Поль-Жак Бонзон - Тайна зеленого осла
— Я же говорил вам, — заметил Бифштекс, — этот человек большой оригинал.
— Скорее, псих, — уточнил Корже. — Разве нормальный человек станет спать в лодке посреди озера с тремя золотыми палками под боком? Поплыли отсюда, вдруг он буйный?
Стриженый сменил меня на веслах, и мы поплыли обратно. Заметив вдалеке большой пузатый теплоход, какие совершают регулярные рейсы по Леману, он направился к нему, чтобы наше суденышко потанцевало на волнах.
Но любопытство было сильнее нас. Незнакомец в лодке не давал нам покоя. Вскоре Гиль предложил:
— Может, вернемся?
Стриженый развернул лодку, и Сапожник снова стал впередсмотрящим. Но ни незнакомца, ни его посудины на месте не оказалось.
— Тем лучше, — заявил Бифштекс. — А то мы бы начали выяснять, что к чему, и непременно ввязались бы в очередное приключение. Мы же в конце концов поклялись!
Чтобы продемонстрировать свое презрение к незнакомцу и его золотым тростям, он отобрал у Стриженого весла и стал энергично грести в противоположном направлении. В результате всех этих маневров в порт наша лодочка вернулась только к семи часам. Мади уже ждала нас на берегу.
Где вы были? — удивленно спросила она. — Я уж думала, вы перевернулись. Вы что, забыли, что мы идем в цирк?
Представляешь, мы снова встретили того человека, который спал вчера в ангаре.
И где же вы его встретили?
Посреди озера. Он лежал на дне лодки и спал без задних ног.
Вы не ошиблись?
Нет, это точно был он. Кажется, он ненормальный. Рядом с ним лежало три трости.
И вы, конечно, поплыли за ним?
Нет, не поплыли. Мы держим свое слово!
Тогда марш ужинать! Я зайду за вами без четверти девять.
Мы вернулись в свою "жестянку". К счастью, утром мы со Стриженым закупили еды на весь день; правда, наше меню не отличалось изысканностью: котелок макарон в качестве основного блюда, колбаса, сыр и две буханки хлеба.
Мы поужинали на свежем воздухе, устроившись на прибрежных камнях. Сапожник не удержался, чтобы снова не заговорить о незнакомце с тремя тростями, но на него все зашикали:
— Слушай, хватит об этом! Договорились же — никаких тайн!
Чуть не подавившись куском хлеба, Сапожник умолк. Скоро пришла Мади; Бифштекс как раз стоял на четвереньках, вылавливая палкой котелок, который умудрился уронить в воду. Мы надели свитера, чтобы не замерзнуть на обратном пути, тщательно причесались и отправились в цирк.
На набережной в ожидании представления собралась толпа. Под деревьями стояло с дюжину машин: отдыхающие собрались со всей округи.
Я слышала, — объяснила нам Мади, — что цирку не разрешили провести больше одного дня в Эвиане и Тононе из-за неподобающего внешнего вида. Вот они и пытаются наверстать в окрестностях.
Да уж, — согласился Корже, — кажется, их фургоны поела моль.
Но, говорят, номера у них хорошие. Особенно один клоун. Это над ним так смеялись вчера вечером.
Мы подошли к фургонам. Несмотря на звучное название: "Цирк "Паради", — вид у них был весьма невзрачный. У цирка не было даже купола, только полотно на вбитых в землю столбах — чтобы нельзя было смотреть представление снаружи. Зверинец состоял из пегой лошадки и обезьяны. На маленьком помосте стояла девочка в костюме наездницы, а рядом с ней силач в расшитом серебром трико демонстрировал свои мускулы и бил в барабан, изредка прерываясь, чтобы объявить в мегафон о начале "великолепного, единственного в мире зрелища":
— Дамы и господа, не проходите мимо! Билет — всего два франка. Для детей — один франк!
Интересно, сойдем ли мы за детей? Впрочем, выяснить это оказалось нетрудно. Под помостом, около входа, продавала билеты женщина с мускулатурой тяжелоатлета. Рядом с ней стоял ростомер; те, чья голова доставала до его горизонтальной планки, считались взрослыми. Из нас только Малыш Сапожник — который, кстати, был старше Бифштекса и Гиля — прошел за один франк. Правда, это его не очень обрадовало: Сапожник стеснялся своего маленького роста.
Итак, мы купили билеты и вошли внутрь. Вокруг арены ступенями стояли четыре ряда скамеек; в центре росло дерево. Человек тридцать уже сидели на жестких и неустойчивых скамьях.
— Сядем поближе к арене, — предложила Мади. — Там лучше видно.
Мы прождали еще добрых полчаса. Зрители постепенно собирались, и наконец представление началось. Вначале юная наездница продемонстрировала несколько акробатических упражнений на спине пегой лошадки, которая затем проделала по ее команде пару трюков. Номер, признаться, был неплохой, но мы уже видели нечто подобное в Лионе, в цирке на бульваре Круа-Русс.
