Светлана Лаврова - Верните новенький скелет!
— Это я — Иван-царевич! — обиженно закричал он. — А ты самозванец. Конкурент!
— Самозванцем был Дмитрий-царевич под названием Лжедмитрий, — возразил начитанный Иван.
Агрессивный царевич взмахнул мечом. Иван разозлился (что за день такой разнесчастный) и кинул в него бабушкиным клубком. Клубок был мягкий, но попал царевичу прямо в нос. Царевич взмахнул руками и грохнулся, подминая под себя ёлочку. Под ёлочкой заверещал полураздавленный царевичем зайчик, оказавшийся толстой тётенькой с ушками и розовым брюшком. Второй зайчик бросился её вытаскивать из-под царевича и споткнулся о курью ножку избушки. Избушка сначала повернулась ко всем задом, а к царевичу передом и начала медленно заваливаться набок, оседая, как при землетрясении.
Зрители завопили в восторге, повскакивали с мест, чтобы лучше видеть такой завлекательный боевик из жизни Бабы-яги. Иван почувствовал, что пора дать заключительную фразу, содержащую мораль того, что произошло на сцене. Он вышел к самой рампе и сказал, вздымая минтай в величественном жесте:
— Кто с мечом на нас пойдёт, от меча и погибнет!
Гром оваций поглотил последние слова.
Польщённый Иван раскланялся и пошёл со сцены через зрительный зал — там было по крайней мере понятно, где выход. Ему хлопали, а одна девочка попросила автограф. Иван расписался на обороте программки и подарил девочке одну минтаину — на долгую память.
«Хорошее оружие — клубок, — думал он, выходя из театра. — Жаль, что у меня его раньше не было, когда я от физрука убегал. Вмиг бы контузил его в лепёшку. Вон в японских единоборствах есть боевое помело, боевые грабли, так отчего не быть боевому клубку? Кстати, где мой преследователь? Становится одиноко».
На улице всё было спокойно. «Куда же мне идти-то… — почесал макушку Иван. — Ага, вот автобусная остановка, называется „Ветлечебница“. Какой тут автобус? Восемнадцатый. Прекрасно, как раз до дома. Ух ты, как рюкзак натёр плечи…»
Иван спустил рюкзак. Наверное, рыба проголодалась. Может, дать ей минтая? Интересно, ест ли она себе подобных? Иван поудобнее устроился на скамейке в ожидании автобуса и вдруг увидел на противоположной стороне улице Олега Эдуардовича.
Физрук смотрел прямо на Лапшова. «Ладно, — подумал Иван, — бегаешь, ты, конечно, неплохо, но вот, не отведав заветной рыбки, сможешь ли угнаться за автобусом?»
Подъехавший автобус загородил Ивана от физрука и… не стал останавливаться на остановке, потому что был переполнен.
Не тратя времени на ругательство, Иван развернулся и помчался во дворы.
В ветеринарную клинику Иван влетел на третьей космической скорости. И тут же рванул к кабинету врача. Около кабинета в очереди сидели три старушки с кошками и одна старушка с коровой. Кошкам Иван сразу понравился, они оживились и заоблизывались. А одна даже спрыгнула с хозяйских колен и потёрлась об Иванову сетку.
— Куда без очереди? — закричала первая старушка с кошкой.
— Молодёжь нынче пошла такая наглая, всюду лезут, — поддержала её вторая старушка с кошкой.
Третья старушка с кошкой тоже открыла рот сказать что-нибудь подходящее, но Иван её прервал:
— Мне надо срочно. Рыбе плохо.
Первая старушка заглянула в сетку и сказала:
— Как их много! И все без сознания. Интересно, почём брали за килограмм?
Вторая старушка пощупала лобик ближайшего минтая и сообщила:
— Температуры нет. Уже окоченела.
Третья старушка опять раскрыла рот, но Иван опять её перебил:
— Видите, мне нельзя ждать, положение слишком серьёзно.
И забежал в кабинет врача.
Третья старушка проговорила:
— Вот, говорят, молодёжь нынче жестокая, бессердечная. А этот по несчастному свежемороженому минтаю как убивается!
И огляделась, довольная, что наконец-то высказала свои мысли.
А старушка с коровой ничего не сказала. Она рыбу не любила, и ей было всё равно, выживет минтай или нет. И корове тоже было всё равно. Корова была неграмотная, из глухой деревни, она даже и не знала, что на свете бывает такая рыба — минтай. «Му-у-у, — думала корова. — Му-у-у». Но никто так и не узнал, что она имела в виду.
