Антон Иванов - Шестеро смелых и сокровища пиратов
Марфа резко вскочила.
— Да пожалуйста, если вам интересно, читайте!
И, демонстративно развернув ахлябинское послание, она швырнула его на учительский стол.
Ирина Константиновна невольно опустила глаза, хотя совершенно не собиралась читать записку Клима. Глаза ее немедленно округлились.
— Вот уж такого, Ахлябин, я от тебя совершенно не ожидала, — в замешательстве пробормотала она. — Сейчас ведь глубокая осень, а не весна.
— Ирина Константиновна, при чем тут времена года? — удивился Клим.
— Да вы нам прочитайте, чего уж там… — заорал Колька Смирнов. — Тем более Соколова разрешила!
— Разрешила, но не тебе! — И, развернувшись, Марфа обрушила на смирновскую голову хрестоматию по литературе.
— Соколова! Пересядь, будь любезна, на последнюю парту в третьем ряду! — прикрикнула учительница. — А ты, Смирнов, марш к доске. Прочтешь нам сейчас стихотворение «Памятник».
— Почему это я? — запротестовал тот. — Ахлябин к Соколовой клеится, а я отвечай. Да?
— Я не клеюсь, — залился краской Ахлябин, — а по деловому вопросу.
— Знаем, какие у тебя деловые вопросы, — загоготал Смирнов.
Класс разразился хохотом, а Марфа, проходя мимо, умудрилась еще раз хлопнуть Кольку по белобрысой, коротко стриженной голове. Ситуация выходила из — под контроля. Ирина Константиновна громко постучала указкой по столу.
— Дискуссия завершена! Смирнов, поднимайся и отвечай! Можешь с места.
Колька поднялся со стула и пожал плечами. «Вот самодурша эта училка, — подумал он. — Задает Державина, а читай ей, видите ли, Пушкина, которого в прошлом году проходили». Ну так это даже лучше. «Памятник» Пушкина он еще худо — бедно помнил, так как учил. Глядишь, вовремя остановят, пока не сбился. С Державиным было бы хуже. К нему Колька даже не притронулся. Всю субботу и воскресенье на роликах прокатался. И он уверенно начал:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный…
По восьмому «А» прошелестели ехидные смешки.
— Ты что это мне, Смирнов, читаешь? — пристально поглядела на него Ирина Константиновна.
— «Памятник», естественно, — недоуменно откликнулся тот.
— Чей «Памятник»? — с ледяным сарказмом осведомилась учительница.
— Ну не мой же, естественно. Там просто так написано: «Я памятник себе…» Но это памятник как бы Пушкин себе воздвиг своей бессмертной поэзией. Так в учебнике написано.
— А кого мы сейчас проходим? — В новом вопросе учительницы явно крылся подвох, однако куда она гнет, для Смирнова оставалось великой тайной.
— Державина, — не совсем убедительно ответил он, а сам подумал: «Может, я чего пропустил?»
Он ведь тоже, пока не случилась история с запиской, был целиком и полностью поглощен своими мыслями. Думал о роликах, вернее, разрабатывал тактику, как половчей перепрыгнуть на стройке с одной стены на другую, затем приземлиться на почти отвесный дощатый настил и с головокружительной скоростью съехать по нему на грешную землю. Ясное дело, мог что — то из происходящего на уроке и не расслышать.
— Очень хорошо, Смирнов, — прежним тоном продолжала литераторша. — Но тогда объясни, зачем ты нам Пушкина читаешь?
— Так «Памятник» — он ведь Пушкина, — вконец растерялся Смирнов.
— Если бы ты внимательно меня слушал на прошлом уроке и выполнил домашнее задание, ты знал бы, что есть еще «Памятник» Державина — предшественник пушкинского «Памятника».
«Вот сволочи предки были, — с досадой отметил Смирнов, — понаписали кучу одинакового, а мне отдувайся. Запутаешься! Не разберешься! Хоть бы названия друг у друга не тырили. Тоже мне, Пушкин — гений, солнце русской поэзии, не мог свеженькое придумать! А мне из — за его лени сейчас двойку влепят».
Пророчество тут же сбылось.
— Садись, Смирнов, два, — объявила учительница. — Если ты, конечно, не готов ублажить наш слух «Памятником» Державина.
— Ирина Константиновна, давайте я лучше в следующий раз ублажу, — решил попытать счастья Смирнов. — Я просто перепутал.
— Вот в следующий раз двойку и исправишь. — Литераторша была неумолима. — Если, конечно, снова не перепутаешь. А теперь, — перевела она взгляд на Ахлябина, — по закону жанра, необходимо вызвать соперника. Дерзай, Клим. Так сказать, наноси ответный удар. Или ты тоже перепутал? — усмехнулась она. — Как времена года?
