Елена Нестерина - Сыщик, ищи вора!
– Ах, Мыльченко, до чего же ты все-таки мил! – заключил Петр Брониславович и погладил Антошу по чистой голове.
– Да, я мил, я такой! – Антон от всей души просиял.
– Ты весь высох? – на всякий случай уточнила Зоя Редькина.
– Весь! – отрапортовал Антон.
– И добрых женщин, которые тебя мыли, поблагодарил? – спросил Петр Брониславович.
– Странный вопрос! – гордо пожал плечами Антоша. – Разумеется.
– Умник. Тогда, ребята, давайте прощаться и благодарить Галину Гавриловну за замечательную экскурсию!
– Уже уходите? – радостно и в то же время грустно спросила Галина Гавриловна.
– Нет, нет, давайте, ребята, останемся! – перекрикивая стройный хор класса, который затянул: «До свидания!», «Спасибо!» и «Всего доброго!», – завопил Антон. – Пойдемте в эту моечную! Пусть вас всех там тоже помоют и посушат! Вы поймете, как это здорово!
Это был уже перебор, и пинок – только для увеличения скорости передвижения – Вите Рындину пришлось-таки ему влепить.
Во время всей этой суеты с Мыльченко Витя приглядывался ко всем своим одноклассникам. Первый раз в жизни Витя выслеживал настоящего воришку… Телефон-приманку он по-прежнему носил в кармане, мобильник торчал и чуть ли не вываливался. Витя знал, что Арина тоже следит за телефоном.
Вот и после дачи пинка он оглянулся и осторожно потрогал карман – телефон, к сожалению, лежал на месте. Вор не проявил себя.
С каждым шагом, удаляясь от Галины Гавриловны, Петр Брониславович грустнел. «Все, – думал он, – это все. Разошлись, как в море корабли. Я должен спросить ее адрес? Я должен ждать у проходной? Как, как это делается? Окончательно я пропал. Несчастный я мужчина…»
Но Петр Брониславович не знал, что от судьбы не уйдешь. Пока седьмой «В» класс суматошной гусеницей проползал по коридорам, Галина Гавриловна тайными тропами своего родного комбината быстро очутилась возле проходной. Оказывается, Петру Брониславовичу нужно было подписать бумагу, что все его ученики благополучно покинули здание мясокомбината и что ничего с ними за время экскурсии там не случилось…
Галина Гавриловна пересчитала детей, которые по одному выходили через «вертушку» проходной, написала в своем документе «19 + 1 преподаватель» и подозвала Петра Брониславовича расписаться в достоверности этого факта.
Ребятам разрешили выйти на улицу, и с этого момента они уже были свободны, как ветер. Некоторых немедленно от здания мясокомбината и сдуло. Самые примерные ждали Петра Брониславовича. Но не дождались и разошлись по домам.
А Петр Брониславович стоял с Галиной возле проходной. Галина Гавриловна улыбалась, слушая Петра Брониславовича, и тому казалось, что на ее белом халате тут и там расцветают яркие цветы.
Моментально Петр Брониславович и Галина договорились о свидании на вечер, чтобы разговор, начавшийся у проходной и завершившийся там же по причине продолжения рабочего дня Галины Гавриловны, мог возобновиться. К большому удовольствию и того и другой.
А Арина и Витя не спеша шли по тротуару и думали, как быть дальше.
– Ничего, – успокоила Арина начинающего сыщика. – Сегодня мы сделали важное дело. Воришку нам явно удалось подсадить на нашу приманку.
– Ну кто он? – спросил Витя. – Я, если честно, никого не выявил.
– Зато я видела. – Арина подняла палец кверху. – Но не скажу тебе пока все равно. Хорошо, что выхватить воришке телефон не удалось – суета такая была, что я бы не успела его за руку поймать… Так что теперь воровское лицо обязательно должно клюнуть на наш телефон. Остается только ждать, Витя. И не терять бдительности.
– Согласен.
Глава ХI
Любовь
Петр Брониславович с трепетом ожидал второго свидания, которое назначила ему Галина Гавриловна.
Тщательно принаряжаясь, Петр Брониславович пытался представить картины будущей встречи с прекрасным технологом. Воображение рисовало ему почему-то высокую гору, с которой, в морозном сиянии, они несутся с Галиной на лыжах, взявшись за руки. Петр Брониславович сам не мог понять, почему именно в таком виде рисуется ему будущее свидание, тем более что договорились они встретиться с Галиной Гавриловной в кафе «Музыкальная кошка», а не на горнолыжном курорте. Он попытался отвлечься и представить что-то более соответствующее правде жизни. На память пришли почему-то стихи Антона Мыльченко:
…Я твой клювик, как улыбку,Вспоминаю в жизни зыбкой.
