Валерий Андреев - Тревожные рассветы
Наконец «активный» пришёл в себя.
— Сержант, отдай карту! — яростно заорал он. — Карту отдай! Отдай карту! Карту!.. — И вдруг умолк, снял с руки часы, протянул их и заискивающе сказал: — Это золотые… Верни карту, сержант, очень прошу…
Я посмотрел на Попова. Он закусил нижнюю губу.
«Активный» немного помолчал, выжидая, что будет делать сержант. Попов стоял в той же позе.
— Ну, пеняй на себя! — зло крикнул «активный». — Не отдашь по-хорошему — силой возьмём!
Он отдал солдатам команду. Те испуганно переглянулись, потом нехотя передёрнули затворы, улеглись на доски смотровой площадки, направив на нас оружие.
— Не отдашь — открываю огонь! — взвизгнул «активный».
Сержант посмотрел на меня. Мы молча опустили «флажки» предохранителей автоматов и тут же услышали резкий свист. Это был оговорённый сигнал — «спускайтесь вниз». Я посмотрел в сторону бугра, — там у нас был оборудован небольшой окоп, — Федя Басаргин, взяв на мушку наблюдательную вышку сопредельной стороны, готов был прикрыть нас.
— Медленно… спокойно… пошёл… — приказал мне Попов.
— Юра, давай ты первым. У тебя карта, — взволнованно прошептал я.
На какую-то секунду сержант задумался, потом кивнул и неторопливо пошёл к лестнице.
Я, не отрываясь, смотрел на сопредельную сторону, готовый в любой момент дать ответную очередь. Сердце бешено стучало. Выл ветер. Гудели металлические перекладины под сапогами Попова.
«Активный» растерянно наблюдал за сержантом. Видимо, никак не мог принять решение. Наконец он что-то приказал солдатам, но те отрицательно закачали головами, протестующе загалдели. «Активный» бросился на них с кулаками, выхватил пистолет… Что было дальше на вышке, не знаю: ещё раз раздался условный свист — и я камнем скатился вниз, рывком добежал до бугра и, как в воду, нырнул в окоп. Я весь был в испарине, тяжело дышал. Попов склонился надо мной. На его лбу тоже висели крупные капли.
— Порядок, Алёша… — ободряюще шепнул он.
Басаргин продолжал вести наблюдение. Не оборачиваясь к нам, он сказал:
— Приказано мне с картой спуститься… Вам оставаться здесь. Скоро прибудет тревожная группа.
Я занял место Басаргина. Как они передавали друг другу карту — не видел. Только услышал, Попов сказал Фёдору Басаргину: «Оставь нам свои патроны».
На сопредельной вышке тоже никого не было. Но вскоре ветер донёс рёв моторов — к линии границы выехали два грузовика с солдатами. По команде они развернулись в цепь.
Мы были готовы держать оборону.
— Стрелять только по моей команде. Прицельно. Одиночными, — приказал сержант.
И тут за нашими спинами раздался лязг и хрип: тревожная группа, на ходу изготовляя пулемёты, ввалилась в траншею… Потом ребята рассказывали, что никогда ещё так быстро не забирались на гору. «Карабкались как обезьяны! — смеялся старшина. — Разворотили всю тропу!» Но это было позже… А тогда мы напряжённо ждали, что произойдёт.
Через несколько минут в воздухе появились наши вертолёты. Это заметно придало нам бодрости.
На сопредельной стороне прозвучала команда. Солдаты быстро попрыгали в кузовы грузовиков. Машины покатили прочь от границы.
Так закончилось это происшествие.
Приближался летний период службы, или, как говорят пограничники, «сезон чернотропа». Однажды начальник заставы собрал нас в классе тактической подготовки. Здесь на специальном столе лежал рельефный макет нашего участка: горы, лощины, ручьи, даже отдельные группы камней — всё было видно на нём.
— Товарищи, — строго и как-то необычно сурово сказал капитан Васильев, — я должен сообщить вам важные новости. Удалось расшифровать ту злополучную карту, которую наш наряд доставил с границы… — В классе стояла напряжённая тишина. — Выяснилось, что сопредельная сторона хочет использовать наш район для заброски разведывательно-диверсионных групп. Обратите внимание на эти ущелья… — капитан показал их на макете. — По ним протекают речушки, которые берут своё начало на гребне хребта, то есть у самой линии границы. Значит, двигаясь вдоль русла, лазутчики могут в темноте, не теряя ориентира, выйти в наш тыл… — Начальник заставы озабоченно посмотрел на нас. — Приказано в ночное время выставлять секреты в ущельях — блокировать их. Конечно, нагрузка возрастёт… Нам обещали помочь с людьми. Почти каждый из вас станет старшим пограничного наряда — вы лучше знаете участок. Я уверен, что мы справимся с этой задачей.
