Каникулы в Чернолесье - Александр Альбертович Егоров
Но вскоре ситуация изменилась. Лесная тропа, на которую надо было свернуть, была совершенно, безнадежно, бесконечно темной. Казалось, кроны сосен смыкаются там, наверху, и вокруг не было видно вообще ни черта, даже луна куда-то делась. Я попробовал ехать строго по карте. Это почти получилось. Но потом самокат несколько раз подбросило на корнях, в нем что-то угрожающе заскрипело, и пришлось остановиться.
Я посветил перед собой фонариком. Пятно света еле выхватывало из темноты мои кроссовки. Да и телефон начинал садиться. Расстроенный, я спрятал его в карман. Оставалось идти пешком еще километров пять по этой свинячьей тропе, практически вслепую.
Ничего, подумал я. Будь что будет.
Я прислонил самокат к дереву и уже решился идти, и в эту самую минуту луна ненадолго вышла из облаков и зажглась в крохотном просвете между сосен, яркая и призывная. Она как будто хотела напомнить мне о чем-то, о чем я всегда знал, только надолго забыл. А вот вчера… да, вчера ночью вдруг вспомнил.
Вспомнил, кто я.
Я волк-оборотень, который впервые услышал зов крови. И мне не нужны никакие дальнейшие объяснения.
Теперь я знал, что мне делать. Я смотрел и смотрел на луну, которая горела в небе как будто для меня одного.
«Wexen, Hexen, Silbermond», – произнес я хрипло.
Ничего не произошло.
В кармане завибрировал телефон. Я посмотрел на экран.
«Ты здесь?» – спрашивала Майя.
Я набрал только одно слово:
«Иду».
Не дожидаясь ответа, я сунул телефон под сиденье самоката. Сорвал с себя футболку. Зашвырнул в темноту. Последним движением зачем-то схватил колючую белую розу и прижал к груди. «Wexen… Hexen… Silbermond!» – воскликнул я, и лунный луч пробил мое сердце.
В этот раз трансформация прошла даже быстрее и – как бы это сказать? – однозначнее. Мгновение – и я стоял на тропе, опираясь на все свои четыре великолепные когтистые лапы. Мой хвост был прямым, как палка, и больно хлестал меня же по бокам, если мне вдруг приходило в голову им повилять. Мне нравилось мое новое тело. Я поднял нос к луне и завыл.
Вероятно, луна ретранслировала наши песни на многие километры, как сотовая станция – радиосигнал. Потому что через минуту я услышал ответный призыв. Это был голос Майи. Я узнал бы его из тысячи.
Только теперь я понимал, о чем она поет, так же ясно, как она понимала меня. Вот странно: свою собственную песню я не смог бы передать словами так ясно, но это и не требовалось. Главное было знать, что тебя понимают. Что тебя любят и ждут и всегда рады видеть.
Об этом она и пела.
Мне стало так радостно, как никогда еще не бывало в человечьем теле. Вы никогда мне не поверите, но это именно так. Мои маленькие радости и большие обиды – эти глупые переживания вчерашнего школьника с хреновым аттестатом – испарились, как лужица воды на сковородке, а мое новое звериное счастье жгло меня изнутри. Я снова запел об этом, и мой голос звучал уверенно, как у взрослого – и то верно: я уже не был новичком. И еще: я победил Феликса, и получил самую красивую волчицу в стае, и она сама призналась мне в этом.
– Жди-дожидайся, – услышал я вдруг.
Я опустил морду и увидел в трех прыжках от себя желтые глаза Феликса.
Он снова прыгнул – и я снова увернулся. Это едва ли заняло хотя бы секунду, но в этот раз мне пришлось труднее. Тропа была неширокой, вокруг стояли деревья, и развернуться в воздухе уже не получалось – если, конечно, ты не хотел на бешеной скорости расшибить башку о ближайшую сосну. Я просто отскочил в сторону и замер.
Мы стояли нос к носу шагах в пяти друг от друга. Или враг от врага, так было бы правильнее. Однако Феликс стоял на моем пути.
– Ты не пройдешь, – сказал он тихо, но с ненавистью. – Ты мне надоел. Чертов лесник-недоучка.
Слюна капала у него из пасти. Это было не страшно, скорее противно.
– Я пройду, – сказал я.
– Тебе некуда идти. И незачем. Это я писал тебе в мессенджере.
– Ты написал «Феликс отдохнет»? Ну так и отдыхай.
Как видите, я снова стал смелым и наглым.
Он поскрипел зубами.
– Это она добавила, пока я не видел, – сказал он.
– Все равно врешь. Она только что говорила со мной.
– Это я попросил ее спеть. «Люблю, жду, чмоки-чмоки». Какая пошлость.
– Она не об этом пела, – возразил я.
– Да пошел ты… герой-любовник… нет, правда, проваливай. И отдай мне свою вялую розочку. Я передам Майке, так уж и быть.
Я тихо зарычал. Рычание у волка не слишком информативно. Оно – как молчание у людей – возникает, когда говорить больше не о чем.
Еще секунда, и я брошусь на него, знал я. Но об этом знал и он. И кто-то третий тоже знал об этом.
– Не двигайся, – сказал кто-то за спиной у Феликса. – Если двинешься – убью.
Мой друг Вик стоял там, в темноте, и снова я заметил, как красиво поблескивает его серебристая шкура в неверном свете луны. Мой друг Вик был очень быстрым, он был самым быстрым из молодых волков, пока в стае не появился я, и Феликс прекрасно знал это. И еще он знал, что Вик занимает самую опасную для него, Феликса, позицию, готовый вцепиться ему в шею сзади и сбоку, за пределами волчьего зрения, а если Феликс повернется, то ему в шею вцеплюсь я.
– Вот св-волочь, – произнес Феликс, покосившись на Вика. – Помесь финской лайки и эстонского валенка. Нашел себе русского друга? Хочешь с ним хлебать щи из одного корыта?
– Умолкни, – посоветовал Вик холодно.
– И не подумаю. Вы оба – ублюдки, полукровки. Вам вообще нет места в стае. Я предупреждал директора, но он сказал, чтобы я… – тут он притормозил, понимая, что сболтнул лишнее. – Одним словом, вы здесь не нужны. Можете убираться оба.
– Ты забываешь, что нас двое, – сказал я. – А ты один.
– Ну… – раздался еще один голос. – Это с какой стороны посмотреть…
Еще одна тень мелькнула за спиной Вика, и я понял, почему этот Феликс так долго и неуместно понтовался. Просто тянул время.
– Он уже не очень-то один, – проговорила Майя, выходя из темноты в пятно лунного света. Чтобы пройти, она толкнула плечом Феликса, и тот молча попятился.
– Привет, – сказал я, потому что не знал, что еще сказать, но она даже