«Какое счастье, что я вчера все выучил! — пронеслась победоносная мысль в голове Клима. — Во — первых, двойку не поставят, а во — вторых, этот гад Смирнов позлится!»
И он уверенно начал:
Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный, Металлов тверже он и выше пирамид…
— Молодец, — похвалила Ирина Константиновна, когда он додекламировал последнюю строку. — И как выразительно прочел! Даже не ожидала. Вот, Смирнов, учись у Ахлябина, бери пример. Человек все успевает: и стихи учить, и записки писать, и с девочками пококетничать.
— Да пошел он, скелет в обмороке, — пробурчал себе под нос Колька.
К счастью, раздался звонок. Спасительный для Смирнова, но не для Ахлябина. Не успел Клим собрать вещи и отойти от своей парты, Смирнов подлетел к нему и точным ударом отправил его в угол.
— Я тебе покажу, как на наших девчонок зариться! — навис он над поверженным соперником. — Тоже мне, донжуан нашелся, казанова недоделанный! Есть у тебя своя Диана из ваших, вот и сиди с ней. А в чужой огород глаза не лупи. Понял? — Огромный Колькин кулак замаячил в опасной близости от носа Клима. — Ты усек мои пожелания?
— А кто это ваши и кто наши? — нашел в себе мужество спросить Клим. — По какому признаку разделение? Мы вроде в одном классе учимся.
— Ваши — из новых домов, а наши — из старых.
— Погоди, это ведь ваши дома называют новыми.
— Не — ет, — грозно протянул Смирнов. — Наши теперь старые. Они были новыми до тех пор, пока старые, деревенские, не сломали, а на их месте ваши не отгрохали. Так что вы теперь новые, а мы старые. И ты к нашим девчонкам близко не подходи.
— Отстань от него! — вклинилась между конфликтующими сторонами Марфа. — Ты — то кто такой? Ахлябин хоть здесь родился. В одном, между прочим, роддоме со мной. И жил сперва в новых домах, которые ты теперь называешь старыми, потом, недолго, где — то еще, а теперь — опять здесь. А ты, Колька, элемент пришлый. Вообще родился в деревне Мымыри. — Марфа высокомерно прыснула. — В общем, еще вопрос, кто здесь наш, кто не наш и кто и на что имеет право. А к Климу еще раз пристанешь, Илью позову и Даниле пожалуюсь.
— Нужен он мне! — брезгливо оттопырил нижнюю губу Смирнов. — Руки марать. Живи, слизняк.
И он вразвалочку удалился.
— Зря ты вмешалась, — сказал Марфе все еще бледный Ахлябин. — Сам бы прекрасно с ним справился.
— Да уж, я видела, как ты здорово справлялся. — Марфа была очень рада, что подоспела вовремя. — Пришлось бы нам после тебя собирать по кусочкам.
— Ты скажешь…
— Ладно, хватит трепаться. Забыл? Нас в столовой Илья ждет. Может, у него есть новости.
— Так чего мы тогда стоим! — кинулся в коридор Ахлябин.
Увы, они зря торопились. Новостей не было.
— Я Даниле даже позвонил, — шепотом признался Илья. — Так, на всякий случай! Но там полное затишье. Только ваш дед один раз заходил. Вентиль подвернул и ушел.
— Ну! Поэтому этот тип и не появился, — сказал Ахлябин. — При деде же он не может.
— Или просто не собирался появляться. — Марфа была разочарована итогами первой половины дня. — Кстати, что это за чушь ты мне целый урок литературы писал?
— Не чушь, а про пол в подвале хотел выяснить. Какой он — бетонный, или там где-нибудь можно при желании выкопать яму?
— Ума палата! — прыснула Лиза. — Хотел узнать, так прямо бы и написал. А то стихи или ребусы какие — то.
— Ага, — по — лошадиному мотнул головой Клим. — Я, между прочим, чувствовал, что могут перехватить, вот и шифровался.
— Дешифровался, — проворчала Марфа. — В последней записке такое было, что Ирина наша, наверное, совсем о другом подумала.
— А что же ты написал? — заинтересовался Илья.
Клим мрачно процитировал. Остальные расхохотались.
— Ну, теперь ясно, почему литераторша намекала, что Клим времена года попутал! — сквозь смех проговорила Диана. — Такие вопросы девочкам задавать! Ай — ай — ай, как неприлично.
Клим от смущения еще больше насупился.
— Зато про подвал никто не просек.
— И Смирнов сцену ревности закатил, — прыснула Лиза. — Он к Марфе с первого класса неравнодушен.
— Перестань! — в свою очередь надулась Марфа. — Смирнов полный придурок, и уши у него холодные.
— Ошибаешься. Красные. А значит, горячие, — поправила Лиза.
— Какая разница, — отмахнулась Марфа. — Главное, что придурок.
