Евгений Шерстобитов - Акваланги на дне
Ромка выдвинулся вперед и поклонился. Все рассмеялись, даже Володя, хотя смеяться ему было так же трудно, как чихать.
— Артист! — язвительно заметил режиссер. — Может, ты вместо него и сниматься будешь?
— Идея, Егор! — вскричал обрадованно оператор. — Давай его и снимать.
— Правильно, — согласился режиссер, — так и сделаем, Если Марченко виноват, Марченко и должен исправлять положение. Как думаешь, Марченко?
— А что делать?
— Прыгать! Нырять! Как вчера, помнишь?
— Виталий Павлович, Егор Андреевич, — пытался сдержать обоих директор, — мы не готовы к подводным съемкам, еще не прибыл со студии бокс для кинокамеры.
— Ничего, — успокоил режиссер, — мы будем пока снимать с поверхности. Сколько у нас этих прыжков, Людочка?
Людмила Васильевна ответила не сразу.
— Наверное, шесть, если с финалом.
— С финалом, конечно, с финалом! — вскричал режиссер. — Это же на целый день работы. Едем, едем, товарищи.
— Но ведь это тоже надо подготовить, Егор Андреевич, — взмолился директор, — нельзя же так, сразу.
— Хорошо, — покорно согласился режиссер и подмигнул Ромке, — значит, не едем. Значит, снимать нечего, снимать не будем, будем простаивать.
— Нет-нет, — торопливо отозвался директор, — снимать будем, что-нибудь придумаем.
— Вот так, — повернулся режиссер к Володе и Оксане, — а вы оставайтесь, отдыхайте и очень-очень завидуйте нам! Пошли, Роман.
Директор придумывал недолго.
Скоро от причала рыбоколхоза отошли две взятые напрокат рыбацкие фелюги, на них была аппаратура, сверкали серебром огромные квадраты подсветов.
На спасательной станции тем временем отчаянно тарахтел, разогреваясь, подвесной мотор к шлюпке. Тут же суетился Канатов — ему было поручено обеспечить съемку спасателями. Сначала администратор потребовал глиссер и пять спасателей, но наткнулся на упорное сопротивление Тимофея Васильевича — самый разгар купания, а случись что, уже не скажешь: потерпи, не тони, у нас глиссер на съемках. Пришлось Канатову согласиться на моторную лодку и двух спасателей.
Наконец мотор заревел и лодка помчалась вслед за фелюгами.
Вначале решили снимать прямо в бухте, выйти только мористее. Но когда остановились, выяснилось, что в кадре будет просматриваться поселок, в какую бы сторону ни стали снимать. Это не устраивало режиссера. Его так же не устраивало снимать и в сторону открытого моря — хоть какой-нибудь берег в кадре должен быть.
Егор Андреевич объяснил Ромке, что в картине есть такой эпизод, когда Марко, хвастаясь перед городской девочкой, прыгает в море с высокого обрыва, Но высокого обрыва в районе поселка не было — обрыв-то, конечно, был, но над очень мелким местом — не нырнешь, а в более глубоких местах берег не подходил так отвесно к морю — опять не прыгнешь. Поэтому будут снимать по отдельности. Кадр, как прыгает, и кадр, как ныряет. А уж потом в монтажной склеят эти два кадра.
Но так как действие этого эпизода происходит в безлюдном месте, то и не хотелось, чтобы на втором плане был виден поселок.
— Надо идти в Голубую бухту, — предложил оператор, — там со всех сторон скалы.
Режиссер согласился, и фелюги, деловито затарахтев, потянулись к Голубой бухте.
Через приборы и подсветы Ромка пробрался на ют фелюги, что по-сухопутному означает нос. И уселся там, свесив ноги за борт. Он любил так ходить на фелюге. Вот бы еще волнения в балла три-четыре, чтобы нос то зарывался в волны, то подлетал вверх, прямо к небу. Вниз-вверх, вниз-вверх, как на качелях. Внутри что-то обрывается, летит куда-то в пустоту, проваливается и тут же сразу возвращается на место. И сладко, и пусто, и горько, и тошно… Так, наверное, тренируются космонавты. Да посидеть бы сейчас там, в камере, покрутиться бы часок на центрифуге. И вообще это, неверное, очень здорово — видеть сверху всю Землю. Ромке не летал еще на самолетах, но представить себе, что видит летчик, он может. А увидеть Землю так, как видят ее космонавты, он никак не может, не получается. Если, конечно, сильно представить, ну, напрячь все воображение, то увидишь разве только большой глобус. А как выглядит сама Земля, как она вся перед тобой вращается? Конечно, слетать и посмотреть — было бы здорово! Но и только. И сейчас же обратно. На дальние планеты он бы не полетел. Что тем интересного? Какая-то красная трава, фиолетовое небо. Зачем ему фиолетовое? Ему и голубое очень нравится. И вообще как можно жить при фиолетовом небе? А облака? Облака тогда будут какие-нибудь желтые. Он представил себе на минутку фиолетовое небо и желтые облака. Нет, неверное, это очень красиво. Конечно, красиво, решил он, вот бы посмотреть. Вообще-то новые места посмотреть тоже интересно, как это там у них все устроено. Но и только. Посмотрел — и хватит. Пора и возвращаться. К голубому небу, к синему морю, к запаху волн и крику чаек. Нет там, на дальних планетах, такого моря. Может, и есть какое-нибудь коричневое и густое, желтое и горячее, но такого моря там все равно нет.
