Елена Усачева - Ночь открытых дверей
– Наверное, – не брался спорить Генка.
– А ты меня ревнуешь?
Кармашкин снова кивнул. Главное в этом деле не спорить и со всем соглашаться.
– А к кому? – мурлыкала Семенова. – К Стрижу?
Генка закатил глаза. Илюха-то ей чем не угодил? Леночка молчание приняла за знак согласия и снова забормотала:
– А к Майсурадзе?
– Особенно к нему! – бодро отозвался Кармашкин. – Ко всем. И к фонарным столбам тоже.
Про столбы он слышал в каком-то фильме.
Последняя фраза показалась Семеновой очень убедительной. Она довольно повозилась, удобней устраиваясь на костлявом Генкином плече.
– А завтра мы в кино пойдем? – шептала она. При этом лицо у нее приобрело мечтательное выражение. – На комедию…
– Угу! – снова согласился Кармашкин, боясь хоть в чем-то не угадать ее желание – а ну как опять заревет. Их же отец вдвоем на улицу выставит.
– И чай придешь ко мне пить? – лукаво улыбнулась Леночка. Слезы в ее глазах мгновенно высохли.
– И торт куплю. – Торговаться было бесполезно, лишь бы живым остаться.
– Но не такой, как покупал Прохоров. Его торт был невкусный! – Семенова провела пальчиком по Генкиной щеке.
– А тебе уже и Прохоров торт покупал? – отстранился Кармашкин.
Этого только не хватало! Его же Димка прибьет. Ну сколько можно синяков и шишек получать? Кажется, на сегодня уже довольно.
– Ну… – протянула Леночка, оглядывая комнату, словно Прохоров находился где-то поблизости. – Как будто за мной нельзя ухаживать!
– Можно. – С чувством выполненного долга Генка вскочил. – Вот пускай Димка тебя и защищает. Он сильнее.
– Какой ты красивый, когда ревнуешь, – умильно сложила руки на груди Семенова. – Мой храбрый рыцарь.
Генка открыл рот – слабая надежда, что от него сейчас отстанут, не оправдалась. К счастью для него, немая сцена не затянулась. В комнату ворвалась Люда.
– Гроза, гроза! – заверещала она, прыгая в дверном проеме. – Смотрите, первая гроза!
Сестра отдернула шторы, и в окно ворвался гром.
– А сверкнуло как! – захлопала в ладоши от радости Люда. Видимо, она передумала заболевать. Топание в луже пошло ей на пользу, выглядела она румяной и счастливой. – Сейчас еще раз шарахнет и как ливанет!
– И, правда, первая гроза, – пробормотал Кармашкин, подходя к окну. – Дом напротив опять вымок.
– Дождь? – с тревогой в голосе спросила Семенова и, растолкав хозяев, пробилась к окну.
По еще нежным зеленым листочкам забарабанили крупные капли. Дождинки ударили и в звонкий подоконник. Это стало сигналом – вода с неба упала сплошной стеной.
– Дождь! – заорала Леночка с ужасом. – Все пропало! – кинулась она к Генке, но тот отгородился от нее створкой окна. – Пропало! – Семенова выскочила в прихожую.
– Дождь, дождь, дождь! – визжала от восторга Люда, подставляя лицо под брызги.
– До-о-ождь! – ахала Семенова, спешно натягивая ботинки.
– Ты куда? – бросился за ней Генка. – Не ходи. Он скоро кончится, вместе пойдем.
– Дубина! – накинулась на него Семенова. – Ты ничего не понимаешь. Это же дождь! Он мокрый!
Кармашкин опешил.
То ли его сегодня слишком часто стучали по голове, то ли сотрясение мозга было настолько сильное, что он перестал соображать… Какая трагедия в том, что дождь мокрый? Он всю жизнь таким был. Или Леночка переживает, что у нее нет зонта? Тогда зачем сейчас-то бежать? Могла бы переждать у них!
– Пусти! – оттолкнула его Семенова, выбегая за дверь.
– Куда? Там же Клюква!
Генка бросился следом. Стукнутая его голова или нет, но если с Семеновой что-либо из-за него произойдет, его со свету сживут.
Предупреждение о том, что от Семеновой надо держаться подальше, Кармашкин благополучно забыл.
Всегда медлительная Леночка сейчас проявляла невиданную прыть. Не успел Генка выбраться из подъезда, как она уже скрылась за пеленой дождя.
Кармашкин заметался. Куда могла бежать Семенова? Куда, куда… Конечно, домой! Окно, небось, не закрыла или кофточку повесила сушить на балконе – какие у нее еще могут быть проблемы?
Но Леночка бежала не домой. Семенова спешила к школе.
«Дура! Вот ведь дура!» – мысленно ругался Генка, шлепая по лужам в промокших насквозь тапочках. Поднятый воротник рубашки не спасал – Кармашкин промок сверху, снизу и, кажется, даже изнутри. Права была Семенова, тыщу раз права – дождь мокрый.
