Кирилл Кащеев - Сокровище forever!
– Дай сюда! – За несколько километров от музея, в рабочей комнате «Белого гуся» Сева выдрал телефон у Вадьки из рук и лихорадочно просипел в трубку: – Мурка, никто! Слышишь, ни один человек не должен покинуть зал! – И тут же Сева метнулся к микрофону и уже в полный голос решительно скомандовал: – Салям! Ломай дверь!
– Ты чего? – растерянный Вадька следил за действиями друга. – Мы и так там, что могли – уже поломали!
Сева поднял на Вадьку взгляд, сияющий бешеным азартом и настоящим победным торжеством:
– На что хочешь спорю – Остапчук не вызовет милицию! Даю ему двадцать… ну, тридцать минут – и он рванет к нашему великому сыщику, чтобы тот по-тихому вернул пропажу! Согласись, при таком раскладе не годится, чтобы великого сыщика нашли запертым в туалете! – закончил Сева. – Для имиджа плохо! Так что ломай, Салям, – что такое фанерная дверка по сравнению с золотой пекторалью! Ломай дверь, к черту!
На мониторе крашеная дверь туалета начала отдаляться – Салям отходил к дальней стене для разбега. Резко качнулась навстречу… Снизу вверх поперек экрана мелькнула вскинутая для удара Салямова нога.
– Не ногой! – завопил Вадька.
Поздно. Толстый каблук ботинка ударил в замок. Что-то хлопнуло, будто надутый бумажный пакет лопнул.
– Но это же другая нога! – заверещала Катька. – Или ты и сюда свои штучки насовал?
По Вадькиной несчастной физиономии видно было, что да – насовал.
Из другого ботинка Саляма тоже повалил черный дым, настолько плотный, что монитор снова затянуло сплошной непроницаемой пеленой. Кажется, дым был еще и едким, потому что из динамиков донесся судорожный кашель Саляма. Изображение задергалось – сгибающийся от кашля Младший Служащий заметался по туалетной комнате. Сквозь дым на него надвинулось что-то белое – кажется, умывальник, – и тут же послышался грохот. Потом что-то подвернулось под ноги – сдается, это был унитаз. Грохот повторился. Наконец Салям ударился обо что-то плечом… Дверь туалета хрустнула и вывалилась в коридор. Салям выкатился следом. Из-за его спины медленно и лениво плыли полосы черного дыма, вытягивающегося из туалета и расползающегося в воздухе музея.
– Ну все, ребята, – безнадежно вздохнула Катька, – с Севкиной любовью к гонорарам, а твоей, Вадька, страстью к технике нам теперь хочешь не хочешь надо получить заказ от Остапчука… и еще обязательно поймать вот этого, в черном, что тут бегал.
– Его-то зачем так уж обязательно? – мрачно пробурчал Вадька. Действительно, с вмонтированными в ботинки прибамбасами плохо получилось. А ведь на испытаниях все работало!
– А чтоб хотя бы разгром музейной экспозиции на него свалить! – ехидно сообщила младшая сестрица. – Потому что за разгром музейного туалета все равно платить нам. Из гонорара от Остапчука.
Глава 9. Похищение № 1
Поверх прижатого к Муркиному уху мобильника легла мужская рука, и девчонка увидела перед собой совершенно растерянные глаза Остапчука.
– Как похитили? – по-детски испуганно пробормотал Олег Петрович.
– Ну-у… – протянула Мурка, тоже слегка растерянно, – прокрались в нишу… задернули штору… разбили стекло, схватили пектораль и удрали!
– Почему ты не сказала, чтоб они этого не делали? – все еще заторможенно пролепетал Остапчук.
– Кому? – изумленно переспросила Мурка.
– Ну этим, им! Про которых ты рассказываешь! Ты их видела?
Мурка поглядела на Остапчука с жалостью.
– Конечно же, я не видела! – раздельно, как маленькому, пояснила она.
– Откуда тогда знаешь? – отрывисто бросил Остапчук.
– Я не знаю! – завопила Мурка, уже искренне пожалевшая, что вообще открыла рот. – Я предполагаю! Занавес задернут – значит, задернули! Стекло разбито – значит, разбили! Пекторали нет – значит, взяли и вынесли!
– Не могли из ниши ничего вынести! Когда стекло разбилось, я прямо перед ней стоял! – с тупым упрямством выдал Остапчук.
Мурка покорно вздохнула: надо потерпеть, ясно же, человек в шоке.
– У вас задняя часть этой самой ниши из чего сделана? – терпеливо спросила она Остапчука.
Олег Петрович уставился на болтающиеся занавеси, будто только сейчас задумался над этим непростым вопросом.
– Из ткани, – после долгого созерцания наконец заключил он.
– Ну? – переспросила Мурка.
– Ну? – все так же тупо ответил Остапчук.
– Ежу понятно! – не выдержал Кисонькин «эльф». – Просто-напросто отодвинули тряпку и выбрались с задней стороны!
