Валерий Гусев - Операция «Бременские музыканты»
– Ты не смейся. Как бы он не удрал раньше времени. Или еще чего-нибудь не придумал.
– Ну и что?
– Нужно к нему агента приставить. Постоянного.
– Петуха Ваську, что ли? Он боевой.
Но в душе я согласился с младшим братом. Мы этому Грибку уже примелькались.
– Васька мне для другого дела нужен, – серьезно сказал Алешка. – Ты Петюню уговори, он шустрый. И малозаметный. Отлови его и уговори.
Отлови… Легче дикого мустанга в бескрайних прериях отловить, чем этого малозаметного Петюню.
И я отправился на поиски Петюни. И я нашел его. Он неторопливо шагал от наших дальних соседей и нес за пазухой килограмма два зеленых ворованных яблок. Одно из них он грыз на ходу, отчаянно морщась.
– Петюня, – сказал я. – Тебе все равно делать нечего…
– Не скажи, – протянул он. И по его тону было ясно, что не все он сады и огороды облазил и не все собачьи хвосты оттоптал.
В общем, торговались мы долго, Петюня хорошо разбирался в принципах рыночной экономики. Но тогда я сказал:
– Вот что, мой юный друг. Или ты будешь работать даром, или твой батя сегодня же узнает о твоих набегах на чужие сады и огороды.
И в доказательство я перечислил все его подвиги, которые мы разглядели в ночной бинокль.
Петюня разинул рот. Такого он не ожидал.
– Ладно. – В знак согласия он достал из-за пазухи яблоко и протянул мне. В соучастники заманивает. – Послежу.
– Нашу дачу знаешь?
– Сарай с палаткой? – небрежно уточнил Петюня, словно сам жил в трехэтажном особняке.
– Как что-нибудь узнаешь – сразу доложишь.
– А если никого во дворе у вас не будет?
Я задумался, а Петюня подсказал:
– Что-нибудь в окошко брошу.
– Только не кирпич.
На том мы и расстались.
Но ненадолго.
Только мы сели ужинать, как в стену нашего хозблока что-то грохнуло. Хорошо не в окно. Я выглянул. И тут грохнуло второй раз. Зеленым помидором мне в лоб.
На улице, за забором, стоял Петюня и готовил к броску третью гранату.
– Скорей! – заорал он. – Удирает!
– Мы щас! – Алешка вскочил из-за стола. – Мы на минутку!
– Сидеть! – скомандовала мама, как инструктор овчарке. – Доесть! Сказать: спасибо, мамочка!
Сели, доели, сказали спасибо. А хозблок сотрясался от обстрела.
Выскочили на улицу, помчались к Мрачному дому. Петюня по дороге, роняя неистраченные помидоры, рассказал, что Грибок погрузил в машину оставшуюся аппаратуру в коробках и уехал.
– Куда? – спросил я на бегу.
– Туда! – Петюня махнул рукой в сторону карьера.
– Когда?
– Только что! Я сразу к вам побежал, а вы все жрете и жрете!
К нам он побежал. Сразу. А помидоры где успел набрать?
Мы остановились возле Мрачного дома. Никаких особенных следов поспешного отъезда не обнаружили. Ворота не заперты, окна распахнуты. Значит, скоро вернется. И поехал куда-то недалеко.
– Он аппаратуру повез прятать, – догадался Алешка. – На всякий случай. Следы заметает.
– Вон он! – заорал Петюня. – Возвращается.
Мы отошли в сторонку и начали спокойно разговаривать. Что нам, и поговорить нельзя?
Грибков ехал со стороны карьера. Загнал машину в ворота и запер их. А машину запирать не стал, ушел в дом.
– Я щас! – И сообразительный Петюня шмыгнул в калитку, подбежал к машине и глянул внутрь через ветровое стекло.
– Машина пустая, – доложил он, вернувшись.
Все ясно.
– Так, – сказал Алешка. – Петюня – свободен! Дима, жди меня здесь.
У меня завалялась в карманах какая-то мелочь, оставшаяся от наших поездок, и я хотел отдать ее Петюне – заработал честно.
– Не, – решительно отказался Петюня. – Не надо. Я же хотел вам помочь. И еще помогу – только скажите. – И ушел по своим разбойным делам.
Алешка вернулся не один. Рядом с ним деловито трусил Разбой. В ошейнике из Алешкиного гольфа.
– Поводок нужен, – сказал мой брат. – Снимай ремень.
Он пристегнул ремень к носку и тихо зашел вместе с Разбоем в калитку.
– Нюхай, Разбой, – чуть слышно доносилось до меня. – След, Разбой, след!
Разбой все прекрасно понял. Он обнюхал заднее колесо машины, поднял на него лапу и, уткнув нос в землю, неспешно выбежал за калитку и направился в поле.
По дороге Разбой начал набирать скорость. Мы едва поспевали за ним. «Пограничники со служебной собакой преследуют нарушителя». Один пограничник без носка, а другой придерживает спадающие брюки.
