Елена Усачева - Концерт для черного колдуна
Он все играл и играл, без устали водя смычком. При этом Снежкин никак не мог оторвать свой взгляд от соседа. Ему казалось, что с каждой нотой тот становится тоньше и прозрачнее.
В глубине квартиры щелкнул замок.
— Валерий, ты дома?
Гребешков перестал играть, тяжело задышал, открыл глаза.
Гошка зачем-то присел, хотя Валеркина мама знала о пожарной лестнице и о визитах соседа.
— Я занимаюсь, — хрипло отозвался Гребень и повернулся к балкону. — Что ты там делаешь? — устало спросил он.
Снежкин на всякий случай оглянулся — вдруг за его спиной кто-то еще стоит. Но там никого не было, значит, сосед обращается к нему.
— Как ты меня заметил? — От удивления у Снежкина округлились глаза.
— Заметил, — загадочно ответил Валерка, потягиваясь.
Только сейчас Гошка обратил внимание, какая у Гребня скрипка. До недавнего времени у соседа был самый обыкновенный инструмент, все музыкальные, магазины завалены такими. Невзрачно-коричневая, безголосая.
Теперь в руках у Валерки была темная потертая скрипка, с витиеватыми закруглениями колков и матово блестящими струнами.
— Откуда это? — Гошка шагнул через порог в комнату. — Тебе новую скрипку подарили? Дядька, который здесь сидел, да?
— Скрипку? — Гребень с трудом перевел взгляд с приятеля на инструмент. — Ах, скрипку… — Он медленно подбирал слова. — Подарили? Да, подарили. — Лицо его прояснилось, брови недовольно сошлись к переносице. — А тебе что надо?
— Угадай с трех раз, — зло ощерился Гошка. — Хочу, чтобы ты свернул свой концерт. Или хотя бы окно закрыл!
— Опять? — В глазах Гребешкова снова появилась задумчивость, их как будто затянуло пеленой. — Иди, я закрою.
Смычком он указал Снежкину в сторону балконной двери.
Гошка покрутил пальцем у виска — мол, что возьмешь с чокнутого музыканта — и полез по лестнице обратно к себе домой. За его спиной звякнули стекла в закрываемой двери. Он обернулся. Валерка снова стоял посередине комнаты и любовно поглаживал скрипку. Снежкину даже показалось, что инструмент изогнулся у него в руках.
— С этими музыкантами и сам психом станешь, — прошептал Гошка, перелезая через балкон.
На следующий день концерт повторился снова. И опять в кресле за спиной Гребня сидел странный тип в длинном плаще. С улыбкой на изборожденном морщинами лице он наблюдал за скрипачом. Сам Валерка выглядел еще тоньше вчерашнего, лицо его стало бледнее, он еще больше осунулся.
Как только пришла гребешковская мама, концерт закончился.
Пару раз к Валерке заглядывала Цветочница, а вернее Наташка Цветкова. Гошка ее немного знал. Наташка иногда увязывалась за Гребнем. Вместе они доходили до подъезда.
И что такая красивая девчонка, как Цветкова, нашла в скучном и невзрачном Валерке?
Снежкин скривил губы в презрительной усмешке — только никчемный человек может тратить свое драгоценное время на женщин и всякие там гаммы. Валерка же на все сто процентов был никчемным. Ну кому, скажите на милость, нужно его пиликанье по струнам? Только учителям. Да и то не всем.
Следующие два дня Гребень удивлял Снежкина все больше и больше. Теперь он занимался, не переставая. Кажется, даже в школу не ходил, ни в обыкновенную, ни в музыкальную.
— Эй, Паганини! — свешиваясь через перила, кричал Гошка. — Кончай свою музыку! Нормальным людям отдохнуть невозможно!
Кто такой Паганини, Гошка узнал у Цветочницы. Он с ней как-то столкнулся на лестнице и пожаловался на соседа. Наташка презрительно повела густой черной бровью.
— Может, из него второй Паганини получится, — высокомерно бросила она.
Цветкова много о себе понимала. Она была высокой и очень красивой. Такой красивой, что порой к ней было страшно подходить. А когда она поднималась по лестнице, то хотелось вжаться в стену и не дышать.
Наташка знала о своей красоте и считала, что окружающий мир должен лежать у ее ног. Если планета Земля и крутится, то только для того, чтобы угодить Цветочнице.
Ко всему этому она еще была умной. Но не в том смысле, что знала, как жить. Она хорошо училась, много читала и поэтому была осведомлена обо всем на свете.
— Ну а это что за пацан такой? — нахмурился Гошка, который терпеть не мог иностранных слов.
— Сам ты пацан… — вздохнула Цветочница, понимая, что из Снежкина настоящий человек никогда не получится. Так, какая-нибудь половинка. — Паганини был великим музыкантом. Однажды на концерте завистники оборвали на его скрипке все струны. Тогда он натянул одну струну и сыграл на ней так, что все ахнули!