Но вот ливень поутих, давая возможность рассмотреть, что творится вокруг. Редкие прохожие с зонтиками не могли загородить от него Леночку. Несмотря на все старания, убежала она недалеко. Как раз в эту минуту она входила на территорию школы.
Кармашкин облегченно вздохнул. Где-где, а в школе Арти ее поджидать не будет. Кому это в голову придет торчать здесь в такую погоду!
Радовался Генка зря. Как только Леночка поравнялась со школьным крыльцом, из-за хорошо знакомых кустов вынырнула фигура.
– Семенова! – завопил Кармашкин, но расколовший небо гром поглотил его крик.
На мгновение Генка ослеп. Казалось, что молния ударила прямо перед ним. Накрывший сверху гром заставил вздрогнуть и присесть. Кармашкину привиделось, что само небо возмущается его повышенной глупостью. Как он мог отпустить Леночку одну? Как он мог позволить Клюквину добраться до нее? Зачем он связался с этим журналом? Ведь если бы не его идиотская идея с геометрией, ничего не было бы – Арти не стал бы угрожать Семеновой, а он, Генка, не бегал бы в тапочках под дождем.
Новая вспышка. В металлическом отблеске Кармашкин успел заметить, что школьная площадка пуста. Ни Леночки, ни Клюквина там не было.
Напрасно он бегал по школьному саду, лазил в самые непроходимые кусты, кричал, срывая горло, – ему никто не отзывался.
Ослепший и оглохший, совершенно без сил, вернулся Генка домой. Ему уже ничего не хотелось – ни новой гитары, ни хороших оценок. Если за это надо платить такую цену, то он от всего отказывается. Слышите? Отказывается! Не нужны ему жертвы!
– Геночка, – ластилась к нему Люда. – Не переживай ты так. Это даже хорошо, что она от нас ушла. Она плохая!
– Ты ничего не знаешь, – гнал сестру Генка. – Маленькая еще.
– Ну и что, что маленькая, – упирала кулачки в бока Люда. – Я женщина и хорошо чувствую другую женщину.
Кармашкин закрыл глаза. Если бы он не знал, что перед ним стоит детсадовская кнопка, он бы решил, что это говорит сама Семенова.
– Иди отсюда, – отстранил от себя «маленькую женщину» Генка. – Мне заниматься надо. У меня… – Он поискал глазами, какую бы отмазку придумать. – У меня… Вот, – он схватил со стола учебник, по иронии судьбы оказавшийся учебником геометрии, – контрольная по геометрии.
– А что вы проходите? – Люда с ногами забралась на стул.
– Тебе не понять. – Кармашкин попытался столкнуть сестру со стула, но она была на редкость упертым человеком.
– Я все пойму! – важно заявила она. – Я уже считаю до двадцати!
Назло Люде Генка открыл учебник на самой «страшной» странице, где, кроме чертежей, формул и латинских букв, ничего не было. Но ее это не смутило. Сестра с любопытством уставилась на непонятный рисунок, заставив брата объяснять, что это за стрелочки такие смешные. И что это за слово забавное «синус» и почему он не синий, хотя его название наверняка произошло от двух слов: «синий» и «ус»?
Прогнать любопытную Люду не было никакой возможности, поэтому Кармашкин объяснял, объяснял и объяснял.
Он так и уснул, подложив под голову для мягкости учебник по геометрии. Разбудил его громкий стук в дверь.
Тум, тум, тум!
Удары были такие сильные, словно стучал не человек, а большой робот – весь дом от них содрогнулся.
В квартире стояла тишина. За окном, шурша по лужам, проезжали редкие машины. Желтый фонарь равнодушно заглядывал в Генкину комнату. В ушах все еще стоял тревожный стук. Но почему-то никто не просыпался, не бежал выяснять, что за наглец колотится поздним вечером к ним в квартиру.
Тик-так, тик-так, тик-так!
Напомнили о себе часы. Половина первого! Ничего себе он позанимался.
Тум, тум, тум!
Тревожно стукнуло сердце в груди. От волнения вспотели ладони.
Да что же это такое происходит?
Кармашкин на цыпочках прошел к двери и прислушался.
Тихо.
Некстати вспомнился призрачный ученик, что постоянно мерещился ему в школе. Неужели его, Генки, срок пришел? Неужели он скоро превратится в привидение?
Генка судорожно сглотнул и заглянул в глазок.
Лестничная площадка, квадратики кафельного пола.
Никого.
Прошуршала быстрая тень.
Кармашкин отпрянул назад.
Не может быть. Нет, это ему только кажется.
Он решительно распахнул дверь, заранее готовый увидеть на пороге десяток веселых призраков.
Никого.
Гудит лампочка, гудит ветер в мусоропроводе.
Это, наверное, ему приснилось, а на самом деле никто не стучал. Можно спокойно ложиться спать.
Генка повернулся, чтобы уйти, и вдруг заметил в дверной обшивке гвоздик. А на нем белый обрывок бумаги. Все, что осталось от той записки, найденной отцом. Куда ее Кармашкин засунул?
