Сергей Антонов - Молодые граждане

Но тут он заметил на небе тучу и увидел, что под навесом нет ни одной лошади.

С высокой крыши колхозного клуба громкоговоритель что-то хрипло кричал простуженным голосом.

Тут Егорка понял вдруг, что он проспал долго, и ужасно рассердился на Бобика.

— Это ты меня заснул! — крикнул он, кинувшись к щенку. — Зевака несчастный!

Хотел со зла поддать щенку ногой, но Бобик увернулся. Егорка полетел на землю и больно расшиб себе коленку. От обиды и боли нижняя губа Егорки задрожала, подбородок задергался и из глаз хлынули слезы. Егорка заревел, да так, со слезами, и побежал по дороге в луга.

А деревня как вымерла, и не было в ней ни одного человека, чтобы расспросить Егорку, что у него за горе, и утешить его.

Добежав до горки, откуда открывался широкий вид на луга, Егорка остановился и с удивлением протер кулаками глаза.

Луга уже не напоминали издали кочковатого болота. Частые кочки-копёшки исчезли с них, взамен их выросли большие редкие скирды — зароды.

Одна — последняя скирда — еще не была готова. Со всех сторон работники подгоняли к ней лошадей, лошади волокли за собой копны сена. Егорка уже раньше видел, как это делается, и потому не удивлялся, как это копна сена сама собой едет по лугу за лошадью. Он знал, что под копну подкладывают жерди и обвязывают ее веревкой.

На невысокой пока еще скирде стояло восемь парней. Снизу мужики и женщины на вилах подавали им сено из подвезенных копен. Парни наверху принимали охапки сена и крепко уминали его ногами. Скирда быстро росла вверх.

Но не ждала и туча. Она заходила из-за озера, и рваные края ее быстро приближались к солнцу.

Егорка видел, как на дороге из Заозерья примчался Анатолий Веденеевич на своем высоком рыжем коне. Он показывал на что-то рукой и отдавал приказания громким голосом. Но слов Егорка на таком расстоянии не мог разобрать. Он припустил дальше и через несколько минут подбежал к скирде. В горячке работы никто не заметил ни его, ни бежавшего за ним Бобика. Работа здесь была не по плечу маленькому Егорке. Он успел только помочь одной девочке подвезти к скирде последнюю копёшку сена.

Туча между тем уже скрыла под собой солнце. На луга набежала тень, и с каждой минутой кругом становилось все темнее. Казалось, среди бела дня настает ночь.

Но колхозники уже вершили последнюю скирду. Они прикрыли ее сверху сеном поплоше и тяжелыми, густыми ветками, которые принесли ребята из ближнего кустарника. Председатель крикнул, чтобы еще почаще накрыли сверху жердями.

Внезапно из-под тучи рванул ветер. Оставшиеся на земле клочья сена взметнулись на воздух. Но повредить плотно утоптанной и прикрытой сверху скирде не мог даже этот вихрь. Видно было, что председатель обо всем заранее подумал, обо всем позаботился. Пока парни слезали сверху, один из колхозников уже опахивал скирду неизвестно откуда взявшимся плугом: делал вокруг нее канавку для стока воды.

Работа была кончена. Все сено было спасено.

Но тревога еще не успела улечься. Колхозники беспокойно переглядывались молча, точно силясь вспомнить, что такое ими еще не доделано.

В это время раздался негромкий сухой звук — плятц! — и ослепительно сверкнула молния. Почти сразу же за ней ударил и раскатился оглушительный гром. Все вдруг задвигались, закричали и побежали к дороге. Кто был при лошадях, садился верхом и мчался в деревню. На дороге стоял Гешин грузовик, и Геша созывал к нему всех частыми гудками. В одну минуту в кузов грузовика залезли мужчины и женщины. Они наклонялись через борт и, схватив за руки ребят, втаскивали к себе в кузов. Наконец Геша дал последний гудок, и машина, битком набитая колхозниками, с шумом тронулась к деревне.

Грузовик укатил, и в лугах настала зловещая тишина. Слышался только отчаянный голос Егорки: «Бобик! Бобик!»

Напуганный близко ударившей молнией и страшным грохотом грома, щенок забился куда-то в кусты. Егорка не захотел оставить его одного и не поехал со всеми на машине.

— Бобик! Бобик! — несся его тоненький голос из кустов.

Но Бобик не показывался.

Все больше и больше темнело. Вдруг опять сверкнула молния и раскатился оглушительный гром. Жуть взяла Егорку.

«Вот брошу его тут, — подумал он про щенка, — и пускай его волки съедят!»

Но сразу же стало стыдно этой злой мысли.

«Он ведь маленький, глупый еще… Напугался, дурашка».

Егорка прошел весь кустарник и остановился на опушке:

«Вернуться? Еще раз обыскать все кусты?»

