Кирилл Кащеев - Актеры на мушке
Малых я, конечно, поближе к шоссе на твердое выставила. Но все равно, когда Душка наконец встала со ступенек и, потягиваясь, как после честного трудового дня, провозгласила:
– Ну что, кажется, уже и готово…
Мы даже не поняли, что нас отпускают! Все заглушало наше собственное хриплое, с присвистом дыхание. И остановились только, когда Душка вдруг оказалась рядом со мной на мокром песке.
– Молодцы! – очень серьезно сказала она. – Самые лучшие, самые гениальные дети! Никакие беды нам нипочем, мы всегда выступим и всегда лучше всех!
И мои только что едва не помирающие мелкие ожили! Заулыбались, гордо переглядываясь…
– Давайте все скажем спасибо Юлечке, которая занималась с вами, не жалея сил, чтоб вы стали такими – лучше всех!
И малые дружно проскандировали:
– Спа-си-бо! – засвистели и захлопали, откуда только силы взялись.
Я им даже позавидовала – они еще покупаются на такую пургу. А я уже слишком хорошо знаю, когда я и вправду молодец, а когда фигней маюсь, чтоб отношений не портить, как сейчас!
– А теперь – все к столу! – бойко взмахнула рукой Душка.
– Ура! – заорали малые и кинулись к костру.
А я, пошатываясь, поплелась следом.
– У нас тут не стол. У нас тут… – Витка оглядела застеленные бумагой ящики. – У нас тут возвышение для еды, – наконец сформулировала она. – Но это не значит, что к нему надо приходить грязной, как свинья. – Замечание явно относилось к моей мокрой от пота морде, грязным ногам и разводам песка на шортах. Точно таких же «пропесоченных» малых, хватающих бутерброды замурзанными лапами, она словно и не замечала.
– Какая самокритика! – вяло восхитилась я, разглядывая мазки копоти у Витки на физиономии. На что-нибудь поостроумнее сил не хватало. Хотелось только плюхнуться хоть куда, хоть на тот же песок, и что-то сожрать! Но сперва – воды-ы!
– Я, между прочим, запачкалась, готовя на всех! Обо всех заботилась! – уточнила Витка – видно, боялась, что с первого раза мы не поймем. – Пока некоторые там выплясывали и песенки про растаманов пели!
Я чуть не подавилась остатками пересохшей слюны – попробовала бы она там повыплясывать! Да я бы с удовольствием поменялась, хоть перехватила бы чего…
– А почему «Чунга-Чанга» – про растаманов? – заинтересовался Лешка, пока я от бешенства раздувалась, как жаба, готовясь выпалить что-нибудь такое… эдакое… как только оно придет в голову…
– Потому что «счастье постоянно» у нормальных людей быть не может. Только у обкуренных торчков, – строго постановила Витка и – вот стерва наглая! – опять со значением посмотрела на меня. Да у самой папаша…
– Скорее, это интерпретация для детей истории о стране лотоса, где побывал Одиссей, – прихлебывая заваренный специально для нее жасминовый чай, сообщила Душка и тихонько пропела: – «…Кто здесь прожил час, Чунга-Чанга, не покинет нас». – Увидела Виткины остекленевшие глаза и махнула рукой, пробормотав: – Кроме курса декламации, надо бы еще и курс мировой литературы ввести, а то темные, как жители Чунга-Чанги. Виточка, если тебя не устраивает внешний вид Юлечки – помоги ей умыться! Возьмите водички, отойдите в сторонку и полей Юлечке на руки!
– Какая классная идея! – возрадовалась я, глядя, как теперь уже Витка раздувается от бешенства. У меня аж сил прибавилось, честное слово! Я бегом рванула к автобусу, уже оттуда крича на все шоссе: – Горничная! Подавай умываться!
– Сейчас я тебе подам! Сейчас я тебе так поддам! – заорала Витка и, схватив кастрюльку, рванула за мной. – На-а! Умывайся! – И она плеснула в меня водой! Жирной водой, в которой они явно что-то мыли!
Прямо на футболку Naf-Naf, я на нее полгода копила! По всему подолу расплылось пятно, ткань противно прилипла к коже. Витка захохотала, как гиена, размахивая пустым котелком. А я что? Я просто протянула руку – и отпечаток моей черной от грязи, а теперь еще и жирной ладони остался у нее на груди!
– Дура, это Lacoste! – заорала Витка.
– Китайская! – припечатала я.
– Я тебе покажу, китайская! – завопила Витка, толкая меня обеими руками. А я и упала – мне-то что, все равно на футболку и шорты уже без слез не взглянешь. Витка хищно сиганула на меня сверху, а я свернулась калачиком и как закричу – жалобно-жалобно!
– Татьяна Григорьевна, посмотрите, что она делает! Она меня бьет! Бьет!
– Да я тебя за эту футболку вообще убью! – завизжала Витка, и все ей как-то поверили. Может, потому, что я под шумок об подол ее футболки еще физиономию обтерла и на шортах ей отпечаток оставила.
