Адам Багдай - Тайна черного зонта
Один из них, молодой блондинчик, тыльной стороной ладони отирал с лица слезы.
— Ну и товар мы привезли, — сказал он и, не удержавшись, снова разразился хохотом.
Другой, рослый верзила в клетчатой рубашке, рубанул рукой воздух.
— Это ты, Франек, велел погрузить этот ящик.
— Дружище, — ухмыльнулся блондинчик, — он стоял на краю. Нужно было в него заглянуть.
— А с ним что делать? — Верзила кивнул в сторону мальчика.
Блондинчик пожал плечами:
— Делай что хочешь, но ничего не говори Толстяку, а то получишь от него взбучку.
— Это ясно, — шепнул верзила. — Надо отпустить его, а самим еще раз съездить за остатком. — Он стукнул себя по лбу. — Это надо же! Если Толстяк узнает, беда! — И, повернувшись к мальчику, крикнул: — Давай скачи отсюда, а то ноги повыдираю!
Ленивец заморгал заспанными глазами.
— Простите, а где я сейчас?
— Не спрашивай, а задавай деру! — рыкнул верзила.
— Простите, но вы меня привезли сюда, вы и отвезите назад.
— Он прав, — засмеялся молодой блондинчик. — Не станет же он возвращаться назад пешком.
Верзила вынул из кармана монетку и протянул ее мальчику.
— Вот тебе на автобус, и исчезни с глаз моих! Ленивец подбросил монетку на ладони. Краем глаза он еще раз зыркнул в сторону таинственного товара. На полках у стены лежали аккуратно сложенные рулоны.
— Хорошо, — согласился мальчик, — я могу уйти…
Глава XXXVI
ГИПЦЯ СООБЩАЕТ СЕНСАЦИОННУЮ НОВОСТЬ
После обеда Кубусь и Гипця встретились у «Августинки».
— Говорю тебе, Гипця, это бомба! — сказал Кубусь. — Мы идем по следу величайшей аферы. Нужно только разгадать загадку.
— А то пианино и те рулоны? — язвительно заметила Гипця.
— Вот этого я не могу понять. Может, это одна громадная шайка?
— Международная?
— Да, все может быть. — Он рассеянно потирал щеку. — Но главное — не терять головы. Уверен, что Ленивец что-нибудь выведает, а мы должны караулить здесь, чтоб они от нас не ускользнули! Из города ведет одна дорога, через Черняковскую. Я стану на углу, а ты будешь ходить вокруг… Если они приедут на «Крайслере», то мы должны их заприметить!
— Должны! — задорно подхватила Гипця.
Около пяти вечера Кубусь уже пресытился дежурством на углу улицы. От напряженного вглядывания в подъезжающие автомобили у него заслезились глаза и разболелась голова.
Он все ждал, что вот-вот из-за поворота выскочит восхитительный кабриолет, а подъезжали самые обыкновенные «Варшавы», «Сирены», «Вартбурги», «Шкоды». Он присаживался на выступе ограды и снова вслушивался в уличный шум. «Крайслер», однако, не желал появляться, и мальчик совсем упал духом. Он хотел уже вернуться домой, когда заметил Гипцю, мчавшуюся во весь дух по тополевой аллее.
— Есть! — крикнула она ему издали. — Ты не представляешь себе, новая сенсация! Угадай, кто вел автомобиль?
— Толусь Поэт?
— Куда там! Спортсмен!
— Не верю!
— Говорю тебе, Спортсмен, да еще вместе с дедом Куфелем! Видела их у «Августинки». Толуся вообще не было, а дед Куфель полностью отремонтированный.
— Что? — удивился Кубусь.
— Ты бы его вообще не узнал. Что-то необыкновенное. На нем шикарный, с иголочки, костюм, на носу громадные очки, а в зубах сигара… И еще кое-что… Через плечо висит фотоаппарат. Ну, прямо стопроцентный американец, как в кино.
— Как в кино, — согласился Кубусь.
— А Спортсмен тоже как американский артист. Говорю тебе, просто комедия! Они останавливаются у «Августинки». Спортсмен выскакивает первым и отворяет дверцу деду Куфелю, а дед выходит из машины и дает ему на чай… Настоящий детектив! Кубусь хлопнул по бедру ладонью:
— Теперь все ясно. Международная шайка!
— Вообрази, Толуся Поэта не было.
— Не хотели его показывать. Он слишком высокий и испортил бы общую картину, — пришел к выводу Кубусь.
— А Усик ведет деда под руку, как в кино, — вздохнула Гипця. — Говорю тебе, я чуть не лопнула со смеху!
Кубусь выразительно кашлянул.
— Никто тебя не видел?
— Нет.
— Хорошо. Где они?
— В «Августинке», пьют себе кофе и курят сигары. Кубусь схватил ее за руку.
— Так бегом туда, нечего терять время.
