Лидия Чарская - Том 7. Приключения Таси
— Хорошо, — покорно отвечала Сове Тася, — я буду говорить так, как вы желаете, потому что мне хочется есть и очень надоело сидеть в этом противном карцере. Скажите, m-lle классная дама, где я могу найти что-нибудь поесть?
— Говорите прямо m-lle, не надо прибавлять "классная дама", — снова заволновалась Сова.
— Ну, прямо m-lle, — разом согласилась Тася, — дайте мне поесть!
— Все будет в свое время! — пообещала надзирательница. — Прежде всего идите в уборную. Оденетесь там в пансионерское платье, умойтесь и причешитесь, и когда ударит колокол, приходите вместе с другими пить чай.
— Я пила у мамы какао по утрам.
— Здесь вы будете пить то, что вам дадут, — сказала Настасья Аполлоновна.
"Такая же злючка, как наша Маришка. Вот противная!" — мысленно решила Тася. Однако, не посмев ослушаться, покорно пошла следом за классной дамой.
В небольшой комнате, куда привела ее надзирательница, стояло несколько умывальников, подле которых плескались пансионерки.
— Новенькую простили! Новенькую простили! — закричала Фимочка Ярош, старательно намыливая себе руки.
— Пойдемте, я покажу вам вашу постель в дортуаре, — подошла к Тасе Маргарита Вронская, или «Красавица», как ее называли девочки.
Маргарита была действительно прехорошенькая: тонкое личико, точеный носик с горбинкой и ласковые голубые глаза. Тасе она понравилась больше других. К тому же она не дразнила Тасю накануне и теперь обращалась с нею так, точно ничего не происходило между новенькой и остальными.
— А вы, должно быть, хорошая, — сказала Тася и, подпрыгнув, неожиданно чмокнула Вронскую в щеку.
Та рассмеялась.
— Забияка пришла! Забияка! — услышала за спиной Тася.
Она оглянулась и увидела Ярышку, насмешливо щурившую на нее свои бойкие глаза.
— Фима, молчи! Не смей задирать новенькую, — Дуся подошла к Тасе. — Они тебя не тронут больше, только ты сама не дразни их.
Дуся не солгала, сказав, что ее любят в пансионе. Маленькую сиротку слушались с первого слова. Даже самая отчаянная шалунья Ярош и злая горбунья Карлуша повиновались ей беспрекословно.
Ровно в восемь часов снова ударил колокол. Это глухая кухарка, готовившая для пансионерок, звонила к утреннему чаю.
Девочки с шумом вошли в столовую, но при виде сидевшего там за столом с газетой в руках Орлика и его сестры, разливавшей чай, разом притихли.
Каждая из пансионерок заняла свое место за завтраком, состоявшим из стакана чаю и куска свежего ситника.
Тася очутилась между Дусей и Маргаритой Вронской.
Дети завтракали молча.
И вдруг среди тишины Тася спросила:
— А что у вас сегодня за обедом на сладкое?
Это было так неожиданно, что Орлик выронил газету, a m-lle Орлик — крышку от чайника, которая со звоном упала на пол и разбилась вдребезги.
Тасе показалось это очень смешным.
Она расхохоталась, пригибаясь головой к столу, при этом задела кружку с чаем. Кружка опрокинулась, и на скатерти образовалось огромное пятно.
— Ай-ай-ай! Вот и Черное море! — Тася еще громче залилась смехом, — а вот и лодочка. Я пустила по морю лодочку, глядите! — кричала она, отрывая кусок ситного и бросая его в лужицу.
Кое-кто из девочек фыркнул.
— М-lle Стогунцева! — произнес своим невозмутимым голосом Орлик, — потрудитесь пересесть за штрафной стол у окна, — и он указал место Тасе.
У окна стоял непокрытый ни скатертью, ни даже клеенкой простой некрашеный деревянный стол и табурет. Тася брезгливо поморщилась, но ослушаться, однако, не посмела, помня о темном карцере.
Новый удар колокола возвестил начало урока. Дети прошли в классную — большую светлую комнату в четыре окна.
Сова подозвала Тасю и велела ей сесть подле Дуси, Евдокии Горской.
Девочки разместились по своим местам, и в классную вошел, подпрыгивая на ходу, господин небольшого роста и очень полный, учитель истории, географии и зоологии, фамилия которого была Васютин. Сегодня первым был урок географии.
Между воспитанницами пансиона Орлика была заметная разница в возрасте, и часть их составляла старшее отделение, которое состояло из Красавицы или, вернее, Маргариты Вронской, Степы Ивановой, прозванной графиней Стэллой, Лизы Берг, Маруси Васильевой и Гали Каховской — смуглой, миловидной хохлушки. Остальные семь девочек были в младшем отделении.