Разбой чесал прямо к карьеру. Так уверенно, будто ездил туда вместе с Грибковым. Спустившись немного по серпантину, он остановился и заплясал на месте. Неужели след потерял? – И чего? – спросил его Алешка.
Разбой в ответ радостно залаял на заросли кустов, раскинувшиеся вдоль дороги по обрывистому склону карьера.
– Там пещера была, – раздался сзади голос третьего пограничника – Петюни. И когда он нас догнал, малозаметный? – Из нее песок брали, а потом забросили.
И я тоже вспомнил, Пал Данилыч говорил: в этом месте какой-то особый песок был, для кладки печей очень подходящий. А когда по всей округе печки сложили, про пещеру забыли, и она заросла кустарником.
– Пускай собаку, – сказал я.
Алешка снял с шеи Разбоя свой носок и мой пояс, и пес резво нырнул в кусты, не переставая лаять.
Мы – за ним. И точно, за кустами была дырка в откосе и что-то вроде песчаной пещеры, небольшой, но вместительной. Там, на полиэтиленовой подстилке, стояли несколько коробок. Мы открыли самую ближнюю. Сверху в ней лежала черная тетрадь, а снизу пульт и связка микрофонов.
Тетрадку мы забрали сразу, я сунул ее за пояс, под рубашку. А вот это все куда девать? Из этого хороший сюрприз может получиться. Но не домой же тащить?
– Петюня, – спросил я, – ты все знаешь…
Петюня не только малозаметный, но и очень сообразительный оказался. Даже не дал мне вопрос до конца сформулировать.
– У Гребенкиных все лето дача пустая, они не живут в ней. А сарай – незапертый. Я там добычу складываю.
Добытчик. Ягодный воришка. Но надо сказать, что все наши дачники прекрасно знали про Петюнино пристрастие, и никто на него не обижался – клубники, что ли, мальчонке жалко?
– Пошли посмотрим, – решили мы.
Сарай у Гребенкиных нам подошел. Вместительный и сухой. А главное – их участок с самого края поселка, близко к дороге. Так что всю работу можно проделать конспиративно, скрытно от посторонних глаз. Все-таки – аппаратура, дорогая вещь.
– Вы себе, что ли, заберете? – спросил Петюня.
– Ты что! – возмутился Алешка. – Это же вещественные доказательства. Их же потом конфисковывать будут.
Петюня таких мудреных слов, конечно, не знал, но, ориентируясь на Алешкин тон, суть вопроса понял.
– А я их стеречь буду, – пообещал он. – Эти ваши доказательства. Вместе со своими. – И он показал в уголке свою добычу: треснувшая миска с клубникой, два жиденьких хвоста морковки и горка зеленых, кислых даже на взгляд яблок.
Ну и команда у нас образовалась! С криминальными наклонностями.
Однако пока совсем не стемнело, надо подготовиться к транспортировке аппаратуры. На чем? Вот вопрос. Не просить же у Грибкова его машину. И тут выяснилось, что Алешка и это продумал. Я, правда, не сразу его понял.
– Дим, ты косить умеешь?
– Умею, – сказал я. – С больным зубом разве не здорово закосил?
– Траву косить! Косой.
– Умею. Только никогда не пробовал.
– Сейчас запрягаем Маруську и едем в поле за травой для кроликов. Пал Данилыч рад будет.
– Да? – Я чуть не заорал от возмущения. – Воду таскай, огород поливай, карасей жарь, за жуликами бегай! Еще и сено коси! Хватит!
Но Лешка довольно спокойно меня выслушал.
– Сено, Дим, не косят. Его едят. Коровы. А телега нам нужна для перевозки вещественных доказательств. Дошло?
Дошло. Так бы и сказал.
Мы оставили Петюню в сарае и пошли к сторожу. Алешка запряг лошадь, мы положили в телегу косу и поехали в поле.
– Давай, – сказал Лешка, – коси, а я буду в телегу укладывать.
Я взял косу. Примерился, взмахнул. Она ткнулась носком в землю и застряла.
– На пятку налегай, – посоветовал Алешка.
Я обернулся, посмотрел:
– На какую? Правую или левую?
– Чудак, – засмеялся Алешка. – Не на свою пятку, а у косы.
Знать бы, где у нее пятка.
Но постепенно дело наладилось. Мне даже понравилось.
– Хватит, – сказал Алешка, укладывая в телегу последнюю охапку травы.
Я обернулся: ничего получилось. Не очень, правда, ровно. Будто стадо голодных динозавров ее грызло. Очень торопливо.
Алешка взял вожжи, я плюхнулся в телегу. Трава была влажная и очень приятно пахла полевой свежестью.
Подогнав лошадь прямо к пещере, мы перетаскали довольно тяжелые коробки в телегу.
– Но, милая! – прикрикнул Алешка и чмокнул губами.
Маруська послушно взмахнула хвостом, тряхнула гривой и не спеша зачвакала копытами по дороге.
Упрятав аппаратуру в сарай и укрыв ее пленкой, мы сдали Пал Данилычу лошадь и траву и пошли домой.