Глава XXXVII
КАК В КИНО
Они не успели еще добежать до «Августинки», как в узкой улочке мимо них, вжавшихся в живую изгородь, проехал серый «Крайслер». Кубусь стоял ошеломленный. Он увидел за рулем Спортсмена в замшевой курточке, а на заднем сиденье деда Куфеля. Дед действительно выглядел так, будто его капитально отремонтировали, и сидел преисполненный достоинства, словно английский лорд.
Кабриолет прокатился мимо детективов, запорошив их тонким слоем пыли, и оставил за собой сизое облачко выхлопных газов. Через мгновение он исчез, свернув в тополевую аллею.
Детективы бросились за ним.
— Куда они едут? — задыхаясь, спросила Гипця.
— Сейчас увидим.
— И почему нет Усика?
— За этим тоже что-то кроется.
«Крайслер» проехал около сотни метров и остановился перед садом, в котором располагалась хорошо знакомая ребятам вилла. Дом этот был построен еще до войны, а недавно полностью отремонтирован.
— Идут к Пилярским, — шепнула Гипця. — Здесь живет Бася Пилярская из моего класса.
— И Сташек Пилярский по прозвищу Шпагат, вратарь школьной команды, — добавил Кубусь.
— И вообще там что-то около восьми детей.
— Точно восемь. Я знаю, был как-то у Шпагата…
Друзья укрылись за деревьями и с возрастающим интересом ждали, как будут развиваться события.
Перед воротами вытянулась шеренга детей от двухлетнего карапуза до десятилетнего паренька. Они молча стояли, с интересом приглядываясь к шикарному автомобилю и неожиданным гостям. Первым выскочил из машины Спортсмен. Отворив дверцу, он подал руку деду Куфелю, который неторопливо сошел на землю и поздоровался с детьми, громогласно провозгласив:
— Как поживаете, дорогие сорванцы?
Спортсмен тем временем вытащил из багажника огромную дорожную сумку и медленно двинулся за дедом Куфелем. Тот по дороге ласково поглаживал по головкам молодую поросль Пилярских, щедро одаривая их улыбками и конфетами. Ребятня окружила его кольцом, удовлетворенно зашумела, выражая свое одобрение. Хоровод направлялся к распахнутым настежь дверям виллы, и вскоре все скрылись в темном коридоре.
— Как в кино, — захихикала Гипця. Кубусь задумался.
— Провалиться мне на этом месте, если я что-нибудь понимаю. Дед Куфель в роли доброго дядюшки, Спортсмен в качестве шофера, и все это одно великое надувательство. Кого они так обманывают?
— Страшно смешно и интересно! — Гипця потирала ладони. — Знаешь, что? Зайду-ка я к Басе, как будто ничего не знаю. Вот только не узнает ли меня дед Куфель?
— Наверное, не узнает. Он видел тебя всего один раз, а там такая уйма детей, что одним ребенком больше или меньше — не играет никакой роли.
— А Спортсмен?
— Он только шофер. И, в конце концов, ты что, не можешь зайти к подруге? Дуй прямо туда и попробуй сообразить, что они там делают. Держись! — Он легонько подтолкнул ее, будто пытался придать ей отваги. — Чао!
Глава XXXVIII
ДЕД КУФЕЛЬ РАССКАЗЫВАЕТ ОБ ОХОТЕ НА ЛЬВОВ
В небольшой комнате Пилярских было так суматошно и шумно, что никто не заметил появления еще одной гостьи. Гипця задержалась у входа и немного постояла, присматриваясь к тому, что происходит.
В углу у окна Спортсмен вынимал из дорожной сумки игрушки и раздавал их детям, которые с неописуемыми воплями вырывали подарки друг у друга из рук.
— Спокойно! Спокойно! — пытался утихомирить их Спортсмен. — На всех хватит… Не вырывайте их друг у друга, всем достанется.
В другом углу, у кафельной печки, в старом кресле сидел дед Куфель, обмахивая шляпой налитое кровью лицо. Дружелюбно и приветливо он разговаривал с пани Пилярской, невысокой, худощавой, неимоверно озабоченной женщиной.
— Как пани знает, мой брат Эмиль, упокой господи его душу, трагически погиб во время Варшавского восстания. Это был очень хороший человек. Да, да!
— К сожалению, я о нем раньше не слышала, — сказала пани Пилярская. — До освобождения Варшавы мои родители жили на Секерках и только после войны переселились в этот дом.
— В этот дом, — повторил дед Куфель, печально покачивая головой. — Это была его вилла. Он всегда писал мне в письмах: «Если будешь в Польше, то обязательно должен посмотреть мою виллу». — Он широко развел руками. — Столько лет на чужбине, уважаемая пани, и только сейчас я могу поцеловать землю своей отчизны! Я путешествовал, сколачивал капитал… а сейчас слезы умиления проступают на моих глазах при виде дома, в котором жил мой родной брат. Душевный был человек…