– Витка! Совсем с ума сошла девка! – заорала Микулишна и рванула к нам. Нависшая надо мной Витка вдруг исчезла, словно вознеслась куда-то в небеса, а потом меня тоже ухватили за шиворот и вздернули на ноги. Микулишна встряхнула нас, как двух щенков.
– Виталина! – гневно потрясая окольцованными руками, возопила подскочившая к нам Душка-Череп.
А вы думали, Витка – Виктория? Фигли, Виталина она! Ну, понтярщица, правда?
– Ты ведешь себя… ведешь себя… – орала Душка, как никогда смахивающая на Череп. – Я начинаю думать, что ты, как вся ваша семья, – ненормальная! – стискивая кулаки, провизжала она.
И над шоссе повисла тишина. Даже машины не ехали в тот момент. Даже малые у костерка притихли, как подушкой прихлопнутые.
– Татьяна! – предостерегающе сказала Микулишна, отпуская Витку и одергивая на ней заляпанную отпечатками моих ладоней футболку.
И даже на лице Тоси – молчаливой, всегда согласной с начальством Тоси! – отразилось что-то вроде осуждения.
Мы не говорим о семье Витки. Потому что у Витки есть брат. Он совсем маленький, но… в общем, он скоро умрет. То есть его можно вылечить, но операцию делают только за границей, и стоит она сто тысяч евро. Государство даже иногда дает на такое лечение деньги, но там целая очередь, и брат Витки может не дотянуть. И еще есть всякие частные спонсоры, но… Дело в том… Когда у Витки в семье родился мелкий, им стало очень тяжело жить и… В общем… Виткин папа начал пить. Сперва по чуть-чуть, чтоб заснуть, чтоб напряжение снять, а потом все больше и больше… И теперь когда спонсоры узнают об этом – они отказываются давать денег. А Виткин папа понимает, что виноват, он старается сдержаться, а потом мелкому становится хуже, и папа снова срывается.
Вот поэтому даже я, даже когда очень хочу достать Витку, не говорю гадостей про ее семью. Только не думайте, что из каких-то добрых чувств! Был бы у нее просто папаша-алкаш, она б у меня об этом каждую секунду помнила! Но если ты издеваешься над сестрой больного ребенка – сама выглядишь хуже некуда. Одна наша Душка-Череп с ее тщательно отработанным идиотизмом может позволить себе такие штучки. А вы думали, она взаправду идиотка? Ну и наивные же вы, идиотки театров не создают и десять лет их в ежовых рукавицах не держат.
– Что я такого сказала? Ничего я особенного не сказала! – уловив всеобщее осуждение, быстренько пошла на попятный Душка. – Ну, даже если и сказала – смотрите, как хорошо подействовало! Сразу обе притихли! Марш быстро в автобус, переоденьтесь, а то приедет спонсор – а вы как потерпевшие кораблекрушение!
– А я думала, мы и должны выглядеть как потерпевшие кораблекрушение. Чтоб он себя виноватым чувствовал, – невинно заметила я. Ну а иначе зачем Душка пляски затевала? Иногда мне удается просчитать ее очередную придумку. Наверное, когда я смогу просчитывать все, спихну ее с места и сама стану режиссером. А что, чем я хуже?
– Вы должны выглядеть как элегантные, художественные, потерпевшие кораблекрушение из «Затерянных», а не… – Душка брезгливо скривилась, – как настоящие!
Гнилого реализма Душка не признает, не наш это жанр.
– Пошли, – тронув меня за руку, тихо-тихо сказала Витка, и мы полезли в автобус.
– Ненавижу его, – процедила Витка, плюхаясь в кресло.
– Ты хотела сказать – ее. – Разгребая валяющиеся на полу вещи, я пробурялась в хвост автобуса. Последний раз я «встречалась» со своим чемоданом, когда он мне на спину грохнулся… А потом куда его занесло?
– Кого – ее? А, Душку… Да ну ее! – отмахнулась Витка и глухо закончила: – Братца своего я ненавижу! Пока его не было – все хорошо было! – Она уже почти кричала.
– Не ори! – буркнула я, протискиваясь между стойкой с костюмами и уцелевшими рулонами декораций. В проходе чемодана не видно, может, сюда закинуло…
– Мы так хорошо жили… Папа… Папа нормальный был! – Витка всхлипнула. – А он родился, и все наперекосяк пошло… Денег нет совсем, все на лекарства… И на водку… Папа пьет, мама все время с ним… с братом… Ну и я тоже… А когда говорю, что мне на репетицию, – мама только смотрит… Так смотрит! И все тетки мои… и соседки… шу-шу, шу-шу, какая я плохая, брат болеет, а я не помогаю, думаю только о себе… Сами так ни разу даже не предложили с ним посидеть, за столько лет – ни единого раза! А я плохая, потому что из театра уходить не хочу! Иногда я думаю – пусть бы он уже умер! – страшным шепотом выдохнула Витка. – Сколько можно… Ну, давай, скажи и ты, какая я плохая! – со слезой в голосе прокричала она.