Вскоре на заставу действительно прибыло пополнение. В спальном помещении пришлось потеснить койки, но всё равно места не хватило. Тогда во дворе установили большую палатку, в неё по предложению старшины перебрались «любители свежего воздуха».
Месяц мы несли службу с повышенным напряжением. Всё было тихо, спокойно… Днём, как обычно, наряды поднимались на вышку. «Активный» после того случая бесследно исчез. Но другие разведчики продолжали постоянно вести наблюдения. Правда, что-нибудь настораживающего в их поведении не замечалось. Солдаты заставы несколько успокоились, а некоторые даже подсмеивались над нами: вот, дескать, навели панику, «липовую» карту вам подсунули.
Прошёл ещё месяц… Теперь по вечерам горы стали окутываться туманом. Как мягкий ледник, он медленно сползал в долину. Момент для нарушения границы был самым подходящим. Начальник заставы решил блокировать не только ущелья, но и лощины, по которым протекали небольшие ручьи. Одна из них досталась мне и молодому солдату Грише Сёмушкину.
Это случилось 21 августа в 3 часа 19 минут…
Ночь в горах похожа на живое существо — огромное, скользкое, неповоротливое. Оно всё время тяжело вздыхает, ухает, ворочается — никак не может уснуть. Пограничному наряду, несущему службу, это помогает: невольно находишься в постоянном напряжении, чутко, до звона в ушах, вслушиваешься в шорохи и шумы.
Позицию мы занимали отличную: я лежал у дерева на краю лощины, а Сёмушкин метрах в двадцати от меня, но уже внизу — прямо у ручья, среди больших валунов.
План у нас был такой. Если я замечаю нарушителя, продвигающегося по дну лощины, — даю условный сигнал. Затем пропускаю его так, чтобы он оказался между мной и Сёмушкиным. Потом, окрикнув нарушителя, иду на задержание, а Сёмушкин прикрывает мои действия.
Как же всё это произошло?.. Сейчас мне трудно рассказать о всех деталях и подробностях. Отчётливо я помню только начало боя.
…Они появились внезапно. Выплыли из тумана и шли тихо, как призраки, мерно покачиваясь в одном ритме.
Их было двое…
Я дёрнул бечёвку — другой её конец был у Сёмушкина — и тут же уловил ответный рывок: Гриша меня понял.
Призраки приближались. Они двигались прямо к валунам, за которыми укрывался Сёмушкин. И вдруг случилось непоправимое. Видимо, Гриша хотел поменять позицию, он приподнялся, камень хрустнул под его сапогом — и тут же раздался странный, чавкающий хлопок: чох! И я услышал, как Сёмушкин всхлипнул. Жалобно, как ребёнок…
От этого вскрика во мне что-то оборвалось. Я вскочил и хриплым, страшным голосом закричал:
— Стой! Руки вверх!
И сразу же снова послышалось: чох! чох! Как будто в резиновых сапогах идут по болоту. От дерева, за которым я укрывался, отскочила щепка и больно впилась мне в щёку. Теперь я смекнул, что означает этот «чох» — так стреляет карабин бесшумного боя.
Я вскинул автомат, ударил короткой очередью — один нарушитель рухнул прямо в ручей; второго решил брать живым.
— Бросай оружие! — приказал я. (Мой голос эхом отозвался в лощине.)
«Призрак», видимо, понял, что он у меня на мушке. Лазутчик кинул свой «беззвучный» карабин — металл лязгнул о камни — и поднял вверх руки.
Но стоило мне выйти из-за дерева, как враг резво прыгнул в сторону и тут уж грянул громкий выстрел из пистолета.
Я почувствовал удар в плечо, упал на землю.
«Призрак» метнулся вверх по лощине, в сторону границы. Я судорожно подтянул одной рукой автомат, упёрся им в корень дерева, дал очередь.
Нарушитель рухнул как подкошенный. Затаился… Он понимал, что лежит прямо передо мной, и поэтому ждал, когда я снова встану, чтобы подойти к нему.
Но, во-первых, я специально бил впереди него и точно знал, что не попал, а во-вторых, при всём своём желании не смог бы встать: что-то липкое, тёплое текло по плечу, левая рука не слушалась, леденящая, жуткая боль ползла по телу.
Схватив разгорячённым ртом несколько глотков воздуха, я крикнул:
— Лежать!
Для верности я прицелился в камень, торчавший рядом с его головой, и нажал на спусковой крючок. И нарушитель дёрнулся, съёжился…
Опять стало тихо. Кричать уже не было сил.
«Неужели уйдёт?!» — мелькнула отчаянная мысль. И сразу туман рассеялся: нарушитель лежал в той же позе.
