Ота Гофман - Побег
— Почему его вдруг должны исключить? Раз мы ничего не сделали.
— Врешь!
Ну и дурак этот Йокл. Мышиный король. Девчонки начали проверять фонарики, зажигая свечки одну от другой. Саша перебрался от Йокла к девчонкам и тоже зажег свечу. А Йоклу сказал:
— Не лезь ко мне, от тебя мышами несет!
И расхохотался. Ему показалось, что его фонарик с нарисованной цветными карандашами ракетой лучше всех. Разноцветные грани горели как звезды.
— Зажигать будете на улице! — раздраженно закричала пионервожатая, подошла к ним и задула Сашин фонарик. А девчачьи не задула. — Опять хочешь что-нибудь подпалить?
Побег
Темнело. Фонарики рассыпались во все стороны, точно светлячки. Моросил мелкий дождь. Саша держал ладонь над своим фонариком — чтобы не погас. По расхлябанным дорогам поселка грохотали последние грузовики со щебенкой. Саша сошел на обочину, чтобы его не обрызгали.
И вдруг остановился как вкопанный.
Перед их домом стояла синяя машина с белой полосой.
Милиция.
Портфель сразу потяжелел. В нерешительности Саша перешел на другую сторону улицы. На углу, возле магазина самообслуживания, стояла очередь за апельсинами. Перед волейбольной площадкой два старичка орудовали домкратами возле автомашины ПС-70. Под приподнятую ось они подкладывали кирпичи.
Саша прошел мимо.
На него никто не обратил внимания.
Все так же были видны улица и дом, и перед домом автомобиль с белой полосой — но отсюда, сверху, все это казалось игрушечным. А Саша все шел и шел. Перебрался через груду кружал[3], спрятал там свой фонарик, но потом все-таки раздумал, потому что на откосе показалась девчонка из их класса с овчаркой. Собака, совсем еще щенок, подбежала к Саше и стала его обнюхивать. Потом лизнула прямо в нос.
— Вот свинтус! Не лезь куда не просят!
Он швырнул в собаку камнем. А Шалковой сказал:
— И ты тоже!
Она обиделась. Крикнула ему вдогонку:
— Все равно тебе достанется!
Впоследствии выяснилось, что Шалкова и была последней, кто видел Сашу в тот вечер. Сперва он сбежал вниз по уступам еще недостроенного стадиона, затем стал наискось подниматься вверх, по-прежнему не выпуская из рук портфеля.
Мышеловка
Собственно, он шел не вперед, а какими-то странными кругами: сначала внизу была железная дорога, по ней маневрировали освещенные локомотивы, он слышал даже шипенье выпускаемого пара, и вот уже снова город, вспыхивающие один за другим пунктиры уличных ламп и прямоугольники окон. Спуститься в этот чудовищно большой незнакомый вечерний город Саша боялся: город сразу поглотит его. Вон здание, где сжигают всякие отбросы — его трубы озаряют багровыми отсветами тьму, полную звуков и шорохов. Моросило. Склон был скользкий и мокрый. Часы у железнодорожного полотна похожи на луну. Саша остановился. Достал из портфеля картонные часики и поставил стрелки как на светящемся циферблате. В портфеле обнаружил завернутый в бумагу завтрак. Отломил полбутерброда, шел и жевал хлеб с колбасой, и под гудки локомотивов ему стало как-то грустно и хорошо. Все равно умру. Не вернусь никогда. В девять запирают подъезд. Остался час. Они бы обрадовались, если б я вернулся… У меня пятерка по чешскому. И потом: это же не мы сделали!
Дождь припустил сильнее. И за шиворотом, и в ботинках вода — несколько раз Саша оступался в лужи. Дорога петляла по холму. Миновал пять развилок. Однажды он где-то здесь ошибся, и пришлось возвращаться назад. В темноте все выглядело совсем не так, как днем. Наконец Саша наткнулся на проволочную сетку — забор садового участка. Облегченно вздохнул, пошел вдоль ограды, отсчитывая столбики.
Один.
Два.
Восемь.
Он знает тут каждый камешек. Через заросли кустарника пробрался точно к тому месту, где в заборе была замаскированная лазейка. Согнулся и пролез в нее, держа перед собой портфель. Проволочный край, освободившись, хлестнул по лицу. Саша потер ушибленное место мокрыми пальцами.
Вокруг спал игрушечный, карликовый городок с домиками-беседками. До некоторых крыш Саша мог свободно достать рукой. Тысяча маленьких садиков. И везде цветущие хризантемы. Стволы деревьев белые, словно забинтованные. На заборе дедушкиного садика поблескивали стеклянные шары. Саша просунул руку между рейками, отыскал крючок и отпер калитку. Потом тихо прикрыл ее за собой и очутился на крошечном дворике. Он знал, что ключ от домика под одним из цветочных горшков возле циновки: достаточно было приподнять три горшка — и вот он ключ. Вдруг Саша испугался. Сквозь шум дождя донесся звук мотора.