Ромка посторонился. Рядом присела Людмила Васильевна.
— Давай пока выпишем тебе чек, — сказала она, раскрывая тетрадку, — говори свои данные. Как по отчеству, сколько лет, точный адрес.
— Зачем это?
— Деньги получишь.
— За что?
— За съемку. У тебя ведь сегодня первый съемочный день.
Он пожал плечами, но данные свои сказал: и отчество, и возраст, и адрес.
Людмила Васильевна записала все это на талоне и подала мальчику, показала место.
— Распишись.
Он расписался. Она оторвала корешок талона, передала Ромке.
— Спрячь. По этому чеку и получишь деньги.
— А сколько? — спросил он и покраснел.
— Ага, — услышал вопрос режиссер, — видали, как заговорил! Сколько? А зачем тебе деньги?
Ромка смущенно молчал.
— Ну что ты с ними будешь делать? — продолжал допытываться режиссер. — Что молчишь? Ну, сколько тебе нужно?
— Одиннадцать сорок.
— Всего?
— Хватит.
— А на что?
— Маска, ласты и трубка, весь комплект столько стоит.
— Ну, братец, на комплект ты за пару съемочных дней заработаешь, — успокоил его режиссер, — комплект — это, конечно, вещь нужная. Только у вас, по-моему, в раймаге ни трубок, ни ласт, только маски.
— Я в город съезжу, — быстро сказал Ромка, — а то морем. От нас в Ялту «Ракета» ходит. Три часа — и там.
— Пока ты будешь зарабатывать, пока получать, наша бухгалтерия по чекам только пятого и двадцатого платит. Да потом еще в город ездить или по морю в Ялту топать… — Режиссер сделал паузу и неожиданно закончил: — Одним словом, держи мой комплект. Это тебе подарок будет.
И протянул обомлевшему Ромке авоську, в которой лежали те самые желтые литые ласты, маска и трубка.
— Только сетку верни, сетка мне самому нужна.
Ромка взял сетку, растерянно завертел в руках.
— Так нельзя, — сказал беспомощно.
— У нас в кино все можно, — заверил режиссер и пригрозил: — Ты бери, а то передумаю.
— Бери, Ромка, — сказала Людмила Васильевна, — наш режиссер — добрая душа. Ты скажи, что тебе его очки нравятся, он тебе и очки подарит.
— Нет, очки не подарю, — быстро отозвался режиссер, — без очков, как без рук. А без комплекта, как человек сугубо сухопутный, всегда обойдусь.
— Бери, Марченко, — сказал и оператор, — он все равно его где-нибудь потеряет.
— Ну как же так? — все еще не верил Ромка.
— А просто так, — сказал весело Егор Андреевич. — Когда за что-нибудь — это очень плохо, братец, просто скверно. А когда просто так, просто за здорово живешь — это же самое удовольствие.
— Спасибо…
— А что, Егор, — поднялся оператор, оглядываясь вокруг, — зачем нам так далеко тащиться, вот великолепная бухточка.
Режиссер посмотрел и согласился.
— Стоп, машины! — скомандовал весело. — Все наверх!
— Стоп! Стоп! — повернулась к мотористу Людмила Васильевна. — Здесь будем работать.
Моторист переключил дизель на малые обороты и круто положил руль вправо.
— Отличное место! — сказал оператор, жадно озираясь по сторонам. — Здесь не только прыжки снимать… Ты идешь, Егор?
— Конечно, конечно, — заторопился режиссер, пробираясь к правому борту, куда уже подошла моторка и стала борт о борт. Канатов и спасатели перекочевали на фелюгу. В лодку спрыгнул оператор, осторожно спустился Егор Андреевич, держа в руках электромегафон. Такой мегафон видел Ромка раньше только у милиционеров, да и то в день, когда проходила через их поселок трасса всесоюзных велосипедных гонок.
Еще какой-то юноша, обвешанный фотоаппаратами, хотел было пересесть в лодку, но его не пустил администратор.
— Куда! Куда! — испуганно закричал он. — И так перебор получается! Отходи, отходи! — это уже относилось к мотористу. Тот чуть повернул ручку, как у мотоцикла, и забурлила за кормой вода, вспенилась, закипела…