— Ахнули, говоришь… — многозначительно хмыкнул Снежкин. — А это идея! — хлопнул он себя по лбу. — Оборву Гребню все струны, пусть на Паганини учится. От одной струны меньше грохота!
— Маленький ты еще, — обреченно махнула рукой Наташка.
Маленький не маленький, а идея оборвать Валерке струны очень Гошке понравилась. Пока купит новые, пока натянет… Глядишь, день-два отдыха и выйдет.
На следующий день концерт начался с новой силой. Гошка чуть с балкона не свалился, дожидаясь, когда неугомонный Гребешков выйдет из комнаты хотя бы на минутку.
Как только музыка прекратилась, Гошка кубарем скатился по пожарной лестнице, чуть не проскочив на этаж ниже.
Скрипка лежала на диване. И, казалось, ждала, когда вернется хозяин.
При Гошкином появлении ее струна тревожно тренькнула.
— Тише ты! — прошептал он, хватая инструмент за гриф.
В углу испуганно вздохнули. Снежкин крутанулся на месте, прижав к себе скрипку. Ему показалось, что в кресле кто-то сидит. Но это была только тень, какой-то сгусток темноты, который медленно таял в воздухе.
В коридоре послышались стремительные шаги, дверь с грохотом распахнулась.
— Отпусти!
Снежкин не ожидал такой прыгучести от своего соседа. Валерка в два прыжка пересек комнату, всем телом навалился на Гошку, одной рукой вырывая скрипку, другой отталкивая его в угол. Как раз туда, где таяли остатки темноты.
Снежкин совершил небольшой полет, удачно закончившийся приземлением на «мягкое место».
— Совсем ошалел? — возмущенно зашипел он, барахтаясь на полу.
— Не смей ее трогать! — срывающимся голосом прокричал Валерка, сжимая скрипку в руках.
— С башкой раздружился? — продолжал ругаться Гошка, чувствуя, как боль растекается по отбитому заду. — Если она тебе так нравится, носи с собой, привязывай к шее.
Больше ничего сказать он не смог, потому что у него неожиданно перехватило дыхание, в груди больно сдавило. Он сидел на полу, как рыба, разевая рот, не в силах вдохнуть.
Гребешков даже не смотрел на него. Он любовно поглаживал инструмент, проверяя, все ли в нем цело. Когда Валеркина ладонь в очередной раз коснулась корпуса, боль в груди у Гошки стала нестерпимой, и, застонав, он откинулся на спину.
Валерка наконец заметил, что с его гостем творится нечто странное, он отложил скрипку в сторону и подошел к соседу.
— Эй, что с тобой? — скорее удивленно, чем испуганно, спросил он.
Но Гошке и без его сочувствия уже стало легко и свободно. Он продышался, смахнул с глаз навернувшиеся слезы и стал подниматься.
— Не получится из тебя Паганини, — прошептал он, когда к нему вернулась способность говорить.
У Снежкина вдруг появилось желание выхватить у Гребня скрипку и разбить. Он даже голову повернул, соображая, как лучше это сделать и обо что ее можно стукнуть.
Над креслом на мгновение появилось прозрачное морщинистое лицо. Глубокие темные глаза сурово посмотрели на Гошку. Лицо качнулось, недовольно повернулась голова. Как бы намекая, что не стоит об этом думать.
Пока Снежкин шевелил мозгами, Гребень взял скрипку и осторожно положил ее в футляр.
— Уходи, — произнес он глухим голосом. — Теперь перед занятиями я буду закрывать окно.
Вот и все.
Гошке ничего не оставалось, как встать и уйти. Своего он добился. Гребешков больше доставать его не будет.
Но что-то мешало Снежкину просто встать и уйти. Была во всей этой ситуации странность, которую Гошка не мог понять.
Удивительный призрак в углу, скрипка…
Скрипка!
Снежкин встал. Пару раз хлопнул себя по штанине, стряхивая невидимую пыль.
— Слушай, Гребень, — как можно равнодушней начал он, — откуда у тебя эта скрипка? Раньше ведь другая была.
Валерка щелкнул замками футляра, покрутил колесиком кода.
— Уходи, — повторил он, упрямо сжав губы. — Ты мне мешаешь заниматься.
— Ой, подумаешь… — протянул Снежкин, борясь с сильнейшим желанием врезать Гребешкову между глаз, отнять инструмент, чтобы потом в каком-нибудь тихом месте выяснить, что с ним не так.
— Уходи! — В глазах у Валерки появился нехороший блеск.
— Иду уже! — Гошка тянул время. Гребешков держал футляр в руках и, судя по всему, не собирался с ним расставаться.