Это была машина. Невероятно, но она приближалась по дорожке от главных ворот, хотя проезд тут запрещен.
Саша нащупал ручку двери. Отпер. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Над головой мелькнул луч. Застыл в ветвях и побежал дальше, обшаривая темноту. Машина приближалась. Синий милицейский фургон с белой полосой. Саша всем телом прижался к двери. С облегчением почувствовал: подается.
Из домика пахнуло теплым запахом прелых листьев и земли. Он замер в кромешной тьме, все еще держась за ручку двери и боясь шевельнуться. Знал, сторожка полна вещей, — но не мог разглядеть их. Квадратный стол, плетеные стулья, лейки и разный садовый инвентарь. Выкинутая из городской квартиры кушетка. Кресло-качалка с дырой в соломенном сиденье.
Предметы постепенно выступали из тьмы. В деревянную стену стучали тысячи маленьких молоточков, а может быть, это просто шел дождь да шуршали шины по щебню дороги. Казалось, будто к домику подползает какое-то огромное животное. Луч установленного на машине прожектора проникал через дыры под крышей. На какую-то долю секунды один за другим осветил углы. Стену напротив. И вдруг Саше показалось, что к ней, точно на скульптурном барельефе, прилеплено белое, как мел, лицо. Оно висело, словно гипсовая маска.
Саша вскрикнул.
И снова тьма.
На короткий миг вспомнились вчерашние деревья, гнущиеся под ветром, кладбищенские кресты, трясина, и вдруг что-то, прежде казавшееся деревом, ожило и протянуло руку… Саша почувствовал ее на своем горле.
Рука
Пальцы.
Запах пота.
Пальцы ползут все выше, закрывают ему рот, он не может крикнуть. И снова сторожка, дедушкин домик, кто-то держит его и говорит: «Не дури. И не вздумай орать!» В голосе почти просительные нотки. Саша хотел было укусить державшую его руку, но она отдернулась. На ней что-то белело — бинт или тряпка. Снаружи доносилось урчание мотора. Через щель было видно, как машина разворачивается. С минуту казалось, будто она едет прямо на них.
— Если ты привел их по моему следу — в лепешку превращу, — шептал тот, во тьме, и дрожал всем телом.
— Н…н…ет, — запинаясь, едва слышно ответил Саша.
Машина набрала скорость. Она удалялась.
Мальчик понял: остаться тут один на один с этим — для него еще хуже… Рука по-прежнему держала его.
Он сказал Руке:
— Наверно, искали меня…
Саша и правда так думал, но он ошибался. В этот момент искали не его. А если кто его и искал, то уж вовсе не милиционеры и не на машине. Но Руке Сашино предположение явно понравилось, потому что она его отпустила.
— Честное слово…
Тот, во тьме, облегченно присвистнул и рассмеялся.
— Что ты натворил?
— Ничего.
— Стали бы за тобой охотиться!
— Я был не один.
— Ну и?..
— Говорят, что мы подожгли сарай.
— Вчера?
— Мы там курили.
Тот, во тьме, снова тихонько присвистнул. А потом вдруг заговорил строгим тоном взрослого:
— Хорошенькое дело. Так ты влип по уши. Сколько тебе?
— Скоро десять.
— В будущую осень, годков через восемь, так, что ли?
Он чиркнул спичкой. Держа ее в ладони, нагнулся за ключами, которые Саша уронил на пол. Куртка на нем распахнулась. Под ней ничего не было. Ни рубашки, ни майки.
— Что ты на меня уставился?
— Я?
Саша вспомнил директорский кабинет. Обгоревший рукав на столе. «Узнаешь?» Сдавленным голосом сказал:
— Я бы замерз… без рубашки.
— А может, мне так нравится… — ответил тот. Но все же затянул молнию. — Теперь такая мода…
Он звякнул ключами перед Сашиным носом.
— Это ваши? От дома?
— Нет.
— Где же ты их взял?
— Под цветочным горшком. Они всегда там лежат.
Почти допрос.
— Откуда ты знаешь?
— Я хожу сюда играть. У меня тут игрушки. В сундуке.
— Какие?
— Подъемный кран из конструктора. Две машины. — Саша старался, чтобы тот, во тьме, поверил ему. — Еще маленькие грабли. И лопатка.
Тот молчал.
Наверно, уже все здесь осмотрел.
Еще до его прихода.
Саша сказал:
— Дедушка иногда и ночью сюда наведывается.