— Ну, кто там у вас захворал? — спросил Ивана старенький, похожий на Айболита, доктор. «Главное, выиграть время. Протяну минут десять, никто не знает, что за это время может случиться. Может, начнётся атомная война. Или физруку захочется в туалет», — думал он, медленно-медленно размещая на высоком столе сетку с рыбой. «А может, этот добрый доктор Айболит сможет мне помочь?» — промелькнула мысль. — Понимаете, он меня преследует. Может быть, у вас есть запасной выход? Прямо из кабинета.
Доктор поправил свои маленькие кругленькие очки и вздохнул, глядя на высунувшегося из сетки минтая.
— Говорите, преследует? — ничуть не удивился Айболит. — Что ж, бывает. Хотя, признаюсь, случай редкий. Покажите поближе.
— Поближе я боюсь, вдруг схватит, — глядя в сторону двери, за которой уже маячил физрук, сказал Иван.
Тогда доктор Айболит сам подошёл к Ивану и выдернул наружу самого большого минтая.
— Говорите, преследует? — повторил он.
— Помогите же мне, — шёпотом взмолился Иван.
— Знаете, молодой человек, вы, пожалуй, легко можете сбежать от этого минтая. Оставьте его в моём кабинете и идите. Я постараюсь его удержать.
— Да вы меня не поняли! Точнее, неправильно поняли. Я пришёл к вам, потому что… ну, вы могли бы… — Иван не находил слов для краткого описания своей операции по спасению рыбы.
— Этого минтая я реанимировать уже не могу… — покачал головой Айболит.
— Может, рецепт какой выпишете, — безнадёжно попросил Иван.
— Рецепт, — задумался доктор. — Обваляйте в муке и пожарьте с лучком. Ещё что-нибудь?
Доктор ничему не удивлялся. На прошлой неделе он лечил дождевого червя, почему бы теперь не осмотреть мороженого минтая.
— Ещё вот, — всё же не торопился уходить Иван и достал из рюкзака банку с рыбой.
Доктор внимательно посмотрел на странное существо, ткнул пинцетом.
— Да что вы ко мне со всякой дохлятиной ходите? — спросил он Ивана. — Этому ихтиозавру уж лет сорок как помереть пора. Стара, как мир.
Иван ошарашенно взглянул на спасённую рыбу.
— Час назад ещё плескалась, — прошептал он.
— Такова жизнь, молодой человек. И вы сейчас ещё плескаетесь, а потаскай вас в трёхлитровой банке по морозу… Впрочем, нет, она не замёрзла…
Доктор рассматривал рыбу.
— Пожалуй, несварение желудка…
Рыба слегка вильнула хвостом.
— Конвульсии, — сказал доктор и вытащил Кукуреку-сан за хвост из банки.
— Доктор! Это очень важно! Доктор, я не могу её потерять! — горячо воскликнул Иван.
— Ну… — ответил Айболит. — Вы её не потеряете. Вы её суньте вот сюда, к минтаю. В серединку.
— Она… она… Может, ей искусственное дыхание сделать? — Иван ещё надеялся на чудо.
Айболит посмотрел на кукурековские зубы и искусственное дыхание делать не решился.
— А ещё электрошок… — робко предложил Иван.
— Лучше всего тепловые процедуры на сковородке, — ответил доктор. — Пока не протухла. Десять минут с каждого бока. Или нет, лучше двадцать. Слишком уж она старая.
— Значит, это всё? — уточнил неудавшийся рыбий спасатель.
— Да, ступайте, молодой человек. Заведёте себе что-нибудь более живое, энергичное, и тогда милости прошу, приходите, полечу. Попугайчика. Или хомячка.
Ошарашенный Иван отдал трёхлитровую банку Айболиту как плату за консультацию и медленно вышел из кабинета, оставив редкую дохлую рыбу болтаться в сетке среди минтая.
Кошки заулыбались, а старушки зашептались.
— Не выжила… — вздохнула первая старушка с кошкой.
— Померла всё же… — сказала вторая старушка с кошкой.
— Все там будем, — сказала третья старушка с кошкой.
А старушка с коровой ничего не сказала, ей было всё равно, и она сразу прошла на приём.
Олег Эдуардович стоял в конце коридора и качал головой:
— Ну, побегали и хватит. Теперь рыбку прошу передать мне…
— Да иди ты, — вяло ответил Иван.
— То есть как? — удивился физрук и схватил его за рукав.
Иван дёрнулся и заехал физруку сеткой по голове. Бладт замер от неожиданности, а затем контужено улыбнулся. Старушки расступились и пропустили физрука на приём без очереди.
Глава 10. Телескоп в одеяльце
Иван брёл домой, так медленно, как только мог. Так ловко отделаться от погони, и ради чего? Чтобы узнать, что это он, шестиклассник Иван Лапшов, замучил до смерти редкую рыбу, довёл до инфаркта, свёл в гроб.
«Всё кончено, — билось у него в мозгу. — Всё кончено. Теперь уже всё равно».