Но тут вдруг в траве зашевелилось что-то черное, длинное. Егорка даже вздрогнул: «Гадюка?..» И вдруг понял: «Да ведь это же Бобкин хвост!»

Щенок сейчас же был вытащен за хвост из-под куста и получил строгий выговор от хозяина. Медлить, однако, было нельзя: уже ударили первые тяжелые капли дождя. В невысоком, жидком кустарнике нечего было и думать спрятаться. Егорка огляделся и с Бобиком подмышкой помчался к скирде. Он с подветренной стороны прижался спиной к скирде. И пора было: дождь полил, как из бочки. Зачастили молнии, гром сливался с громом в сплошной грохот. Бобик повизгивал от страха и жался к Егорке. А у Егорки страх совсем прошел: здесь, в этом превосходном укрытии от дождя и ветра, с несмышленышем-щенком на коленях он чувствовал себя совсем большим и спокойным. Ведь он должен был заботиться о маленьком, как это делают взрослые.

— Ну, что дрожишь, дурашка? — ласковым голосом говорил он Бобику, гладя его по шелковистой спинке. — Плохо тебе разве тут? Что вздрагиваешь? Грома боишься? Да ведь он вон уж куда укатился…

И правда, гром стал тише, гроза отдалялась. Но ливень был такой, что за сплошной стеной воды потерялись даже ближние кусты. Всюду стояли лужи, из них выскакивали большие пузыри и тут же лопались. По канавке, сделанной плугом, бежал быстрый ручеек. Ветер со всей силы налетал на скирду, но ничего не мог ей сделать и только гнул гибкую стену ливня.

Тучу пронесло неожиданно быстро. Разом кончился ливень. Опять стало светло и на небе ослепительно засверкало солнце. Дышать было легко и радостно. И все кругом — трава, кусты, сено в скирде, — все сияло неисчислимыми звездочками дождевых капель.

По дороге из деревни, разбрызгивая лужи, мчался грузовик. Поравнявшись со скирдой, он остановился. Геша открыл дверцу кабины и крикнул Егорке:

— Ты куда ж это запропастился? Сам Анатолий Веденеевич забеспокоился. «Поезжай, — говорит, — привези братишку». Я говорю: «Бензин только зря тратить: не пропадет Егорка, не маленький». Так и есть: ишь ведь, даже не вымок нисколько!

— Я под скирдой сидел, — сказал Егорка, подхватил Бобика и полез к брату в кабинку.

Председателя колхоза Егорка встретил только вечером того дня, после ужина. Анатолий Веденеевич о чем-то беседовал на крыльце правления с конюхом — дедом Савелием.

— Эге, Бригадирыч! — крикнул он Егорке, завидев его издали. — А ну, топай сюда!

И когда Егорка подошел, сказал, обращаясь к деду Савелию:

— Молодец он у меня нынче: весь народ собрал на помощь, на сеновицы-то! Наградить надо парня. Возьмешь его нынче в ночное?

Ехать с дедом Савелием в ночное считалось у ребят большим счастьем. Можно было и верхом прокатиться и сказки послушать: дед был мастер сказки рассказывать.

— Что ж не взять, — согласился дед Савелий и подмигнул председателю: — Он у нас наездник лихой, с седла не свалится. Поскольку седел у нас и в заводе нет…

Егорка помчался домой.

— Мам! — крикнул он еще с порога избы. — Дай шубачок! Я с дедушкой Савелием в ночное — председатель велел!

— Еще чего выдумал! — рассердилась мать. — Наряд тебе председатель дал! Утром на рыбалку, теперь в ночное, — отдыхать-то когда же?

— Да-к ведь на рыбалку-то я же вчера ходил… — начал было Егорка и осекся.

Помощь неожиданно пришла от отца:

— Ишь ведь: вчера, думаешь! Длинен же для тебя день выдался! А всё заботы да хлопоты. И соснул ты среди дня — вот и разбил себе сутки надвое. Ну, ничего… Пусти его, мать, в ночное. Это ему премия за утрешнюю рыбку да за сеновицы. Он у костерка поспит. Дедушка Савелий за ним присмотрит.

Поворчала мать, поворчала, потом все-таки дала полушубок, да краюху хлеба, да молока бутылку.

Солнце уже село в далекий лес, когда Егорка прибежал в конюшню. Дед Савелий положил полушубок на спину невысокой лошадке мышиной масти и посадил на него Егорку. Выпущенные из конюшни кони, хорошо зная дорогу, сами побежали на берег озера, где для них был огорожен большой выпас. Дед и Егор ехали сзади и степенно беседовали. Они уже выехали за околицу, когда их с обиженным лаем догнал Бобик.

— Верный у тебя дружок, — усмехнулся дед. — Вырастишь — добрым сторожем тебе будет.

— А то как же! — с важностью сказал Егорка. — Чай, волкодава рощу.