– А вот и не могли! – с детским торжеством вскричал Остапчук. – У меня там милиционер сидит!
– А вот и не сидит, – уныло откликнулась Мурка.
– То есть как «не сидит»? – неверяще переспросил Остапчук и рванул через нишу, с хрустом давя осколки стекла. Рыча от нетерпения, он ухватился за занавесь и яростно отдернул ее в сторону. Между завесой, составляющей заднюю стенку ниши, и стеной самого музейного зала оставалось немного пустого пространства, в которое был втиснут обыкновенный старенький стул с драным дерматиновым сиденьем.
– Я бы сказала – никак не сидит, – разглядывая пустой стул, печально заключила Мурка.
– Боже мой! – судорожно комкая в руках край ткани, прошептал Остапчук и обвел толпящихся вокруг него людей безумным взглядом. – Так и есть – ее нет! – из груди его вырвался более осмысленный и совершенно душераздирающий крик. – Пектораль действительно украли!
– А что ж вы хотели, с такой-то организацией! – К нише невозмутимо подгреб Пилипенко с полной еды пластиковой тарелочкой в руках. Вожделеюще пошевелил пухлыми пальцами, выбирая, что б такое повкуснее подцепить. Наконец подхватил крошечный рулетик с начинкой, положил его на язык и, сосредоточенно причмокивая, пробубнил: – Думать надо, кого приглашаешь! Олигархов сюда всяких натаскали, а тех только подпусти к золотишку, сразу без штанов останешься! Мэра опять же с губернатором – еще того хуже! Так мало вам – вы и детскую мафию приволокли! – Он снова принялся копаться в своей тарелке, выискивая самые лакомые кусочки.
– Какую детскую мафию? – дрожащим голосом осведомился Остапчук.
– А вот этих! – невозмутимо кивая на Мурку и Кисоньку, сообщил Пилипенко. – Там, где эти появляются, там все пропало!
Девчонки уставились на Пилипенко с изумлением – им всегда казалось, что пропажи случаются там, где появляется Пилипенко.
– Вы что хотите сказать – девочки похитили пектораль? – насмешливо приподнимая безупречные брови, поинтересовался «эльф».
– А кто же еще? – Пилипенко был по-прежнему невозмутим. – Я их давно знаю, они во-от с таких лет чего-нибудь похищают! – Пилипенко сдвинул ладони так, что всем стало ясно – свою преступную деятельность Мурка с Кисонькой начали в возрасте трех-четырех месяцев от роду. Вероятно, были замешаны в краже памперсов. – У них ворованный антиквариат – складами! Секретные документы – стопками! Похищенные драгоценности – грудами! Будет теперь еще и ваша пектораль! И даже не надейтесь ее вернуть! – снова почмокивая от удовольствия, с набитым ртом объявил Пилипенко. – Детская мафия – она непобедима! Да-да! – с грустным цинизмом все повидавшего и разочаровавшегося в жизни человека сказал он, принимаясь обгладывать виноградную гроздь. – Я вот попытался с ними бороться – теперь на посту в музее стою! А ведь работал в уголовном розыске. Свой кабинет имел. – Пилипенко вздохнул.
– На посту? В музее? Стоишь? Это вот так ты стоишь? – Глаза Остапчука загорелись безумием.
Как торпеда, он вырвался из ниши и с ревом набросился на Пилипенко. Пластиковая тарелка отлетела в сторону. Бутербродики, зеленые корнишоны, рулетики, пирожки, маленькие пирожные и косточки съеденного винограда шрапнелью раскидало по залу. Крепкие пальцы бизнесмена сомкнулись на горле у милиционера. Лицо Пилипенко налилось кровью. Хрипя, старший лейтенант попытался отодрать от себя Остапчука. Но бизнесмен держал намертво. Пилипенко опрокинулся навзничь. Не разжимая стиснутых на горле врага рук, рычащий от бешенства Остапчук уселся ему на грудь.
– Это ты! Ты во всем виноват! Если бы ты не ушел с поста!.. Ты… – колотя головой Пилипенко о паркет, захлебывался яростью Остапчук.
– Снимай! – упоенно кричала журналистка Карина своему оператору, бегая вокруг сцепившихся мужчин. – Крупный план давай! Такой сюжет раз в жизни бывает!
– Стоп! – то ли самому себе, то ли оператору скомандовал Остапчук, враз останавливаясь. Его сомкнутые на горле Пилипенко пальцы разжались, ладонь поднялась и запечатала пялящийся на него стеклянный глаз телекамеры. – Никакого сюжета не будет, – очень спокойно, будто и страх, и растерянность, и бешенство враз исчезли, объявил Остапчук. Он аккуратно встал с Пилипенко, тщательно отряхнул брюки, поправил пиджак – теперь это был все тот же собранный бизнесмен, которого привыкли видеть остальные.
– Почему это не будет? – задиристо поинтересовалась журналистка.
