побрела по тротуару, не глядя по сторонам, погруженная в свои мысли.
— Ну, наконец-то! — произнес чей-то голос, и она чуть не споткнулась от неожиданности.
Верхом на мопеде, в застегнутой до самого горла куртке, сидел Руджеро.
— Долгонько ты там беседовала.
— Ты же не сказал, что будешь меня ждать.
— Я передумал уезжать: любопытство одолело. Ну так что?
Она в нескольких словах ввела его в курс дела, стараясь перекричать шум мотора и уличного движения.
Руджеро выслушал все без всяких комментариев и, даже узнав про сигареты с марихуаной, не выказал ни удивления, ни возмущения.
Россану это насторожило.
— Уж не слыхал ли ты случаем что-нибудь про это?
— Нет. Но я знаю одного парня из третьего класса лицея, который иногда балуется этим делом, только «травку» он покупает на рынке у Порта Портезе. Он сам рассказывал Микеле.
— И что же ты обо всем этом думаешь?
— Я не верю, что Пьеро мог этим заниматься.
У Россаны немного отлегло от сердца.
Слава богу, нашелся еще человек, которого не так-то легко убедить столь гладкими на первый взгляд доводами. Они некоторое время молчали. Мопед с грохотом свернул на улицу Номентана.
— Ах да, вот еще что: в муниципалитете выдрали страницу из книги, в которой был зарегистрирован патент, выданный дядюшке Пьеро на торговлю с лотка.
— Зачем?
— По-моему, чтобы нельзя было узнать его фамилию и где он живет.
И тут совершенно естественно и просто Руджеро произнес слова, прозвучавшие для Россаны волшебной музыкой:
— А я знаю, где он живет.
— Ты знаешь?! — крикнула Россана, стараясь заглянуть ему в лицо, и мопед опасно наклонился.
— Ну да, как-то утром я видел, как он выходил из ворот одного дома со своей тележкой. Это было, наверно, еще в прошлом году. Нет, пожалуй, этой зимой.
— Так почему же ты не рассказал об этом сегодня утром? Папа сказал, что в школе во всех классах был проведен опрос.
— Меня не было на занятиях. Сначала меня вызывали к директору, потом вместе с Микеле и Фабрицио я ходил давать показания в полицейское управление.
Это их так рассмешило, что они дружно расхохотались, представив себе, какую физиономию скорчил бы полицейский комиссар, узнай он, что целое утро рядом с ним был человек, который одним своим словом мог разрешить мучавшую его проблему.
— И что же мне теперь делать? — спросил Руджеро, как только они подъехали к дому Россаны. Как-никак эта симпатичная девочка все-таки старшая дочь важного полицейского чина, и лучше, чтобы она сама решила, следует ли ему немедленно поставить в известность ее отца.
Россана, которая уже приняла решение, покачала головой.
— Завтра воскресенье. Почему бы нам самим не наведаться на квартиру к дядюшке Пьеро? Кое-что в этой истории кажется мне не очень-то убедительным, и было бы не худо взглянуть на его берлогу до того, как там появится мой папаша.
— А как мы туда войдем? — возразил Руджеро, несколько смущенный намерением Россаны.
— Еще не знаю. А что это за дом?
— Какая-то лачуга. А рядом с ней, по-моему, что-то вроде маленького дворика.
— Так вот слушай. Мы пойдем туда и все осмотрим. Если нам войти не удастся, сообщим отцу. А когда он приедет, я буду вертеться рядом, проникну туда и все разузнаю.
— А как ты объяснишь ему…
— Ох, сколько вопросов! Увидимся завтра. Позвонишь мне?
— В котором часу? — спросил Руджеро, не слишком правда довольный ее решением.
— В половине десятого. Договорились? Чао!
— Чао.
— Фабрицио ты предупредишь?
— Хорошо, я скажу ему, только не знаю, сможет ли он прийти.
— А что, ты думаешь, он тоже дрейфит? — самым простодушным тоном произнесла Россана, и Руджеро сразу попался в ловушку.
— Да я вовсе не боюсь… — начал он, слишком поздно сообразив, что Россана над ним смеется.
Он проводил ее взглядом, и, когда она уже скрылась в подъезде, Руджеро все еще не трогался с места, пытаясь привести в порядок свои мысли. Так он стоял в задумчивости, пока, наконец, регулировщик, выведенный из терпения этой затянувшейся остановкой в неположенном месте, неожиданно не подошел к нему сзади и не поторопил его:
— Проезжайте, молодой человек, проезжайте.
4
— Вот здесь, — объявил Руджеро.
Он выключил мотор, его примеру последовал и Фабрицио. Россана, не дожидаясь, пока они опустят у мопедов подставку, приблизилась к воротам.
Грязь и жалкое убожество дворика бросались в глаза уже издали. Больше всего поражало полное запустение, ощущение тоскливого одиночества, которое сильнее всего вызывают брошенные, ожидающие сноса дома, где никто уже не живет. В маленьком квадратном дворе высились горы железного лома и всякого никому не нужного хлама: прорванные сетки от кроватей, обломки мебели, старые ящики, выброшенные кастрюли. Две или три выходящие во двор двери были забиты гвоздями, одна даже заложена кирпичами. Однако замки и засовы, красующиеся на воротах каких-то складов, казались почти новыми. Только один из четырех углов двора казался обитаемым. Рядом с низеньким сводчатым подъездом виднелась маленькая зеленая дверка с облупившейся краской, а на ступеньке перед нею сидела худющая кошка. Кошка при приближении примолкнувшей троицы улыбнулась, если можно допустить, что кошки умеют улыбаться. Но не тронулась с места.
— Тут вроде нет ни одной живой души, — пробормотал Фабрицио, поглядев вверх, на балкончики со сломанными перилами, на окна с выбитыми почти везде стеклами. Уличный шум — а движение на соседних улицах было не слишком оживленным — сюда почти не долетал, и ничто не нарушало спокойствия и тишины этого заброшенного уголка.
«Маньони», — прочитала Россана на картонной табличке, прикрепленной канцелярскими кнопками к двери. На втором этаже было открыто высокое узкое окно, но никого не было видно. Третий был весь забит досками — неизвестно когда: несколько дней или несколько лет назад?
— Ну, что будем делать?