Сейчас был урок младших, а старшие, чинно сидя за столами, могли заниматься своим делом.
Петр Петрович Васютин своей подпрыгивающей походкой обошел учебные столы, за которыми сидели девочки, и, заметив новую ученицу, Тасю, спросил:
— Новенькая? Славно! Очень рад познакомиться. Очень рад! Очень рад! Учились чему-нибудь из географии?
Тася молчала.
— Учились чему-нибудь из географии? — повторил свой вопрос учитель, с удивлением разглядывая черноглазую девочку.
Новое молчание было ответом ему.
— Что же это с нею? — обратился учитель ко всему классу, и на лице его выразилось самое неподдельное изумление.
Девочки сдержанно улыбались, предвидя новую потеху.
— Она, Петр Петрович, немая! — выкрикнула со своего места неугомонная Ярышка.
— Вот как! Бедняжка! — не то сочувственно, не то насмешливо произнес Васютин.
По лицу новенькой проскользнула плутоватая улыбка. Неожиданно Тася вытянула губы и протяжно замычала на весь класс: "Ммм! Ммм!" — как это обыкновенно делают немые.
Девочки покатились со смеху. Сова, присутствовавшая на уроке, привскочила со своего места и, грозя пальцем, кричала:
— Молчать! Сию минуту молчать!
— Ммм! Ммм! — мычала Тася.
— Ха, ха, ха, ха! — покатывались со смеху пансионерки.
В классе стоял гам.
И вдруг, перекрывая его, прозвучал серебристый голосок Дуси:
— Нехорошо! Стыдно! Гадко! Не умеешь себя вести за уроком.
Сова подскочила к Тасе, схватила ее за руку и вытащила на середину класса.
— Стойте здесь! — приказала она, — и пусть все видят, какая вы невозможная девчонка!
— Ай, ай, ай, как не стыдно! — сказал Васютин и, отвернувшись от Таси, принялся объяснять младшим пансионеркам, какие моря существуют на белом свете.
* * *Лишь только учитель вышел, девочки с шумом обступили Тасю.
— А ты молодец, Стогунцева, — сказала Ярышка. — Мм! Мм, — передразнила она ее. — Славно!
— Недурно! — поддержала Фимочку Васильева. — Васютин порядочная злюка, и его стоит хорошенько извести!
Тася чувствовала себя чуть не героиней. Все внимание класса было обращено на нее. Ее выходка позабавила всех. Девочки улыбались сочувственно, кроме старших, которые занимались своими делами и нимало не обращали внимания на малышей.
Но радость Таси была преждевременна. Дуся посмотрела в лицо Таси своими честными голубыми глазами:
— То, что ты сделала сегодня, гадко и дурно.
— Это не твое дело.
— То, что ты сделала, нехорошо — повторила Дуся.
— Убирайся! — Стогунцева оттолкнула от себя свою новую подругу.
— Девочки! Девочки! Смотрите, она обижает нашу Дусю! — всполошилась Маргарита Вронская.
— Не смей обижать Дусю! — подскочила Васильева к Тасе.
— Дуся наша — милочка! Мы не позволим обижать ее! — вторила им смугленькая хохлушка Каховская из старшего отделения пансиона.
— Да, да! Не позволим! — отозвались близнецы — сестрицы Зайка и Лиска.
— Ах, ты, Задира Ивановна, Забияка Петровна! — прыгала вокруг Таси Ярышка.
— Забияка! Забияка! — подхватила Карлуша.
Тася готова была расплакаться злыми бессильными слезами. К ее счастью, в класс вошел учитель русского языка и арифметики Баранов, и девочки чинно разместились за своими столиками. Одна только Дуся не успела занять своего места.
— М-lle Горская, — спросил учитель, — что же вы? Прогулку задумали в неурочное время!
— Это не она виновата, а новенькая! — крикнула со своего места Ярышка.
— Ярош, тише! — остановила девочку надзирательница.
— Правда! Правда! — подтвердили все. — Новенькая виновата! Новенькая!
— Мне нет дела, кто виноват, — сказал Баранов, — я вижу, что m-lle Горская не на месте, и делаю ей замечание за дурное поведение, — он обмакнул перо и написал что-то в классном журнале.
— Это несправедливо! — неожиданно раздался голос с половины старших. — Дуся не виновата! Нет! Нет! — и Маргарита Вронская встала со своего места.
— Не виновата! — вторила ей графиня Стэлла.
— Не виновата! — отозвалась всегда невозмутимая Лизанька Берг.
— Молчать! — прикрикнула Сова на расходившихся девочек.
— Я вас прошу не шуметь! — надрывался учитель.
Но девочки уже не могли успокоиться, дело касалось их любимицы Дуси, которую обвиняли незаслуженно. Они волновались и шумели, как стая крикливых воробышков.