Потом на арену вышли два акробата: тот, что бил в барабан у входа, и другой, помоложе, не такой мускулистый, но зато более гибкий. Под конец появился клоун, которого встретили бурными аплодисментами. На нем, словно на вешалке, болтался клетчатый костюм, а широченная шляпа с пером то и дело сползала на глаза. Смешной походкой, приседая на широко расставленных ногах, обутых в ботинки в полметра длиной, он вышел на середину арены. Но еще сильнее, чем походка, нас поразило его лицо. На нем было меньше краски, чем на других клоунах, которых мы видели, но никакой грим не мог бы быть выразительнее уморительных рож, которые он корчил.
Для начала он вытащил из кармана апельсин. Есть его или нет? Клоун хотел было бросить жребий, но не нашел монетки. Тогда он подкинул одной ладошкой другую, повертел ее в воздухе и уронил на колено. Выпала решка. Апельсин спасен! Тогда клоун стал играть с ним — попытался жонглировать, но так неловко, что апельсин то ударял его по носу, то падал на землю. Тяжело вздохнув, клоун покопался в кармане и вытащил еще один апельсин… потом третий, четвертый и пятый. И — о чудо! С каждым новым апельсином он жонглировал все лучше и вскоре устроил настоящий фейерверк, который закончился самым неожиданным образом. Внезапно все пять апельсинов, которые он подбрасывал и ловил с невероятной скоростью, очутились в корзине, висевшей на ветке дерева в центре арены. Лишившись своих апельсинов, бедный клоун так загрустил, что мы чуть было не заплакали вместе с ним. Не сумев дотянуться до корзины, он обратился за помощью к шпрехшталмейстеру.
— Ну что ж, Патати, — сказал тот клоуну, — раз ты такой ловкий, залезь на дерево и достань корзину.
Патати попытался влезть на дерево, но длинные носки ботинок мешали ему, и он все время путался в собственных ногах. Наконец, распрощавшись с надеждой достать апельсины, клоун печально присел на барьер. Потом лицо его прояснилось. Он сунул руку в самый маленький карман и вынул оттуда…
Мы изумленно переглянулись. Патати вытащил из кармана три золотые трости! Так, значит, это и есть наш незнакомец?! Мы не узнали его в гриме, и к тому же теперь он не хромал… или, скорее, скрывал свою хромоту под смешной утиной походкой. Тайна раскрылась… но все же не до конца. Это был такой необычный клоун!
А Патати тем временем перестал грустить. Теперь он думал, что бы такое сделать с тростями. Как раньше апельсины, клоун начал подбрасывать их в воздух, сначала одну, потом вторую и третью.
Сверкая в лучах прожекторов, отбрасывая золотые блики, трости падали то в руки Патати, то ему на плечи, на колени, на голову, но ни одна ни разу не коснулась земли.
Наконец клоун перестал жонглировать и попытался засунуть трости обратно в кармашек. Разумеется, ни туда, ни в другие карманы они не помещались. Патати снова затосковал. Не зная, куда девать трости, он решил их съесть. Какой-то малыш из публики испуганно вскрикнул, но клоун успокаивающе потрепал его по щеке и сообщил, что, собственно, только тростями и питается. И правда — три длинные палки с легкостью исчезли у него, во рту. После этого Патати удовлетворенно вытер губы платком и, хохоча, удалился за кулисы, провожаемый бурной овацией. Сапожник хлопал изо всех сил.
— За-ме-ча-тель-но! — воскликнул Стриженый. — Спасибо тебе, Мади, что привела нас сюда.
Мне тоже очень понравилось выступление Патати. Я видел клоунов, которые жонглировали ничуть не хуже и проделывали еще более необычные и сложные трюки, но ни у одного не было такого выразительного лица, сразу же вызывавшего симпатию у зрителей.
Представление продолжали эквилибристы, потом наездница вывела обезьянку на маленьком велосипеде. Затем появились четыре атлета — трое мужчин и женщина, которая продавала билеты, — и продемонстрировали упражнения на трапеции. Но мы думали только о клоуне. Появится ли он снова?
— Наверняка, — уверяла нас Мади. — Хорошо бы он вышел: это единственный интересный номер.
Она не ошиблась. После ухода силачей шпрехшталмейстер в черном фраке объявил:
— И наконец: ПАТАТИ И ПАТАТА!
Под гром аплодисментов клоун снова появился на арене. Он был в том же клетчатом костюме с ромашкой на лацкане, но на этот раз сидел верхом на зеленом деревянном осле, явно снятом со старой карусели. Осел был на колесиках, голова его качалась вверх-вниз. Его-то и звали Патата. Ноги клоуна свисали до земли; казалось, он просто волочит их, а осел двигается сам по себе. Мы никак не могли понять, как Патати это удается?