Петр Брониславович разозлился и попытался вспомнить стихи какого-нибудь более известного поэта, вспомнил почему-то «Сижу за решеткой в темнице сырой», в волнении перепутал галстуки и повязал старый, а не тот, что собирался, – новый и модный, купленный специально для этого свидания.
«Все, – решил Петр Брониславович, выходя из дома, – ну держись теперь, поэт Мыльченко, со своими стихами! Вот только попадись мне в руки на ближайшем уроке, я тебе устрою такую пробежку, такую спортивную спецпрограмму, что вся поэзия из головы выскочит! Выскочит, Мыльченко, так и знай! Останется одна проза. То есть нет! И прозы никакой не останется. А будут у тебя в голове только цифры и факты по всем школьным предметам. Ишь, поэт, сбивать меня с мыслей. Снегирек, снегирек…»
Самым обидным было то, что на протяжение всего свидания Петр Брониславович так и не смог сказать Галине Гавриловне всего того, что собирался. Детские стишки, от воспоминания которых Петр Брониславович так хотел избавиться, почему-то преследовали его. И чем больше Петр Брониславович старался о них не думать, тем активнее они всплывали в его памяти. Только начинал он развивать какую-либо мысль, как на ум приходил обязательно один из поэтических опусов Антоши.
И в моем дому мы будемПроживать, как чудо-люди!
«Чудо-люди, чудо-юди… Ну что такое!» Вот что вертелось в голове у Петра Брониславовича, когда он попытался сделать Галине Гавриловне предложение выйти за него замуж. Поэтому предложение он так и не сделал, но поклялся себе немедленно найти окаянный сборник стихов, который он когда-то зачем-то прочитал, и разорвать его в клочки. То есть даже и клочков не оставить!
Провожая Галину Гавриловну домой, Петр Брониславович на чем свет ругал себя. Галина Гавриловна заподозрила неладное и спросила, не болен ли он. Петр Брониславович, чей цветущий организм не удалось подкосить еще ни одной болезни, был сбит с толку этим вопросом и пролепетал что-то невразумительное.
Галина Гавриловна же была очень удивлена тем, что весь вечер ее милый Петр бормотал вполголоса что-то стихотворное. И нет бы громко вслух он эти стихи читал, а, наоборот, – бормотнет что-то, потом опомнится, хлопнет себя по голове или по губам, замолчит, задумается. И через некоторое время по новой. Галина Гавриловна стихи любила, и, ей показалось, Петр Брониславович это почувствовал. Но от своей излишней робости прочитать их стеснялся.
«Ладно, – решила Галина Гавриловна, – разговорю я скромного Петю и на стихи, и на песни. Лишь бы он со мной остался».
В седьмом «В» все быстро привыкли к телефону Вити Рындина, который теперь практически у всех был под рукой. Сначала Витя никому не давал с него звонить – экономил деньги Арининого брата, но, посовещавшись с Ариной, изменил свою тактику. Пусть вор видит, что товар совсем близко, ходит по рукам, можно брать.
А между тем на педагогическом совете директор школы Михаил Афанасьевич сделал сообщение учителям, что в школе замечены частые случаи воровства денег и вещей. Директор просил учителей активизироваться и как можно бдительнее следить за своими учениками, пока дело не дошло до милиции.
Тогда же Петр Брониславович сообщил директору о том, что в его классе у девочки недавно пропал плеер. Директор взял это на заметку и обязал витающего в облаках физкультурника немедленно обо всех подобных случаях докладывать.
– Есть! – по-военному ответил учитель и решил тоже вплотную заняться поиском воришки. Хоть и не мог поверить, что такой имеется среди его милых ребятишек.
Но снова другие, более важные и конкретные дела отвлекли его…
На следующий день Петр Брониславович, которого продолжали терзать сомнения, как будет складываться дальше его личная жизнь, вышел на работу. На первом же уроке физкультуры в седьмом «В» он увидел Антона Мыльченко, вспомнил о своих планах относительно него и подозвал горе-поэта к себе. Петр Брониславович уже присмотрел для него отличное местечко на турнике, подогнал сразу погрустневшего Антошу к снаряду и заставил подтягиваться. Антон умел подтягиваться только один раз, что с большим трудом он Петру Брониславовичу и изобразил. Изобразил и повис, судорожно болтая ножками и извиваясь, как червяк на рыболовном крючке.
– Что, не можешь больше? – спросил Петр Брониславович. – Не разжимай руки! Пытайся.
– Не могу! – жалобно простонал Антоша.
