Андрей Нуйкин - Посвящение в рыцари
— Вы вот тут вчера подвергли меня остракизму за мою приверженность науке и даже едва не лишили очков. А я… а я… а я…
— Ну вот, свихнулся, — вздохнул Задира. — Недаром в народе говорят, что наука до добра не доводит.
— Погоди, Задира! Что «а ты», дорогой Профессор?
— Тс-с… Подойдите ближе!..
Научный Мальчик опасливо оглянулся на дверь и окно. Заинтригованные, мы почти уткнулись в него головами.
— Кое-что про эффект Януса я уже узнал. Представляете, лицо Хама и лицо Холуя — вовсе не два разных лица. Это просто две модификации одного и того же пра-лица. Очень любопытно, правда? Всеобщий закон парности или симметричности мира вылился здесь в такой вот оригинальной форме. Интересно бы проследить развитие этого явления на историческом материале и вычленить инвариант таких внешне непохожих феноменов, как хамство и холуйство…
— Опять ты про законы? — начал закипать Задира. — Про яблоню еще не забудь!
— В таком тоне я продолжать разговор не намерен. — Научный Мальчик обиженно поджал губы. Судя по всему, ему было что рассказать. Наконец Профессор прошептал: — Я узнал секрет вакцины! — И, видя, что мы ничего не поняли, раздраженно пояснил: — Вакцины, которую вводят ушастикам в спинной мозг, а стражникам в мозжечок…
Научный Мальчик строго оглядел нас.
— Это страшная тайна, понимаете? Я рискую не только своей жизнью, это тоже понятно? Откуда и как я получил информацию — вам знать не обязательно. Одно скажу: всеобщая солидарность подлинных ученых не пустой звук! И еще одно: если уж вы попадетесь, то хотелось бы рассчитывать, что я останусь э-э… так сказать, инкогнито. Я интересуюсь чистой академической наукой и в политике принимать участие не собираюсь.
Мы торопливо пробормотали по нескольку самых страшных клятв.
— Хорошо, я вам верю. Так вот, вакцина эта вырабатывается очень редким видом плесени, которая была обнаружена местными учеными в глубинах одной подземной пещеры. Вся, подчеркиваю, ВСЯ плесень собрана в круглой каменной башне, которую вы видели в стороне от королевского дворца и которая охраняется тщательнее, чем сам дворец. В башне всегда абсолютная темнота, потому что плесень эта КРАЙНЕ хлипкая и капризная. НА СВЕТУ, особенно на солнечном свету, она тотчас погибает. Выводы делайте сами. Я пошел. Лучше, если отныне нас не будут видеть вместе. Научная работа здесь считается государственной службой, мне пришлось подписать такие бумаги, что… Желаю удачи!
Научный Мальчик, не дожидаясь, пока мы опомнимся, приоткрыл дверь, покрутил головой в разные стороны и быстро шмыгнул вдоль коридора.
Мы с Задирой молча уставились друг на друга.
— Когда ты собираешься на ту сторону? — как можно равнодушнее поинтересовался я.
— Ладно, не хитри. Ради настоящего дела можно и задержаться.
В ожидании казни
И вот я в тюрьме и ожидаю решения Карлика. Сколько ждать и сколько мне еще остается жить? Кто знает. Может, месяц, может — больше. Стены у моей камеры сложены из огромных гранитных глыб, мокрых, грязных, равнодушных. Как ни колоти по ним — даже сам своего стука не услышишь.
Окошко высоко, но днем несколько лучиков все же освещают охапку слежавшейся соломы — мое последнее ложе. В эти минуты я тороплюсь писать. Не пойму, кто и зачем подсунул мне под дверь бумагу и огрызок карандаша? Может быть, Карлик надеется из предсмертной исповеди выудить секреты поведения таких «самоубийц», как я? А может быть… Во всяком случае, терять мне нечего.
Как я оказался в тюрьме? Изложу главное.
Нам с Задирой удалось разворотить крышу башни и подставить страшную вакцину под солнечные лучи. А пока солнце делало свое дело, мы отражали атаки стражников. Вакцина погибла, мы, увы, тоже. Задира, не желая сдаваться в плен, прыгнул в ров, кишащий спиралями, а я, оглушенный ударом в затылок, угодил в руки врагов.
Но прежде, чем бросить в тюрьму, меня снова привели во дворец Карлика Великого. И состоялся наш
Третий разговор
— Итак, дорогой Мой гость, — сказал Карлик Великий после долгого холодного молчания. — Глупость твоя оказалась сильнее Моей снисходительности. Ты рвешься погибнуть «как герой»? Что ж, я вынужден пойти тебе навстречу.
Я молчал. Что еще мне оставалось? На жалость рассчитывать больше не приходилось. Как бы только выведать у Карлика похитрее, всю ли плесень мы извели и что с Задирой.
— Ваше Несравненство, — говорю, — наш поступок… Он ведь от отчаяния. В нем и смысла-то нет совсем! Ну, повредили мы крышу у одной башни, а сколько их у вас и где остальные — даже не знаем.
— Тебя интересует, есть ли у нас еще плесень? Могу тебе доставить перед смертью маленькую радость. Столетия полного послушания слишком притупили нашу бдительность. Мы всю плесень держали в одной башне. Нет у нас ее больше. Хотя Мои академики там все еще ползают, ищут что-то, но, по-моему, только вид делают. Что тебе еще хотелось бы узнать?
— Где Задира? Что с ним?
— Это тот одичавший парень, с которым вы, как коты, бродили ночами по крышам? Говорят, он нырнул к рыбам. Жаль, коллективные казни поучительнее. Но рыбам тоже нужна подкормка, иначе они, совсем как люди, начинают пожирать друг друга. Что еще?
— А тот, который пошел к вам работать?
— За этого спасибо. Таких приводите побольше. Старателен, дело свое знает, в чужое не лезет.
— И еще… Зачем вы уколы людям в спины делали? Ведь вы же могли всем сюда вот… Сколько бы у вас солдат было! Сильных, послушных, а вы…
— Что ж, вопрос интересный. Но боюсь, тебе тут меня не понять… Солдаты Мои послушны, это удобно, но они же совершенно бесчувственны. Хоть на кусочки их режь — им все равно. Понимаешь, они не боятся, не восхищаются, не мучаются, не страдают… Неинтересно быть властелином таких. Абсолютно… Но Мне тоже хочется задать тебе несколько вопросов. Не праздных, поверь. Управляя людьми, мне надо понимать причины их поступков. Ты ведь шел на верную смерть. Зачем? Почему? Или ты веришь в загробную жизнь?
— Папа говорит, что того света нет.
— Вот видишь. А если так, какая тебе после смерти разница, в какое место Моим лодырям будут уколы делать? Надеялся, что про тебя будут петь песни, слагать баллады?
Я вспомнил толпу под балконом и с горечью покачал головой. Нет, на признательность сереньких я не рассчитывал.
— Так раскрой же, наконец, эту непонятную для меня логику — логику самоубийц. Иначе я снова что-нибудь упущу, столь же важное.
— Просто было жаль этих мальчиков в девочек… И злость брала, что все тут у вас над ними издеваются…
— А вдруг им хочется, чтобы над ними издевались? Такая мысль тебе в голову не закрадывалась?.. В коммунизм ты, конечно, веришь?
— Верю.
— И о всеобщем счастье, стало быть, заботишься?
— Забочусь.
— А вот я, чтобы быть счастливым, должен тиранить других. Значит, при вашем коммунизме я был бы несчастным. Уже не получается ВСЕОБЩЕЕ счастье!
— Ну, какое же это счастье — издеваться над слабыми? Это же просто бессовестность.
Глаза Карлика блестели холодно и зло, но он вполне владел собой. Даже улыбался:
— Педагоги и детские писатели уверяют в один голос, что детство — самая счастливая пора. Вот я и продлеваю счастье людям. Чем ты не доволен?
Гнев помутил мой разум.
— Ты… ты не Карлик Великий, — крикнул я ему. — Ты обычный горбун, маленький, злой и протухший… Ха-ха-ха…
— Вот как? — невозмутимо переспросил Карлик, но глаза его налились свинцом. — Похоже, что беседы Платона с Сократом у нас с тобой не получилось. Ну что же, беседу продолжит кто-нибудь из Моих, так сказать, узких специалистов, из тех, у кого ум не столько любознателен, сколько пытлив, ха-ха-ха. Во время разговора с ними, как показывает практика, смеются редко.
— Можете меня не запугивать, — храбрился я со страху. — Мне все равно умирать… Чего мне бояться?..
Карлик смотрел на меня с иронией и пониманием.
— Где уж нам напугать такого витязя! Что ж, отвагу я ценю, могу за нее тебя даже помиловать. На самом деле — ты убил нескольких стражников, справедливо будет, если ты заменишь хотя бы одного из них.
— Чтобы я пошел служить в вашу армию?!. Ха-ха.
— Ну, пока-то ты жидковат слишком для армии и недостаточно дисциплинирован, но если тебе сделать небольшой укольчик сюда вот, в затылочек, то аппетит у тебя станет вдруг просто замечательным. Ты будешь есть целыми днями. У моих солдат, можно сказать, не жизнь, а санаторий. Станешь сильный, смелый, послушный. Все эти глупости про всеобщее счастье мигом забудешь… На маневрах Мои солдаты, я слышал, иногда даже сено начинают жевать — такой у них аппетит здоровый, ха-ха…
— У вас же нет больше плесени, — холодея, возразил я Карлику. — Чем же вы сделаете мне укол?
— Плесени нет. Но некоторый запас вакцины имеется. Теперь его весь придется использовать для набора рекрутов, так, кажется, это называется в других странах. Солдаты теперь для нас на вес золота.
